— Почему? — удивился Николай.
— Я вовсе не уверен, как твой доктор, что о существовании этого мира и возможностях, которые он дает тем людям, что держат его под контролем, знают только он и его министр. Доктор даже не подозревает, на что были способны органы госбезопасности в мое время. Сейчас, конечно, они уже не те, но не думаю, что совсем потеряли хватку. Это самовосстанавливающаяся организация, и никакие политические передряги не заставят ее выпустить из рук наиболее важные тайны. Доктор думает, что его допустили в самые секретные архивы, показали все касающиеся этого дела документы. Наивный… Я пытался переубедить его, но он не хочет разговаривать на эту тему. Наверное, упрямство — отличительная черта гениев. Да-да, твой доктор — настоящий гений! Конрад понял это и потому решил оставить ему жизнь.
— Вы думаете, что чекисты держат меня под колпаком? — насторожился Николай.
— Уверен. Конечно, здесь они тебя не достанут, а вот когда вернешься, обложат со всех сторон. И так, что ты никогда этого не заметишь.
— Но какое это имеет отношение к вашему нежеланию возвращаться?
— Самое прямое. Мое возвращение никогда бы не осталось незамеченным. Сколько бы ни прошло времени, всегда найдутся осведомленные люди, которые захотят использовать меня в своих интересах. И у меня оставалось бы всего два выхода — или служить им, занимаясь тем, чем заниматься я категорически не желаю, или объявлять им войну с заведомо известным финалом. Запомни навсегда — сколько бы политики ни вводили тебе в уши, что пекутся исключительно о благе народа, на самом деле они всегда будут руководствоваться невидимыми подводными течениями, о которых ты никогда не узнаешь. За контроль над человеком, обладающим такой уникальной информацией, будут драться противоборствующие силы, а сам он окажется как зернышко между жерновов. И учти, говоря о себе, я имею в виду и тебя. Все это обязательно случится с тобой, когда ты вернешься, и тебе придется делать выбор. Но, что бы ты ни решил, не забывай — тебе есть где укрыться. Для тебя всегда найдется место здесь. Даже если «апостолы» снова возьмут верх.
Теперь, сидя у дверей комнаты, откуда министр выставил его без всякого стеснения, Лесовой вспоминал тот разговор и укреплялся в мысли, что Звереву действительно было дано видеть то, что не видят другие. Недаром его пригрел сам вождь народов, никогда не ошибавшийся в людях.
После общения с полковником Лесовой стал замечать за собой некоторые странности. В беседах с различными людьми он, сам не зная, как это у него получается, безошибочно определял, когда собеседник говорит неправду или просто что-то недоговаривает. Например, разговаривая с Николаем Никитиным, он понял, что тот тщательно скрывает свое нежелание возвращаться домой. Разгадал и причину — дома тезку ждали крупные неприятности и опасные разборки из-за давних финансовых дел, которые он не успел или не смог уладить до своего похищения. (Этот разговор произошел еще до того, как жители Магадана стали в массовом порядке прибывать в «новый мир».) Когда Лесовой, желая проверить догадку, спросил его напрямик, Никитин сильно смутился, но отпираться не стал, все подтвердил.
Кроме этого, даже не заговаривая с человеком, по едва уловимому разноцветному свечению вокруг его фигуры он научился определять то, что назвал для себя соотношением доброго и злого начал, степень надежности этого человека. И в соответствии со сделанными выводами решал, можно ли ему доверять. К его большой радости, ближайшие друзья, Дмитрий и Леня, безукоризненно прошли этот «тест».
Здесь, дома, Николай с первых же шагов, со встречи с присланными министром конвоирами, почувствовал — это появившееся у него в «новом мире» умение ослабло, но не пропало совсем. Во всяком случае, его хватило, чтобы увидеть исходящую от охранников опасность, понять, что при малейшем неверном шаге они готовы разорвать его в клочья. Это же касалось и трех телохранителей, бдительно следящих сейчас за каждым его движением.
Сейчас Николай сидел, прикрыв глаза, и делал вид, что задремал. На самом деле он сделал это, чтобы не видеть мелькающих перед глазами охранников. Он постарался полностью отрешиться от окружающей обстановки, чтобы проанализировать каждое слово, произнесенное министром во время разговора, каждый его жест, и сравнить их с цветным рисунком, который хоть и с большим трудом, но удалось рассмотреть. В принципе, он не сильно отличался от рисунка, окружающего любого другого человека. В меру добра, в меру зла. Вот только доминирование ярко-малинового цвета выдавало неутолимую тягу, чуть ли не болезненное пристрастие этого человека к неограниченной власти. Участки, окрашенные в такой цвет, ему приходилось видеть в ауре многих людей, но такой большой, подавляющий многие другие цвета, он видел впервые. И еще невероятную внутреннюю силу и собранность, позволяющие ему оказывать влияние на других людей и подчинять их своей воле.
