Дебютантки

мокрыми полотенцами, ласкала его, стараясь облегчить страдания, и прежде чем она успела понять, что происходит, Пэдрейк зарылся головой в ее груди и попытался проникнуть своим членом в ее невинное отверстие. Она тут же оттолкнула его.

— Нет, Пэдрейк, нельзя! Ты же знаешь, это противоестественно, — мягко сказала она ему, не желая обидеть его, действительно опечаленная тем, что не может дать ему этого утешения. Он рассердился и ушел. Она следовала за ним, стремясь каким-либо другим способом успокоить его, не желая, чтобы он сердился, поскольку знала, что гнев лишь ухудшал его состояние. Она видела, как он вошел в комнату матери, и с тревогой думала о том, что может произойти в дальнейшем, чувствуя себя виноватой за свои подозрения, но не в состоянии отказаться от них. Неужели Пэдрейк совратит углубленную в себя мать? Через несколько минут она увидела, как сердитый Пэдрейк выскочил из комнаты, сопровождаемый словами матери, в которых слышалось холодное презрение. Мэгги вздохнула с облегчением, но, однако же, была обеспокоена, как это подействует на него, тем более что он получил отказ и от нее. Она-то знала, как Пэдрейк воспринимает отказы.

Лишь через несколько недель Мэгги узнала, каким образом Пэдрейк решил отомстить. Маргарет стала еще более отстраненной от жизни, чем обычно, и совсем редко теперь спускалась вниз, однако Пэдрейк каждый день приходил в ее комнату и оставался там некоторое время. Однажды, не выдержав и желая развеять свои подозрения, Мэгги пробралась в комнату матери, когда там был ее брат. Там в полутемной комнате, поскольку были задернуты шторы, не пропускающие солнца, она увидела, как Пэдрейк вводит шприц в руку матери, которая, откинувшись в кресле, сидела с блаженной улыбкой на лице, закрыв глаза.

— Мама, мама, не надо! — закричала Мэгги.

Пэдрейк тихо засмеялся, а Маргарет, открыв глаза, повернулась к Мэгги:

— Что ты знаешь о том, что мы, смертные, должны делать, чтобы все вынести! Иди к своей Библии и оставь меня в покое.

Мэгги вернулась к себе и решила, что утром она уедет к бабушке. И она расскажет ей, что происходит в доме — может, та подскажет, что надо делать.

Мэгги взяла с собой лишь небольшой чемоданчик. Она прошла мимо комнаты матери — дверь была открыта. Пэдрейк стоял у окна и читал стихотворение, которое она однажды уже слышала. Она тогда спросила его, не он ли написал эти строки, но Пэдрейк лишь улыбнулся и ответил, что это старая английская поэма, написанная неизвестным автором, он лишь немного изменил текст, просто так, играя словами.

— Твой меч в крови, мой сын Пэдрейк,
Печаль в глазах стоит.
— Коня убил я, мать моя,
В овраге он лежит.

— Твой конь был стар, и есть другой.
Так в чем твоя беда?
— Отца убил, и горе мне —
Я грешник навсегда!

— Как же накажешь ты себя,
Пэдрейк, мой бедный сын?
— Я сяду в лодку, мать моя,
И уплыву один…

— А что оставишь ты жене
И детям, мой Пэдрейк?
— Огромен мир — им Бог подаст
Иль кто-то из людей.

— А что оставишь мне, Пэдрейк,
Мне, матери твоей?
Скажи мне, милый сын, Пэдрейк,
Скажи, скажи скорей!

— Проклятье ада я дарю,
Проклятие дарю,
За всю любовь твою ко мне
Проклятие дарю!

Мэгги посмотрела на покрасневшие глаза брата. Какие ужасные стихи, подумала она. Какие мерзкие стихи! Пэдрейк отвернулся от окна, увидел ее чемоданчик и засмеялся:

— Тебе вовсе не обязательно уезжать, любимая сестренка. Уеду я.

— Где мама?

— Подойди-ка сюда, — сказал он и подозвал ее к окну.

Мэгги вошла в комнату и выглянула в сад. Ее мать была одета в старое свадебное платье Хейтов и сидела под старым дубом. Она разговаривала, хотя рядом с ней никого не было. Мэгги взглянула на брата:

— Что она делает?

Пэдрейк опять засмеялся:

— Она уходит в мир Чехова и Толстого.

— Но почему, Пэдрейк? — с ужасом воскликнула Мэгги.

— Потому что тот мир ей нравится больше. — Он улыбнулся. — Разве она не выглядит счастливой?

— Я хочу спросить, зачем ты сделал это с ней?

Он странно на нее посмотрел:

— Ты действительно не знаешь?

Мэгги проболела несколько месяцев. Элис Эббот поместила ее в Институт Маклин в Бостоне и навещала каждый день. Как только Мэгги стало немного получше, она спросила у бабушки о матери.

— Она живет в другом мире, Мэгги. Она находится в своем доме на площади Луисбург, но считает, что живет неподалеку от Санкт-Петербурга. Она не выходит за пределы дома и сада. Я наняла женщину, которая ухаживает за ней и присматривает за домом. Но с ней все в порядке, Мэгги. Можешь мне поверить. Такое впечатление, что она вполне счастлива. Тот мир, в котором она сейчас живет, гораздо более счастливый, чем тот, от которого она отказалась.

Мэгги подумала о наркотиках. Что предприняла Элис Эббот? Очевидно, та поняла ее немой вопрос и сказала:

— Я позаботилась обо всем, Мэгги… Абсолютно обо всем.

— А Пэдрейк, бабушка? Где Пэдрейк?