[2758]. Апологеты Filioque заявляли, что сочинения святых Отцов не подтверждают довода восточных богословов, согласно которому между вечным 'исхождением' /ekporevsis/ Духа от одного лишь Отца и его домостроительным 'посланием' /ekpempsis/, совершающимся и от Сына, есть серьезное различие [2759].
Помимо вопроса о литургическом обосновании принципиальное возражение против Filioque основывалось на том, что эта формула предполагает два источника и, следовательно, 'два начала' в Божестве. Защитники Filioque, однако, отрицали возможность такого допущения. Говоря о 'началах' /arhai/ во множественном числе [2760], они, тем не менее, настаивали, что 'Отец есть Божество как источник, единственная причина и единый источник сверхсущего Божества' [2761]. Учить о том, что в Троице два начала, значит самым серьезным образом повреждать православную триадологию, но латиняне этому и не учили [2762]. 'Святая Римская Церковь никогда не учила о двух началах в двух /ипостасях/ как различных силах' [2763],о едином исхождении Святого Духа [2764]. Неверно говорить о 'двух источниках' или 'двух способах существования Духа' [2765], даже если правильно будет сказать, что Дух исходит 'от Отца и Сына' [2766]. Постановление о Троице, принятое в Лионе в 1274-м году, анафематствовало тех, кто отвергал Filioque, но также и тех, кто 'с наглым безрассудством дерзнул утверждать, что Святой Дух исходит от Отца и Сына как двух начал, а не одного' [2767]. Несмотря на такие заявления восточные критики Filioque утверждали, что 'начал столько, сколько ипостасей', от которых исходит Дух, и, следовательно, формула 'и от Сына' не может избежать дуализма [2768]. Критике были подвергнуты и некоторые другие аспекты западного вероучения. Ответ был найден в компромиссной формуле 'иже от Отца исходящаго чрез Сына' /ek Patros di' Yiou/.
На Флорентийском Соборе 1439-го года были повторены старые доводы против теории 'двух начал', однако постановление возвещало 'о том, что говорят святые Учители и Отцы, то есть о том, что Святой Дух исходит от Отца чрез Сына' и подводило к тому, что существует только одно начало, но что таковым в равной мере являются Отец и Сын [2769]. Посему Сын 'сопричинен ' /ksynaition/ и, будучи 'Свет от Света и Бог истинен от Бога истиннаго' /как об этом говорилось в символе веры/, Он есть и 'начало от начала' [2770]. Сторонники Запада считали, что, если в восточном Предании содержится фраза 'чрез Сына' /которая тем самым обретает право на существование/, то, стало быть, 'нет никакого различия, ежели сказать 'от Сына' или же 'от Отца чрез Сына', ибо обе фразы 'равносильны' [2771]. Восточные богословы объявили компромиссом само возражение, утверждая, что формула 'чрез Сына' — латинская выдумка, направленная на то, чтобы навязать грекам еретическую формулу Filioque [2772]. Как и в Лионе, компромисс, достигнутый во Флоренции, с политической точки зрения оказался слишком незначительным и весьма запоздалым; несмотря на то, что 'спор о filioque, нескончаемый лабиринт аргументов и контраргументов, тянулся свыше восьми бесплодных месяцев ' [2773], проблему не удалось решить и на богословском уровне, в результате чего в учении о Святом Духе обе стороны вернулись на свои исторически сложившиеся позиции.
