Она ушла к речке посуду мыть, Никита поспешил к «газику» с выгоревшим брезентовым верхом. Взглянув на отца и дядю, будто спрашивая разрешения, забрался в кабину, сел за руль. И лицо у него было довольное.
— Слышал, что твой братец Леонид зимой тут объявился? — когда они остались вдвоем, сказал Дмитрий Андреевич. — Какие-то счеты у него были с Матвеем Лисицыным, прикончил его и скрылся. По всей стране ищут, но он не оставил следов.
— Не думал я, что он, собака, если жив остался, сюда когда-либо нос сунет, — помолчав, угрюмо заметил Семен Яковлевич. — Меня спрашивали и на Дальнем Востоке про него.
— Куда надумал-то? — перевел разговор на другое Дмитрий Андреевич. — Я, конечно, тебя не тороплю. Отдохни как следует…
— Мне все равно, — махнул рукой Семен Яковлевич.
Разговор о младшем брате явно его расстроил. Он сломал папиросу, достал другую и, позабыв зажечь, мял во рту. Появившиеся глубокие складки на лбу и у обветренных губ сразу на несколько лет состарили его.
— Не хочешь в Климово? — предложил Абросимов. — У нас тут большое строительство. И для Вари найдется интересная работа в Доме культуры.
— Из Андреевки мы никуда, — отказался Семен Яковлевич. — Мать хворает, да и Варя отсюда ни за что не согласится уехать. Рада без памяти, что наконец дома.
— Тогда можешь хоть завтра принимать дела у бывшего директора деревообрабатывающего завода, — сказал Абросимов. — Собственно, за этим я к тебе и приехал.
— А куда же нынешнего? — растерянно спросил Семен Яковлевич. Предложение секретаря райкома застало его врасплох.
— Под суд, — жестко ответил Абросимов. — Продал, ворюга, три вагона строевого леса на Украину, а денежки прикарманил. Такие вот дела!
— У меня ведь другая специальность, — сказал Семен Яковлевич. — Я — строитель.
— На Дальнем Востоке заворачивал такими стройками, неужели не потянешь маленький заводик?
— Лесопильный цех там ни к черту не годится, — заговорил Супронович. — Оборудование допотопное, да и какой это цех, если стены стоят, а крыши нет над головой. И новый мебельный — пока что одно название! Побывал я там, посмотрел… Не знаю, кто только такую продукцию у них покупает.
— Я знал, что ты согласишься, — сказал Абросимов. — Пока это всего-навсего заводишко, а ты сделай его, Семен, заводом. И райком тебе поможет.
— А чего это ты толковал про Климово? — спросил Семен Яковлевич. — Из-за Леньки? Думаешь, и на меня будут земляки коситься?
— Я этого не думаю, — отрезал Дмитрий Андреевич. — Хочется верить, что рано или поздно его поймают.
— Веришь, рука не дрогнула бы…
— Верю, — сказал Абросимов.
2
Леонид Супронович вылез из вишневого «мерседеса» вслед за высоким молодым человеком в узком костюме с треугольным кончиком платка в нагрудном кармане. Солнце ярко светило на безоблачном небе, нежно зеленели подстриженные деревья вдоль металлических сеток, окружающих каменные виллы. Узкие красные дорожки пересекались с заасфальтированными широкими подъездами. Когда «мерседес» впритык остановился возле высоких железных ворот, выкрашенных в серебристый цвет, как и крыша двухэтажной виллы, створки бесшумно ушли на роликах в стороны. В кирпичной пристройке возле ворот никого не было видно. Перед виллой раскинулись несколько ромбовидных клумб, газоны аккуратно подстрижены — этакий зеленый бобрик! Двери гаража вели в подвальное помещение. Не очень высокие деревья на территории мало давали тени. Они тоже были подстрижены. На первом этаже бросалось в глаза широкое, сверкающее на солнце окно — такие окна бывают в мастерских художников. Зато окна на втором этаже были небольшие, полукруглые. На крыше торчало несколько антенн.
