обращенную против нападок греков [1776], труды Илария оставались важным источником для западных богословов как в вопросах триадологии вообще, так и в вопросе Filioque. Их использование было вполне оправдано, так как, оставаясь по-прежнему несколько двусмысленным в своем учении о полном Божестве Святого Духа, в учении о Духе, 'исходящем от Отца и Сына <(а) Patre et Filio auctoribus>' [1777], он был более однозначен. Он писал, что Святой Дух 'приемлет от Сына; Он также посылается (Сыном) и исходит от Отца', и далее добавлял, что 'взять от Сына все равно что взять от Отца' [1778], а это уже само по себе давало основание думать, что Дух исходит как от Отца, так и от Сына. Так как отношение Святого Духа к Троице еще не было как следует освещено, такой язык еще только оформлялся, и тем не менее он способствовал утверждению учению о Filioque.
Помимо этого, значимость Илария объяснялась и тем, что это был единственный отец Церкви, имя которого Августин упомянул в своем трактате 'О Троице', назвав 'мужем немалой власти в толковании Писаний и утверждении веры' [1779]. Что касается самого Августина, то в своих речениях о Filioque он был яснее Илария. Хотя в Троице нет 'никаких промежутков времени', на основании которых можно было бы говорить, что исхождение Святого Духа от Отца совершилось после рождения Сына, Писание учит о Его исхождении от обоих, говоря о Нем как о Духе Сына и Духе Отца [1780]. Поэтому должно говорить об 'исхождении Святого Духа от обоих вне времени' [1781]. Отец и Сын — единое 'начало (principium) в отношении ко Святому Духу' [1782]. 'Почему же тогда, — спрашивает он в другом месте, — мы не должны верить, что Святой Дух исходит и от Сына, если Он также и Дух Сына?' [1783]. Приведенные нами отрывки, и особенно первый, вошли в арсенал западной апологии Filioque [1784] . Кроме того, многие другие цитаты из упомянутого трактата заняли важное место в своде святоотеческих речений, составленном в подтверждение латинского вероучения [1785]. Цель такого свода [1786] состояла в том, чтобы 'постичь причины, которые в своих книгах о Троице отец Августин полагал первозначными' [1787] в защите этого учения. Эти причины надо искать в самой структуре Августиновой триадологии, ибо 'поскольку согласно Августину три лица, общей сущности которых принадлежит также способность быть 'лицом', отличаются друг от друга лишь функциями, подобающими каждому в его соотношении с двумя другими, 'исхождение от Отца и Сына' он рассматривает как особое свойство Святого Духа внутри имманентной сущности Бога' [1788] .
Несмотря на то что составители упомянутого свода цитируют и других латинских отцов [1789] (особенно Амвросия, чье влияние на богословие Августина сказалось и в этом учении) [1790], они особым образом стараются привести свидетельства и греческих богословов. Многие их сочинения не были переведены на латынь, однако что касается трактата Дидима Слепца 'О Святом Духе', то его перевел Иероним [1791], и, по сути дела, латинский перевод — единственное, что осталось от этого труда. Таким образом, в сочинениях латинских богословов против греков Дидим мог служить поддержкой [1792]. Однако самым обширным источником такого рода был, по-видимому, свод сочинений, ошибочно приписанных Афанасию. 'Пять бесед о Святой Троице', содержащихся в этом своде [1793] и, вероятно, написанных Дидимом, считались свидетельством того, что отец православной триадологии тоже учил о Filioque. Никакое 'Афанасиево' сочинение не поддержало латинян так, как это сделал якобы принадлежавший ему символ, вероятно, составленный на Западе в ближайшие сто лет после смерти Августина [1794]. В нем на характерном для Августина языке исповедовалось, что 'Святой Дух несоделанно, несотворенно, нерожденно исходит от Отца и Сына' [1795], и далее к этому предложению, как и к остальной части символа, добавлялось предостережение, гласившее, что 'посему всякий, желающий спасения, должен так мыслить о Троице' [1796]. Западные монахи, столкнувшиеся в этом вопросе с восточными [1797], приводили данное исповедание в поддержку Filioque, именуя его 'верою святого Афанасия', а также 'верою, коей от тех времен… и доныне держалась западная Церковь и от коей кафолическая Церковь греков тоже не отрекалась' [1798]. Другие латинские богословы 9-го века тоже использовали его, чтобы отстоять свою точку зрения, и в позднейших западных трактатах и беседах он по-прежнему не утрачивал своей значимости [1799]. Ансельм Хавельбергский сообщает, что, когда он сослался на него как на символ, 'почитаемый всею Церковью', присутствовавшие греки не возражали [1800]. Кардинал Гумберт довел латинскую точку зрения до логического конца, заявив, что 'даже святой и великий Афанасий никогда бы не обрел признания среди римлян, если бы в своем исповедании не утверждал, что Святой Дух исходит от Сына' [1801].
