3.1 Место человека в природе
Джордж Романее (George J.Romanes, 1848–1894) представлял собой редкий тип человека Викторианской эпохи, чьи сомнения в религии были вызваны естественно-научными убеждениями, в первую очередь уверенностью в том, что в мире нет никакого Божественного порядка или плана. Романее с огромным вниманием и интересом читал Чарльза Дарвина (Charles Darwin, 1809–1882). Позднее Дарвин передал Романесу свои заметки об инстинктах, и тот занялся распространением идей учителя в собственных книгах по сравнительной психологии и эволюционной теории. Романее писал: «Если значение идеи оценивать по тем изменениям, которые она производит в умах, то идея [эволюции путем] естественного отбора, бесспорно, наиболее важная из всех, что когда-либо приходили в человеческую голову» [цит. по: 169, с. 5]. Даже делая скидку на простительное в данном случае преувеличение, следует признать, что это серьезнейшая заявка.
Сегодня подобные утверждения встречаются значительно реже из-за упадка веры в прогресс и в нашу способность к поиску и установлению истины. Все более удаляясь от Дарвина и его времени, мы благодаря трудам историков все лучше понимаем: то, что его современники считали революционным, на самом деле было глубоко укоренено в интеллектуальной культуре эпохи. Так, в теориях исторического развития языка уже был поставлен вопрос об эволюции природы человека, а физиология уже пред-
1 Huxley Т.Н. Darwin on the «Origin of Species» (1860) // Man’s Place in Nature and Other Essays. — London: J.M. Dent, 1906.
ставила человека как часть природы, подчиняющейся физическим закономерностям. Кроме самого Дарвина к становлению дарвинизма — названного его именем научного эволюционного мировоззрения — были причастны представители различных областей знания. И хотя прямых предшественников с такими же в точности взглядами у Дарвина не было, едва ли можно считать, что переворот в науке он совершил в одиночку.
Но имя Дарвина по-прежнему у всех на устах: с ним ассоциируется представление о том, что изучение природы человека (и, в частности, изучение психологии) должно быть особой отраслью естествознания. Причина этого очевидна. Благодаря Дарвину мы поверили в то, что человек развивался, подобно растениям и животным, как часть природы, в результате действия причинно- следственных закономерностей. По своему происхождению человек оказался связан с природой, и это лишь укрепило уверенность в том, что и окружающую нас физическую природу, и сущность человека следует описывать в одних и тех же понятиях. Проще говоря, Дарвин показал, что естественная наука может объяснить и человека. Благодаря эволюционному учению появились эмпирические доказательства непрерывной связи, преемственности между человеком и природой. Это, в свою очередь, подтвердило право научной психологии на существование.
Распространенное представление о непримиримом конфликте дарвинизма и религии, нуждающееся в грамотной исторической оценке, во всяком случае отражает широкое общественное значение эволюционной теории. Ведь если в библейской книге Бытия говорится «И сотворил Бог человека по образу Своему» (курсив мой. — Р. С.), то для Дарвина «человек со всеми его благородными качествами… со всеми его высокими способностями, — все- таки носит в своем физическом строении неизгладимую печать низкого происхождения» [10, с. 611]. Несмотря на то, что изучение и комментирование трудов Дарвина продолжается более ста лет, для многих людей эти позиции продолжают выглядеть несовместимыми, что означает необходимость выбора. Задавшись вопросом: «Человек — обезьяна или ангел?», британский премьер- министр Бенджамин Дизраэли проявил остроумие в духе викторианского отношения к Дарвину [цит. по: 64, с. 527].
