А. С. Рославлеву

Я знаю вас не понаслышке, О верхней Волги города! Кремлей чешуйчатые вышки, Мне не забыть вас никогда! И знаю я, как ночи долги, Как яр и краток зимний день, — Я сам родился ведь на Волге, Где с удалью сдружилась лень, Где исстари благочестивы И сметливы, где говор крут, Где весело сбегают нивы К реке, где молятся и врут, Где Ярославль горит, что в митре У патриарха ал рубин, Где рос царевич наш Димитрий, Зарозовевший кровью крин, Где все привольно, все степенно, Где все сияет, все цветет, Где Волга медленно и пенно К морям далеким путь ведет. Я знаю бег саней ковровых И розы щек на холоду, Морозов царственно-суровых В другом краю я не найду. Я знаю звон великопостный, В бору далеком малый скит, — И в жизни сладостной и косной Какой-то тайный есть магнит. Я помню запах гряд малинных И горниц праздничных уют, Напевы служб умильно-длинных До сей поры в душе поют. Не знаю, прав ли я, не прав ли, Не по указке я люблю. За то, что вырос в Ярославле, Свою судьбу благословлю!

Январь 1916

Царевич Димитрий*

Давно уж жаворонки прилетели, Вернулись в гнезда громкие грачи, Поскрипывают весело качели. Еще не знойны майские лучи. О май-волшебник, как глаза ты застишь Слезою радостной, как летом тень! Как хорошо: светло, все окна настежь, Под ними темная еще сирень! Ах, пробежаться бы за квасом в ледник, Черемуху у кухни оборвать! Но ты — царевич, царский ты наследник: Тебе негоже козликом скакать. Ты медленно по садику гуляешь И, кажется, самой травы не мнешь. Глядишь на облако, не замечаешь, Что на тебя направлен чей-то нож. Далекий звон сомненья сладко лечит: Здесь не Москва, здесь тихо и легко… Орешки сжал, гадаешь: чет иль нечет, А жаворонки вьются высоко. Твое лицо болезненно опухло, Темно горит еще бесстрастный взгляд, Как будто в нем не навсегда потухло Мерцанье заалтарное лампад. Что милому царевичу враждебно? На беззащитного кто строит ков? Зачем же руки складывать молебно, Как будто ты удар принять готов? Закинул горло детское невинно И, ожерельем хвастаясь, не ждет, Что скоро шею грозно и рубинно Другое ожерелье обовьет. Завыли мамки, вопль и плач царицы… Звучит немолчно в зареве набат, А на траве — в кровавой багрянице Царя Феодора убитый брат. В заре горит грядущих гроз багрянец, Мятеж и мрак, невнятные слова, И чудится далекий самозванец И пленная, растленная Москва! Но ты, наш мученик, ты свят навеки, Всю злобу и все козни одолев. Тебя слепцы прославят и калеки, Сложив тебе бесхитростный напев. Так тих твой лик, тиха святая рака, И тише стал Архангельский Собор, А из кровавой старины и мрака Нам светится твой детский, светлый взор. Пусть говорит заносчивый историк,
Вы читаете Стихотворения
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату