у него работает, и, чем черт не шутит, вдруг Женька перезвонит сам? Хотя в этом Коваль уже не была так уверена. Однако даже это понимание не заставило ее расстроиться. В том, что злость Хохла рано или поздно улетучится, она была уверена и бессовестно этим пользовалась всякий раз.
Сибирь
Хохол смотрел на надрывающийся мобильник и улыбался совершенно идиотской улыбкой. Она позвонила. Позвонила – это стоило дорогого. В кои-то веки Коваль призналась, что он ей нужен, потому что этот звонок и был таким признанием. Женька долго боролся с искушением взять трубку и шепнуть: «Котенок, привет, любимая» и услышать в ответ ее родной, чуть хрипловатый голос, всякий раз приводивший его в трепет. Но – нет. Нет! Пусть подумает, пусть поволнуется, может, это хоть чему-то ее научит. После третьего неотвеченного звонка он сунул телефон под подушку и потянулся, самодовольно хмыкнув. В спальне возилась Марья, собираясь на работу, чертыхалась вполголоса, хлопала дверками шкафа, постукивала флакончиками косметики о комод. Наконец выплыла, вся в черном и с подобранными кверху волосами.
– Уходишь? – небрежно поинтересовался Женька, садясь на диване. Она неопределенно кивнула и направилась в кухню. – Что-то рано нынче, десять утра еще.
– Семинар начинается, тренер из Москвы приехал, – откликнулась она и зашелестела ручной кофейной мельницей.
Эта ее привычка молоть кофе только вручную смешила и удивляла Хохла – к чему такие сложности, когда рядом на столе красуется электрическая кофемолка? Две-три секунды – и готово дело. Но Марья не признавала такой вариант, считая, что только смолотый вручную кофе имеет какой-то особый вкус и запах.
– Ты будешь? – кивнула она на турку, и Женька согласился:
– Валяй, покурю с тобой под кофеек.
Он надел спортивные брюки и уселся на стул около кухонной двери. Марья поставила турку на огонь и вперилась в нее взглядом, как будто ждала, что оттуда кто-то выпрыгнет.
– Ты что, надолго сегодня? – спросил Женька, закуривая.
– Да, до ночи. Занятия закончатся в одиннадцать, пока уберем все в кабинете – посуда, то-се. К двенадцати вернусь.
– Я тебя встречу, – тоном, не предполагающим полемику, сообщил он, и Марья, как-то слишком уж недобро на него взглянув, вынужденно согласилась:
– Ладно. К половине подъезжай. Номер автобуса помнишь?
– Найду, не маленький.
– Если хочешь – поднимись, посмотришь.
– Чего смотреть-то?
– Ну, может, я сподоблюсь пару па изобразить, – улыбнулась Марья, разливая кофе по чашкам. – Тряхну стариной, посыплю паркет песочком.
– Любите вы, бабы, комплименты, – вздохнул Женька. – Каким песочком? Ты на свои-то не выглядишь, куда там – стариной трясти.
– Я ж не про возраст. Просто давно не танцую, вдруг забылось? Хотя это как с велосипедом, разве что пластика не та да тело плохо вспоминает.
Женька промолчал, и Марья, усевшись напротив, начала инструктировать, где что в холодильнике, что разогреть, что можно съесть холодным.
– Хватит в мамочку играть, сам разберусь. На ужин что хочешь? – прервал он.
– Да мне все равно…
– Все равно ей! – фыркнул Женька, отпивая горячий кофе, пахнущий корицей. – Ты ж за весь день в рот ничего не положишь, разве что батончик какой или шоколадку! Значит, ужин должен быть нормальным.
– Я после твоих нормальных ужинов потом в кровати улечься не могу – живот мешает! – хохотнула она в ответ. – Вредно на ночь столько есть.
– Ладно, разберемся, – пробурчал он.
– Все, я побежала – уже опаздываю. – Она чмокнула его в небритую щеку и выскочила в коридор.
