На реках вавилонских

вниз по лестнице. Я слышала, как она что-то сказала, и будто для того, чтобы не забыть ее слова, я снова и снова повторяла их про себя. Когда я внизу бежала по открытой площадке между домами, то шептала 'я хотела…', а продолжение фразы я забыла.

Я бесцельно бродила между домами и натыкалась на стену, которая окружала лагерь. Возвращалась, шла между двумя другими блоками по направлению к стене и снова поворачивала обратно. К будке привратника я ни за что подходить не хотела. Там было бы слишком легко меня поймать. Куда бы меня не приводили мои ноги, я снова и снова оказывалась в тупике, где не было жилого дома, была стена. Над домами нависла плотная пелена туч. Уже упало несколько капель, тяжелых и крупных. Все двери в доме 'П' были заперты. Я задумалась: вдруг сегодня выходной, возможно, праздник, о котором я еще не знаю. Но тогда бы мои дети не были в школе. Мои дети. Дождь припустил, и я побежала обратно к нашему блоку.

— Я возьму ее к себе в кровать, — услышала я еще от входной двери Алексея.

— Нет, она пойдет ко мне, — возразила Катя.

Доктора Роте и фрау Яблоновской не было видно.

— Нам нужно взять сюда ворону, мама. На улице она замерзнет.

— Она выглядит уже не так красиво, перья у нее грязные и взъерошенные. Я думаю, что ей там, внизу, плохо, — Алексей снял со спины школьный ранец, — очень плохо.

— Здесь кто-нибудь был? — спросила я.

— Кто здесь должен был быть? — спросил Алексей.

— Может, ее поклонник. — Катя закатила глаза и захихикала.

— Ворона умрет с голоду еще раньше, чем замерзнет. Мы должны о ней позаботиться. — Алексей серьезно смотрел на меня. В лагере было запрещено держать каких-либо животных. Не то бы мы сразу взяли кошку. Мы хотим вам помочь. В конце концов, ворона — не домашнее животное, и она еще, чего доброго, умрет в нашей комнате, если я ее впущу. Но Катя и Алексей были заодно. Вороне надо помочь. Он может у себя в кровати устроить ей гнездо, предложил Алексей. Он не хотел мне верить, что у него в постели птице будет слишком жарко. Там бы она была надежно спрятана, на случай, если бы кто-нибудь пришел с проверкой, возразил Алексей. Тут он ошибался: ведь даже постельное белье выдало бы эту странную жиличку. Фройляйн.

— Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — сказала Катя и сама пообещала, что тогда они больше ничего не будут просить себе к Рождеству, совсем ничего. Даже цветных наклеек, которые стояли первыми в списке их пожеланий. Кстати, именно эти наклейки казались мне подходящим подарком, потому что все другие пожелания, вплоть до мини-юбки, по стоимости значительно превышали ту сумму, какую предоставляло нам руководство лагеря. Чего, однако, никто запретить не может, объяснил Алексей, так это держать и кормить ворону на подоконнике. Там ворона и еда, которую он собирается ей давать, будут защищены от прожорливых и более проворных галок.

Таким образом вы ваше положение не улучшите.

Поскольку я видела, как трудно было Кате и Алексею поймать ворону, я предложила следущее: они могут предпринять все, что в их силах, чтобы заманить ворону на подоконник, но в дом она не должна попасть ни при каких обстоятельствах. Оба кивали и хлопали в ладоши, будто они что-то выиграли, только я не была уверена в том, что это получится, потому что у вороны явно было сломано крыло, и она не смогла бы взлететь на пять метров к нашему подоконнику.

Дети в напряжении сидели у окна и разглядывали рассыпанные ими зерна. Время от времени они сталкивали какое-нибудь зернышко вниз, видимо, надеясь, что черная птица заметит, что здесь, наверху, хотят обеспечить ее существование. Прилетел воробей, потом второй. Дети вовсю махали руками, но маленькие крылатые обжоры не унимались и не давали себя прогнать. Когда ворона прыгала внизу по земле, исчезая из их поля зрения, дети бежали вниз по лестнице, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке, и приносили ей зерна, которыми она пренебрегала, а галки их склевывали.