В разговоре с доктором министр не только многого недосказывал, но и тщательно что-то скрывал. Об этом свидетельствовали выражение его глаз, непроизвольные жесты, которые не в силах сдержать ни один человек, переливы цветных волн в ауре и что-то еще, чему Лесовой не только не мог дать названия, но даже был не в силах определить, откуда приходит это чувство. Но определить, что именно он скрывал, так и не удалось. Точнее, закаленный ум министра и его невероятная самодисциплина не позволили это сделать. Мелькали лишь какие-то смутные обрывки мыслей о порядке в стране и богатствах «нового мира». Николай пришел к выводу — если министру удастся реализовать свою тягу к власти, намного большей, чем он имел сейчас, и организовать ее согласно своим принципам и убеждениям, из него получится не самый худший диктатор.
Вот только сможет ли кто-то воспользоваться богатствами и возможностями «нового мира» — большой вопрос. У полковника Зверева насчет этого тоже было свое особое мнение, которое он не скрыл от Николая.
— Многие хотели бы получить доступ к богатствам этого мира, — сказал полковник, — уж больно он привлекателен, и не только из-за золота. Если местные растения приживутся в земных условиях, можно будет прокормить миллиарды и снять продовольственную проблему. Мощный толчок получит медицина — ты сам видел, как сок местных плодов заживляет раны. Да и вообще, люди здесь почти не болеют. Но это только одна сторона вопроса. Существуют еще магические техники «апостолов» и этот проклятый наркотик джандрашан, делающий из человека послушную куклу, а заодно во много раз повышающий его работоспособность и продлевающий активную жизнь. Именно они скорее всего привлекут, а может быть, уже привлекают жадных до власти и до богатства политиков. Может получиться так, что они завершат дело «апостолов». Сделают то, что не сумели сделать они.
Зверев вздохнул.
— Да, Коля, единственный человек, из тех, кого я знал, которому все это не вскружило голову, — это Хозяин. Знаешь, что он сказал однажды Лаврентию, когда тот убеждал его все-таки воспользоваться преимуществами единовластного доступа к богатствам «нового мира»? На чужом горбу, говорит, в рай не въедешь. Запомни это, Лаврентий! А ведь у него была реальная возможность полностью контролировать все контакты с «апостолами», а их самих держать в кулаке. Но Хозяин заглядывал далеко вперед, и вскоре я получил приказ отправляться с батальоном в занятую фашистами Польшу. На этом все и кончилось. Я до сих пор не знаю, кто сдал нашу миссию. Как ни пытался, но не могу проникнуть взглядом в некоторые места. Наверное, я не один такой, кто-то работал против меня на высоком уровне, но кому он служил, не знаю. Вот и из тебя может получиться классный специалист, задатки у тебя — дай бог каждому!
— Не хочу! — сказал тогда полковнику Николай. — В этом случае придется кому-то служить, а я, честно говоря, не вижу во власти тех, кому можно доверять.
— Может быть, ты и прав, — подумав, ответил Зверев. — Я опрашивал всех, кто прибывал к нам, и имею представление о вашей нынешней жизни. Конечно, то, что знают простые люди, чаще всего сильно отличается от того, что на самом деле происходит во власти. Но кое-какие выводы я все-таки сделал. Раньше ваши правители только распоряжались богатствами страны, а теперь им захотелось владеть ими безраздельно. Их целью стало хапнуть за время правления как можно больше, а уходя на покой, вытребовать неприкосновенность не только себе, но чуть ли не внукам. Да, Хозяин тоже был не подарок, но в чем его нельзя обвинить, так это в жадности или стяжательстве. А нынешних, я считаю, нельзя и близко подпускать к «новому миру».
— Может быть, поэтому вы и остаетесь? — заподозрил Лесовой.
— Ерунда! Как я смогу воспрепятствовать, если против меня двинется мощь государства? — грустно улыбнулся полковник. — Нет, Коля, я просто остаюсь доживать, и единственная моя забота — сохранить