Это учение — хотя и совершенно по-другому — заявило о себе в другом противоборстве Востока и Запада — в споре об эпиклезе. Эпиклеза — неотъемлемая часть всех восточных литургий и, в частности, Литургии Климента, в которой священник после возглашения установительных евхаристийных слов молится: 'И пошли Духа Твоего Святого на жертву сию… дабы хлеб сей соделался телом Твоего Христа, а чаша сия — кровию Твоего Христа' [2774]. Почти такие же формулы содержатся и в евхаристических молитвах Литургии Василия и Литургии святого Иоанна Златоуста [2775]. Несмотря на то, что порой сходные молитвы встречались в некоторых западных литургиях [2776], в латинском богословии было принято считать /отчасти вследствие евхаристических споров 9-го и 11-го веков, развитие которых мы проследим в третьем томе/, что именно в результате повторения установительных слов совершается чудо пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь Христа. Что касается греческого богословия, то, не только 'недавнее', но и раннее [2777], оно считало, что сила пресуществления нисходит благодаря призыванию Святого Духа [2778] . Этим оно навлекало на себя критику Запада, утверждавшего, что такое призывание — всего лишь славословие и что сила, совершающая евхаристическое чудо, исходит из изначального установления Христа и совершается на каждой евхаристии благодаря повторению слов 'сие есть тело Мое' и 'сие есть кровь Моя' [2779].
Согласно полемическому учению Востока цель этих слов заключается в том, чтобы 'вспомнить содеянное' Христом и 'привнести освящающую силу в освящаемые дары'. Сошествие же Святого Духа является действом, благодать которого 'соотносит некогда сказанное с присутствующим ныне и… претворяет предложенные /хлеб и вино/ в тело и кровь Господа' [2780] . Согласно Златоусту 'слово Господа, сказанное раз и навсегда /Христом/, совершает и завершает жертву' [2781], и потому оно не порождает реального богоприсутствия, которое достигается призыванием Духа [2782]. В другом месте Златоуст говорит, что сила священника — это сила Святого Духа [2783] и, стало быть, все таинства, включая таинство евхаристии, совершаются Святым Духом. На Флорентийском Соборе было установлено, что 'силою слов /Христа/ хлеб превращается в тело Христово, а вино — в Его кровь' [2784]. Кроме греков, оставшихся в западной Церкви даже после распада Флорентийской унии [2785], большинство восточных богословов по-прежнему отстаивало литургическую практику эпиклезы и вытекавшую отсюда вероучительную установку.
Еще одним спорным вопросом, поднятым на Флорентийском Соборе, было учение о чистилище. Предвосхищаемое Августином и другими западными Отцами, у Григория Великого оно приняло окончательную форму церковного учения [2786], однако к той поре взаимная обособленность Востока и Запада стала очевидной, и Восток пошел по другому пути. Назиданием для него отчасти стало осуждение Оригенова учения о всеобщем спасении [2787], и в западном учении о чистилище он усматривал тревожное напоминание об оригенизме [2788]. Несмотря на то, что отголоски Оригенова учения слышались, по-видимому, у самого Григория Нисского, известного святого и учителя Церкви, последующее определение апокатастасиса как ереси сделало учение Григория неприемлемым [2789]. В своем изложении богословских требований, вынесенных на Флорентийский Собор, латиняне призывали Восток принять учение о чистилище как апостольское, обязательное для всей кафолической Церкви. Восточным ревнителям соединения было довольно того, что Рим исповедует чистилище [2790], однако другим греческим богословам этого было недостаточно. Молитвы за умерших действительно были апостольской традицией, однако никакого учения о чистилище из этого не следовало [2791]. В Литургии святого Иоанна Златоуста всегда были молитвенные слова о 'в вере почивших' [2792] . В ней ничего не говорится об их пребывании в некоем промежуточном состоянии, из которого они, наконец, очистившись, вознесутся на небеса [2793]. В притче о богаче и Лазаре Христос говорит, что, когда Лазарь умер [2794], он тотчас 'отнесен был ангелами на лоно Авраамово' [2795]. Что касается 2-й Книги Маккавейской, и, в частности, отрывка, где сказано, что Иуда 'принес за умерших умилостивительную жертву, да разрешатся от греха' [2796], то в нем речь идет не о простительных грехах, для очищения от которых согласно западному учению и уготовано чистилище, а об идолопоклонстве [2797]. По той же причине слова апостола о спасении 'как бы из огня' [2798] не говорят о существовании чистилища, хотя больше всякого другого библейского отрывка наводят на эту мысль [2799]. Постановление, принятое на Флорентийском Соборе, отстаивало западное учение, согласно которому души тех, кто умер в покаянии, но не смог принести удовлетворения за