Молодой человек, которого никак нельзя было назвать многословным, провел Леонида Супроновича в комнаты нижнего этажа. В холле, обитом коричневыми деревянными панелями, с большим, выложенным красным кирпичом камином, никого не было. Перед широкой тахтой с диванными подушками стояли низкий квадратный стол, несколько кресел. Огромное кресло черного дерева с высокой спинкой нарушало общий современный стиль холла. Возле камина, снизу забранного решеткой, стояли черные, с фигурными бронзовыми рукоятками щипцы, кочерга и еще какое-то незнакомое Леониду приспособление, напоминающее большие ножницы.
Молодой человек поднялся по резной, с балюстрадой, деревянной лестнице на второй этаж. Взгляд Супроновича остановился на баре с холодильником: он с утра ничего не ел, а было уже около пяти вечера. Скользнув равнодушным взглядом по трем модернистским картинам непонятного содержания на стенах, он вздохнул и откинулся на мягкую спинку резного кресла. Хотя колени и торчали перед глазами, сидеть было удобно.
Леонид Супронович мог считать себя счастливчиком: с риском для жизни перешел границу и снова в ФРГ, ему есть что сообщить хозяевам. Едва избежав пули пограничника, он дал себе клятву, что больше ни за какие коврижки не отправится в Россию. Марок он заработал за эту операцию достаточно, привезенные драгоценности надежно спрятаны в железобетонном бункере, сохранившемся с войны. Бункер, вернее, бомбоубежище находится на территории дома Маргариты в Бонне. Его и не видно из-за разросшихся кустов малины и крыжовника. Маргарита не знает, где тайник. Даже ей Леонид не доверяет. Есть у него подозрение, что, пока он рисковал своей шкурой в России, пышная рослая немка снюхалась с чиновником из муниципалитета. Иначе с какой стати он зачастил по субботам к ним на кофе? Когда прижал к стенке Маргариту, та заявила, что Эрнест — так звали этого проклятого чиновника — помог ей получить лицензию на открытие парфюмерного магазина. Может, и помог, но Леонид-то знает, что там ничего не делается даром…
По лестнице спустился в кремовом летнем костюме улыбающийся Бруно фон Бохов. Он был чисто выбрит, без усов, от него исходил запах хорошего одеколона. Леонид не особенно удивился, увидев разведчика, хотя молодой человек с военной выправкой, доставивший его сюда, и не сообщил, к кому они едут. Значит, эта великолепная загородная вилла принадлежит Бруно? Быстро же разведчик абвера акклиматизировался в Западной Германии! Он немец, ему легче, а вот сумеет ли он, Леонид Супронович, стать не зависимым ни от кого?..
— Со счастливым возвращением! — тряс ему руку Бруно. По-русски он говорил почти без акцента. — Далеко не каждому, Леонид Яковлевич, везет так, как тебе.
— Не чаял и живым сюда вернуться, — счел нужным заметить Супронович. — Меня там чуть не подстрелили.
— Как это говорят в России? — улыбался Бруно. — Береженого бог бережет?
Он бросил взгляд на дверь, ведущую в другие комнаты, и она, будто повинуясь его взгляду, распахнулась, на пороге показалась стройная белокурая женщина с блестящим подносом в руках. Поставив поднос на квадратный стол, вопросительно взглянула на Бруно васильковыми глазами.
— Спасибо, Петра, — сказал он по-немецки. — Поставь в холодильник еще бутылку водки. Наш гость предпочитает русскую…
Молодая женщина улыбнулась, показав белые зубы, и удалилась. По тому как она высоко держала белокурую голову, чувствовалось, что она не служанка в этом доме. «А у тебя губа не дура! — с завистью подумал Леонид. — Эта Петра не чета моей корове…»
— Петра — мой личный секретарь, — счел нужным пояснить Бруно.
Казалось, он насквозь видит Леонида. Взял с подноса запотевшую бутылку смирновской водки, налил в стакан гостю, а себе плеснул самую малость в толстую хрустальную стопку. На тарелках разложены тонко