Все это использовалось для того, чтобы показать, что сторонники Запада 'не сами толковали этот догмат, но исповедовали его на основании учения святых отцов' [1802] . Со времени Афанасия, каппадокийцев и Августина прошло много столетий, и ни один авторитетный учитель Церкви не отрицал, что Святой Дух исходит от Сына, и это исхождение, по сути дела, было 'вечным и постоянным исповеданием веры восточной и западноей Церкви о Святом Духе' [1803]. Однако авторитетным свидетельством того, что 'вечное и постоянное исповедание веры восточной и западной Церкви' не поддерживало идею Filioque, может служить трактат Фотия 'О тайноводстве Святого Духа'. 'Кто из наших святых и славных отцов говорил, что Дух исходит от Сына?', — спрашивает он в этом сочинении [1804]. Цитируя различных отцов, включая Дионисия, а также приводя высказывания из сочинений, приписываемых Клименту, Фоитй намерен 'присовокупить к ним и тех западных', Иринея и Ипполита, ни один из которых не учил о Filioque [1805]. Ни один из западных богословов не был столь известен, как Лев 1-й, — 'столп четвертого собора', автор 'богодухновенных вероучительных посланий' и авторитет 'православия, проливающий свет не только на Запад, но и на пределы восточные'. Он тоже учил, что Дух исходит от Отца [1806]. Что же касается 'тех отцов ваших… Амвросия, Августина и прочих', утверждавших, что Дух исходит и от Сына, то по отношению к ним необходимо помнить, что они тоже всего лишь люди и, следовательно, надо покрыть их срам [1807], как это сделали сыновья Ноя со своим отцом [1808]. Фотий был готов признать, что Августин и другие западные богословы вполне заслуживают звания 'отцов', однако их авторитет уступает авторитету 'отцов отцов', к каковым, например, можно причислить папу Льва 1-го [1809]. Прежде всего, однако, надобно внимать авторитету Самого Господа, учившего, что Святой Дух исходит от Отца [1810].
В иерархии авторитетов свидетельство одних отцов однозначно превосходили свидетельства других, однако над всеми высились вселенские церковные соборы. Для Церкви догмат о Святом Духе был определен на втором из них, повторен на третьем, подтвержден четвертым, утвержден пятым, возвещен шестым и запечатлен седьмым [1811]. Среди всех их самыми решающими были Никейский и Константинопольский, так как они определили символ, в котором исповедовался догмат о Святом Духе [1812]. Поэтому, дерзнув самочинно 'исказить святой символ', утвержденный столь многими вселенскими соборами, Запад поступил 'весьма дерзко' [1813]. Такое искажение было не чем иным, как 'развращением' (diastrofe) [1814] священного запечатления символа. Представители Востока утверждали, что они не дерзнут посягнуть на авторитетный текст символа [1815]. Изложенный на Первом Константинопольском Соборе, этот текст учил, что Святой Дух 'исходит от Отца', и не упоминал ни о каком исхождении от Сына [1816]. Защитники Filioque, сознательно вышедшие за пределы унаследованного текста, повинны в нововведении [1817]. Чтобы как-то по-хорошему объяснить его появление, можно было предположить, что во время нашествия вандалов латиняне, наверное, потеряли
