лишь половина луны, и свет от неё в основном растворялся в тумане; так что лицо человека, находящееся всего лишь в дюймах от стекла должно отражать достаточно света, чтобы быть отчётливо видимым для информированного наблюдателя. Светящиеся окна, конечно, будут ясно выдавать любого охранника на посту; эти окна были пусты, в комнатах перед ними, очевидно, было тихо и не было движения.
— Ну? — спросил Харрис.
Нервы. Клубок нервов. Это и понятно — он находился в этом бизнесе двадцать пять лет, после двух путёвок в федеральную тюрьму. Он был слишком старым и слишком сильно боялся риска быть подстреленным бандитом мафии в погоне за чем-то таким идеалистическим, как их ночная цель; они похоронят его за домом в лесу, где его тело разложится, а минералы, уносимые вниз по склону, будут удобрять озеленённый ландшафт поместья. Единственной вещью, которая переживёт в могиле его тело, будут его кости, и виниловая ветровка с вышитым аллигатором. Так что Харрис сильно нервничал. Конечно, нервничали все; такое описание его состояние было неточным. К тому же, однажды и Такер будет таким же, как Харрис, дойдёт до ручки, будет обещать себе, что уйдёт в отставку, будет брать «ещё одну, последнюю работу» снова и снова, пока его клубок нервов не приведёт его к какому-нибудь неверному решению.
Нет. Такер не пойдёт по такому пути, потому что он к тому времени получит наследство. Его отец уже умрёт, его проблемы будут решены. Это была, как он думал, печальная жизнь: ждать, пока твой отец квакнется.
Такер изучил здание в последний раз, чтобы убедиться в том, что он знает, что делает. Все четыре окна на первом этаже, которые горели, находились слева от них; все шесть тёмных окон на этом уровне находились справа от огромных белых двойных дверей. Такер кивнул в направлении неосвещённых стёкол и сказал: «Одно из тех».
— Не двери? — спросил Харрис.
— Они, должно быть, закрыты, — сказал Такер. — Попробуй последнее окно. Телефонные провода проходят тоже там.
С пулемётом, находившимся на уровне бедра в одной руке, пальцем, лежавшим на предохранителе «Люгера» с глушителем в другой руке, Харис поднялся и побежал, легко, быстро, к месту вдоль передней стены к левой части второго окна. Никто не закричал.
— Пошёл, — сказал Такер.
Ширилло присоединился к Такеру без происшествий.
Такер примкнул сзади, использовал небольшие ножницы, которые хранились у него под ветровкой, чтобы перерезать телефонные провода, как было запланировано. Он остановился перед окном, которое собирался открыть, но увидел, что его ничего не защищает от него. Если кто-нибудь был в этой комнате, он узнает о Такере достаточно быстро, когда он начнёт резать стекло.
Двигай задницей.
Такер расстегнул свой ремень с инструментами и передал его Ширилло. Он собирался вломиться в здание сам, потому что верил в собственную способность совершить вход в тишине. Сейчас же он с опозданием понял, что Ширилло должен быть хорош в этом (почему ещё он имеет изготовленный на заказ набор инструментов?), и этот парень впустит их быстрее, потому что инструменты и мешочки были его, и были ему более привычны, чем для Такера. «Когда-нибудь делал это?» — спросил Такер без особой надобности, таким тихим голосом, каким мог, чтобы при этом его было слышно.
— Часто.
Такер кивнул, отступил, забрал у Ширилло пистолет и наблюдал, как он стал на колени перед тёмным стеклом.
Пит Харрис повернулся и посмотрел на длинную сторону вдоль особняка, ожидая, что кто-нибудь появится из дальней стороны прогулочной дорожки или выйдет из передних дверей. Если они выйдут через двери, то будут достаточно близко для того, чтобы достать их пистолетом; если они придут с дальнего конца здания, конечно, пистолетные выстрелы не будут столь точными, и тут бы пригодился Томпсон. Он держал оба оружие, свесив их в руках, параллельно своим ногам, так что они не могли позволить чрезмерно устать его рукам, но так, чтобы он мог их быстро поднять в случае опасности.