Еще пара минут – и входная дверь хлопнула. Хохол потянулся, встал и приоткрыл окно, чтобы выветрить запах сигарет из крошечной кухни, и тут его взгляд ухватил внизу знакомую машину. Приглядевшись, он узнал и водителя, сидевшего в салоне, – Церпицкий.
– Какого хрена… – начал Хохол, но тут из подъезда вышла Марья и, не заметив джип – или просто проигнорировав его присутствие, – побежала в сторону остановки, поскальзываясь на каблуках и пытаясь удержать на голове слетающий под порывами ветра капюшон черного пальто. Огромная сумка то и дело сползала с плеча, Марья дергала ее вверх, возвращая на место, а капюшон сваливался, и ветер мешал ей снова его надеть.
Машина медленно двинулась к выезду из двора, и Женька уже было хотел бежать на улицу, предчувствуя неприятности, однако Марья, перебежав дорогу, шустро юркнула в притормозившую маршрутку. Джип повернул в противоположную сторону.
– Что за фигня происходит, а? – вслух подумал Хохол, закуривая очередную сигарету. – Он работает вообще? Откуда столько свободного времени у доктора? Надо бы навестить его больничку, пробить, кто и что.
Открыв холодильник и прикинув, что именно нужно купить к ужину, он оделся и вышел из квартиры. Улица встретила пронзительным ветром и мелким мокрым снегом, летевшим в лицо. Серое небо выглядело низким, а темные тяжелые облака, казалось, цепляются за антенны на крышах девятиэтажек. Во дворе – ни души, даже мамочки с колясками и карапузами разных возрастов, что обычно уже паслись здесь в это время, сегодня предпочли остаться дома. Женька поежился и побрел к зданию поликлиники. В регистратуре милая толстушка в белом халате звонким голоском сообщила, что доктор Церпицкий выйдет из отпуска только завтра, но записаться на прием можно хоть сегодня. Женька хотел было отказаться, но потом сообразил – а вот он, шанс. И назвал свою старую фамилию.
– Вот и отлично, завтра и познакомимся поближе, – довольно хмыкнул он, оказавшись на крыльце поликлиники.
Часы показывали половину двенадцатого, до вечера еще оставалась прорва времени, и он решил позвонить Киберу – благо, Машка оставила ноутбук дома, и можно безнаказанно в нем порыться вместе с хакером. Кибер долго не брал трубку, потом ответил сонным голосом и, кажется, не был рад перспективе тащиться через весь город, причем срочно.
– Тачку возьми, я оплачу, – инструктировал Женька, продиктовал адрес и отключился.
Приезд хакера ожидался еще нескоро, поэтому Хохол направился в супермаркет и долго бродил там, выбирая продукты и удивляясь, что ассортимент довольно разнообразен по сравнению с тем, что он помнил со старых времен. Даже выбор фруктов для зимы, да еще в Сибири, был приличным – вплоть до манго и каламантинов. Подкидывая в руке авокадо, он соображал, не сделать ли салат с креветками, которые Марья любила и ела в больших количествах, когда сзади раздался голос:
– Гражданин, будьте добры документики.
Повернувшись, он обнаружил перед собой маленького тщедушного лейтенантика в форменной куртке и с папкой под мышкой.
– Лейтенант Грибанов, – представился он. – Документики ваши позвольте.
«Этого еще не хватало! И что ему теперь предъявить? Английский паспорт или тот, по которому я сюда прилетел?» – мучительно соображал Хохол, а милиционер вопросительно смотрел на него и ждал. Пришлось поставить корзинку и полезть во внутренний карман куртки, где лежали оба паспорта. Дело осложнялось тем, что фамилии и имена в них существенно различались, и вынуть оба Хохол просто не мог. «А, куда кривая вывезет!» – решил он и подал милиционеру первый попавшийся документ, с облегчением заметив, что это российский паспорт, а значит, не придется разыгрывать иностранного идиота, не понимающего по- русски. Лейтенантик шмыгнул красным простудным носом и углубился в изучение.
– Давно освободились, гражданин Михайленко?
Хохол сперва напрягся, но потом заметил взгляд, которым милиционер цепко окинул его покрытые татуировками руки, и ответил:
– Да уж лет десять, а что?