Эволюционная теория продемонстрировала, что предки человека — животные. Доказательства эволюции, столь убедительно представленные Дарвином в виде конкретных примеров, заставляли читателей (какими бы ни были их взгляды) признать: человек связан с природой чередой плавных переходов. Именно это подчеркивали сторонники Дарвина — такие как Гекели в Англии и Эрнст Геккель (Ernst Haeckel, 1834–1919) в Германии. Гекели писал о происхождении видов: «Вопрос может быть решен лишь в ходе тщательного изучения, предпринятого любящими истину и знающими свое дело натуралистами. Широкая же публика должна терпеливо дожидаться результатов…» [96, с. 298]. Это и сделало Дарвина символом естественно-научного мировоззрения XIX в.: полученное им знание о природе вело к новому видению основ человеческого существования. А то, что критикам Дарвина так и не удалось выстроить собственной убедительной системы аргументов, увеличило престиж научного мировоззрения в целом.
Но дарвиновская теория была и чем-то большим, чем просто хорошо обоснованным утверждением или системой положений, правильность которых доказана фактами. Тот способ объяснения жизни и человеческой природы, которого придерживался Дарвин, был убедителен для ученых, поскольку совпадал с их собственным представлением о науке. Согласно Джорджу Генри Льюису (George Henry Lewes, 1917– 1978), привлекательность эволюционной теории заключалась в ее исходной посылке: «процессы, происходящие в Природе, включая нравственные и социальные явления, подчиняются неизменному Закону» [цит. по: 169, с. 124].
Дарвин сопоставил физические и психические черты людей и животных, показав, что нет ни одной человеческой характеристики, которой нельзя было бы найти у животных, пусть даже в простейшей, элементарной форме. Из этого он заключил: фактически нет никакой веской причины, по которой человек не мог бы произойти от животных. В то же время признание естественного отбора было, по мнению Дарвина, единственной возможностью, позволяющей объяснить происхождение человека без нарушения философского принципа единства природы.
В 1860— 1870-е гг. влияние идей Дарвина объяснялось во многом тем, что с ними связывали представление о человеке как о животном. Именно поэтому труды его вызывали такой большой общественный резонанс, а многочисленные карикатуристы изображали самого Дарвина в виде обезьяны, дающей показания в пользу его теории. В начале своего рассуждения о морали Дарвин отметил: «сколько мне известно, никто еще не разбирал его [вопроса о чувстве долга] исключительно с естественно- исторической точки зрения» [10, с. 146]. Но именно этот подход к морали вызывал наибольшие возражения, и именно здесь противники не отступали ни на шаг. Неприемлемым было само представление о нравственности как о предмете «естественной истории», о том, что человеческая сущность должна стать предметом естествознания. Дискуссия, в конечном счете, касалась не фактов, а понятий, лежащих в основе научного знания о человеке. В XIX в. многие становились эволюционистами потому, что эволюционная теория позволяла объединить знания о человеке со знаниями о природе; этого же взгляда придерживаются и наши современники — подавляющее большинство биологов и психологов. Тем не менее у данного воззрения были и остаются критики, предпочитающие иные способы понимания и изучения человека, — в частности в рамках других, не связанных с естествознанием, научных дисциплин. А для адептов религиозных вероучений способность любой науки объяснить проблемы человеческого существования всегда ограничена.
Эволюционная теория (и само имя Дарвина) были тесно связаны с этическими и политическими дискуссиями. Характерное для современной аналитической философии различение фактов и ценностей в XIX в. еще не было распространено. И с самого начала эволюционная мысль стала частью проекта, замешанного на ценностях, который в XVIII в. назывался «наукой о человеке», а в
в. — «наукой об обществе». От этой науки ожидали, что описания фактов будут использованы ею для формулировки предписаний. Наиболее характерной особенностью эволюционной мысли было то, что вопрос «Какое поведение правильно?» сводился к вопросу «Какое поведение естественно?». Это соответствовало общим переменам в западной культуре, приведшим в итоге к мировоззрению, которое историки и философы назвали натурализмом: источником нравственного авторитета является этот, природный, мир, а не потусторонний, трансцендентный.
Природу человека Дарвин описывал в конкретных терминах естественной истории, сопоставляя физические и умственные способности человека и животных. Смысл его утверждения: «человек произошел