К тому же лучшим оружием может быть только одно.
Такер хотел бы найти место, которое было бы меньше освещено. Прямо над его головой, под навесом вдоль дорожки для прогулок, в защитной сетке горела стоваттная лампочка.
Такер отвернулся от Харриса, посмотрел в противоположном направлении и подумал, что было бы хорошей идеей отойти к углу здания, где он мог бы контролировать вид со стороны газона так же хорошо, как и со стороны дороги. Он сделал всего лишь шаг в этом направлении, как раз перед тем, как появился один из людей Баглио.
Он был высоким, худым и широкоплечим, выглядящим не таким тупым, но с отпечатком такой же смерти на лице, как и бандиты, которые ехали за «каддилаком», когда Такер с остальными принудил их остановиться на горной дороге всего два дня назад. Возможно, он был один из них. Вероятно, он прогуливался в одиночестве, увлёкшись своими мыслями, сильно сгорбившись, как будто согнутый пополам. Он смотрел на землю перед собой. Он ничего не подозревал. Однако, вдруг, как будто будучи предупреждённым каким-то экстрасенсорным ощущением, внезапной проницательностью, он дёрнул головой вверх, его глаза расширились, руки поспешили под куртку с непоколебимой уверенностью и экономностью движения, которые показывали в нём тренированного профессионала.
Нет, у Такера было своё мнение. Не заставляй меня. Успокойся. У тебя нет шансов, и ты это знаешь.
Бандит достал пистолет наполовину, когда Такер выстрелил в него, в верхнюю часть груди, под правым плечом.
Бандит уронил пистолет.
Он ударился тихо о бетонную прогулочную дорожку.
Выстрел развернул его наполовину, так что его откинуло на стену, и он, начав тянуться к своему плечу, завалился вперёд и больше не двигался.
Не смотря на высокий риск, связанный с его сферой деятельности, Такер всего лишь дважды был вынужден выбрать вариант, связанный с убийством человека. Один раз это был нечестный коп, который пытался вынудить подчиниться с помощью оружия; второй раз это был человек, с которым Такер вышел на дело и который решил, что на самом деле нет причин делить доход, когда единственная пуля из его миниатюрного револьвера с перламутровой рукояткой может исключить эту экономическую несправедливость и сделать его вдвое богаче. Коп был тучным и медленным. Партнёр, у которого был револьвер с перламутровой рукояткой, был настолько же предрасположен к каждой вредной привычке, насколько был хорош в выборе оружия. Он решил не стрелять Такеру в спину, ведь этот ход был наиболее умным, но захотел вместо этого объяснить Такеру, в виде мелодраматической сцены, в очень театральных терминах, что он намеревался сделать. Он хотел видеть на лице Такера, как приближается смерть, сказал он. Он был очень удивлён, когда Такер выхватил у него револьвер, и ещё больше удивился, когда, после непродолжительной борьбы, получил пулю.
Оба убийства были совершены чисто и быстро, на первый взгляд; но оба они надолго оставляли ужасный остаток после того, как тела были сожжены и начали гнить. На протяжении месяцев после каждого убийства Такера беспокоили ночные кошмары, в которых мёртвые мужчины появлялись перед ним в широком многообразии обликов, иногда в погребальном саване, иногда покрытые могильной землёй, иногда как полу-животные — козёл, бык, конь, гриф, всегда с человеческой головой, иногда такими, как они выглядели при жизни, иногда как дети с руками, как у взрослых, иногда как возбуждающие женщины с мужскими руками и как светящиеся шары и облака испарений, и как невыразимые вещи, которые не имелось никакой возможности опознать как мужчин, которых он убил. В течение нескольких месяцев непосредственно после каждого убийства он просыпался почти каждую ночь, крик вырывался из глубины его гортани, в его руках были влажные простыни.
Элиз всегда была рядом, чтобы успокоить его.
Он не мог рассказать ей, что вызывало эти сны, и он притворялся, что он не понимает их, или же, иногда, что он даже не помнит, что в них было.
Она ему не верила.
