Минут пять не звонит никто, потом робкое — дзинь!
— 424 заказ, дежурный…
— О! — говорят в трубке и, повернувшись к кому-то: — А ты говорил «гестапо»!..
Дайте мне…
— Алё… дайте мне крейсер «Киров» в Бискайском заливе…это крейсер «Киров»?
— Да.
— В Бискайском заливе?
— Да.
— Дайте мне начхима.. Начхим?.. Алё… начхим?! Начхим?! Это начхим?! а?!.
— Это — начхим!
— А-а… наконец-то… Это ты, скотина!!!
Маленькие трагедии (три штуки) и киносценарий (одна штука)
Для чего существует флот?
Для инспекции Министра обороны.
Генерал-инспектор — для флота стихийное бедствие: смерч — самум — ураган — цунами, без штанов можно остаться.
— Всем по казармам и не высовываться! Вахтенных по подъездам расставить не ниже капитана третьего ранга!
Генерал на вертолёте. На площадке его ждут. Генерал медленно вышел. Вертолётчики остались на местах с вертолётными лицами. Генерал по тылу.
Растопыренный начальник тыла шагнул к нему с рапортом. Ручки дрожат. Что-то долго докладывает. В это время появляется стая собак. Собаки любят парады, доклады, чувствуют торжественность минуты. Счастливая, улыбающаяся сука расположилась у ног генерала, весело поглядывая на начальника тыла. Её свита — кобелей пятнадцать — расположилась полукругом, демонстрируя хвостами своё добродушие.
Начальник тыла, с лицом перекошенного страдальца, склонившись вперёд, рука к козырьку, едя глазами, пытается ногой незаметно отогнать кобелей. Те весело отпрыгивают и возвращаются.
Замначальника тыла понимает это движение ляжки начальника как сигнал лично ему, подзывает кого-то:
— Так, дуй на камбуз, и чтоб всё там было в ажуре… да, и шампанское… (посмотрел на отчаянно лягающегося начальника), а лучше коньяк… давай…
Озверевший комендант врывается под стекло в рубку дежурного по гарнизону и орёт:
— Я вам что?! Сколько раз?! Я вас спрашиваю! Хлопоухи! Вы что?!
Дежурный, вскакивая, тут же начинает орать в тон коменданту, но гораздо сильнее его, и орёт он, обращаясь куда-то в угол, за шкаф:
— Я посылал?! Я кого посылал?! Я ему приказал что?! Что?! Что вы там сопли жуете?! Что я ему приказал?! ЧТО я ему говорил?! Где этот недоносок, мама его партизанская?! Сюда его!!! Сейчас я из него буду пищевод добывать!!!
Комендант, несколько ошалевший, поражённый тем, что у кого-то голос сильнее, чем у него, прислушивается с тем уважением, с каким один барбос слушает другого, успокаивается и говорит:
— Ладно, разберитесь… я у себя буду…— И уходит. Тишина. Дежурный смотрит хитро и говорит мичману, стоящему за шкафом:
— Никитич, пойди узнай, чего он хотел…
Мичман, принявший к этому времени окончательно форму табурета, осатаневший, вздёрнутый, застывший в икоте, ослабевает, выдыхая:
— Фу… ты… чёрт… Вот и дослужи так до пенсии… здоровым… суки…— И идёт разбираться.
Лучший штурман флота на карачках у бордюра с гвоздем в руках.
Матросы рвут траву и подносят ему.
Он делает в песке дырку и втыкает пучок — получается ковер травяной.
Здесь утром проехал командующий, и командующий увидел, что везде растёт трава, а здесь она не растёт, и место от этого какое-то лысое. Крайним оказался штурман, вот поэтому он и втыкает теперь траву. Мимо едет комдив. Увидев штурмана, он тормозит.
— Что вы делаете?
Штурман на карачках:
— Траву сажаю.
— А если б вам рожи приказали на лопухах рисовать?
— Стал бы рисовать рожи.
Вскоре этот штурман был назначен флагманским штурманом.
Длинный, метров пятнадцать, железный трап закинут на противолодочный корабль. Трап стоит под 60° к планете. Он скользкий-прескользкий. Влезть невозможно… У трапа вахтенный.
Развевается флаг.
По трапу пытаются подняться слушатели Академии тыла и транспорта. Они прибыли на экскурсию. Полковник и два майора. В сапогах. Залезть можно, лишь хватаясь руками за леера и втягиваясь. Полковник и майоры ползут. Несколько раз оступившись, повисают, потом опять ползут. Доползли.
Развевается флаг.
Самый верхний, полковник, вдруг вспоминает, что нужно отдать честь флагу, отпускает руки от лееров и вытягивается (лапа к уху), какое-то время отдаёт честь, потом, поскользнувшись, (портретом о железо) падает, и, увлекая за собой остальных, с грохотом сапог всё это несётся к земле: трах-тарарах- тах-тах (последние «тах-тах» — два майора).
Ужасно.
Всё это лежит, отчего пирс зеленеет.
Развевается флаг.
На звуки выбегает старпом.
— Так,— говорит он двум матросам, кивая на полковника,— вон тот мешок с сапогами втащить сюда,— думает секунду: — остальным бросить шкерт.
Остальные влезли по шкерту.
Нет, ребята!
Замов не истребить! Это такая медуза, что режь её хоть на миллион частей, а она всё равно жива, да ещё и дополнительные щупальца выпустила.
Были у меня, конечно, разные там мечтанья, что на заре перестройки им всё-таки головки-то отвинтят. Особенно я эту замечательную возможность почувствовал тогда, когда они наверх стали подавать по своему обыкновению бумаги о комплексных планах перестройки и докладывать ежедневно о количествах перестроившихся. Но быстро те мысли меня оставили, хоть я и видел, что политотдел переживает