Через некоторое время Алексей решил, что надо действовать по-другому. Он хотел взять книжку из передвижной библиотеки. Подумайте о своих детях. В окно его было хорошо видно. Он терпеливо стоял перед запертой дверью и ждал, пока вернется библиотекарша, которая явно вышла в туалет. Я открыла окно и поманила его, там было холодно, я крикнула ему: ты не замерз? Я охотно верю, что вы с любовью и с чистой совестью выполняете ваш материнский долг. Под предлогом, что мне надо кое-что купить, я надела куртку. Вызывающий сострадание случай. Катя сидела над своими домашними заданиями, не поднимая головы, и как бы случайно подтолкнула по столу листок с ее пожеланиями, ничего не сказала, а просто ждала, когда я его возьму.

— Где Сюзанна? — спросила она, когда я открыла дверь.

— Не знаю. Я тоже хотела бы знать.

— Вообще она в это время спит. Так долго она еще ни разу не отсутствовала.

— Наверно, у нее есть на это свои причины.

— А ей это позволяют?

— Если у нее есть причины. Я скоро вернусь.

На улице земля скрипела у меня под ногами, я пересекла площадку, лишь кое-где еще покрытую почерневшей травой. Смеркалось. Меня трясло, но не от холода. Дверь в передвижную библиотеку была открыта, внутри горел свет. Алексей, видимо, хотел попросить у библиотекарши книжку о воронах. А почему, собственно, — 'вызывающий сострадание случай'? Мы желаем вам добра. Словно кто-то был обязан желать мне добра. Человек, желающий мне добра, избавил бы меня от таких слов, они бы ему и в голову не пришли. Я свернула направо и пошла к блоку 'Д'. У второго подъезда я открыла дверь и поднялась на несколько ступенек, полагая, что они ведут к Хансу.

Дверь мне открыл довольно-таки пожилой мужчина в подштанниках и нижней рубашке. Дома ли Ханс, спросила я.

— Понятия не имею, хотите посмотреть? — Пиво из его бутылки, казалось, вот-вот выльется. Он держал передо мной дверь, но я как-то замешкалась.

— В какой комнате он живет?

— Прямо тут, напротив. — Он наблюдал за мной, будто хотел дождаться, когда я открою дверь. Где — то плакал маленький ребенок. Мужчина отхлебнул изрядный глоток. — Мало радости, — сказал он, — ревет и ревет, паршивец. — Кроме плача ребенка, я услышала еще и женский плач, однако этого мужчина как будто не слышал. Я нажала на ручку двери, но дверь осталась закрытой. Таким образом вы ваше положение не улучшите. Я еще раз нажала на ручку, но она не поддалась.

— Ну вот. — Он сделал шаг ко мне, еще несколько сантиметров — и он уперся бы животом в мою куртку. Пивной дух ударил мне в лицо. — Еще что — нибудь?

— Нет. — Я невольно сделала шаг назад, а он — шаг ко мне.

— Вы можете зайти. — Он едва ворочал языком и почти коснулся бутылкой моей руки.

— Спасибо, просто передайте ему привет от Нелли.

— Будет сделано. — Его голос прозвучал вдруг громко и послушно, он щелкнул голыми пятками, как бы давая клятву, поднял бутылку. Таким людям, как вы, жертвам человеконенавистнических и недостойных режимов. Чувство облегчения пронизало меня, когда я вышла на лестничную площадку и побежала вниз. Этажом ниже на площадке стоял Ханс. Всякий раз, когда я его видела, Ханс казался мне еще меньше, чем был в моей памяти. Я отошла в сторону, чтобы ему не пришлось стоять на ступеньках, взгляд мой был направлен вверх, где в дверном проеме стоял мужчина в нижнем белье, подняв для приветствия пивную бутылку.

Ханс проследил за моим взглядом.

— Что ты тут делаешь? Ты его знаешь?

— Нет. Я хотела к тебе, но тебя не было.

— Тогда пошли. — Он шел передо мной и, казалось, нисколько не удивлялся моему приходу. Он прошел мимо соседа не поздоровавшись и открыл дверь в свою маленькую комнатку.

— Заходи, садись сюда, рядом со мной. — Ханс похлопал по матрацу. Так, словно само собой разумелось, что мы будем сидеть рядом на одной кровати, последовала я его приглашению, радуясь дружелюбию и теплоте его взгляда.