ни саму тетю Гвен, я не буду об этом жалеть. Но мне очень хочется встретиться с твоими родственниками, Мейв. А тебе, Сара?
— Да. У меня тоже есть очень хорошие родственники, — улыбнулась Сара. — Я надеюсь, что вы сможете со временем встретиться с ними, особенно с моей кузиной.
— Интересно, — сказала я, — у Сары много родственников со стороны отца, правда, Сара?
— Угу. Только они Гольдберги, и я о них ничего не знаю. Мой отец не желает рассказывать о них. Но когда-нибудь я с ними поближе познакомлюсь и, может, даже начну их любить.
— Нет, тебе они, наверно, не понравятся, — заметила Крисси, проглатывая последний кусочек рыбного пирожка.
— Подло так говорить, — сказала Сара.
— Поверь мне, Сара. Я разбираюсь в родственниках. Ой, как мне хочется еще один пирожок, но я не могу.
Мы отправились в Плимут в большом синем «бьюике» для турпоездок. Тетушка Мэгги осталась дома, чтобы наблюдать за приготовлениями к обеду. Шофер Риген был разговорчивый старожил, который по пути рассказывал нам о всех достопримечательностях. Мы прибыли в Плимут как раз вовремя, чтобы увидеть, как современные пилигримы под барабанный бой собрались возле знаменитой скалы, у порта, и потом начали маршировать по Лейден-стрит к форту на кургане, вместе со зрителями. Мы присоединились к «первым поселенцам» и стали петь псалмы.
— Тетушка Мэгги говорит, что это песнопение из книги псалмов были переведены с иврита каким-то Генри Эйнуотом. Их пели самые первые пилигримы, возвращавшиеся в Голландию, а потом их пели в Плимуте.
— Тогда все в порядке, — с удовлетворением заметила Сара. — Так как в оригинале они были на иврите, мне кажется, что я имею полное право петь их!
— На обед будет индейка, но вы знаете, что настоящие пилигримы не ели индейку в их первый День благодарения, — сказала нам Мейв, когда мы возвращались в Бостон.
— Вот как? — удивилась я. — Я этого не знала.
— У них была оленина, копченые утки, гуси, угри, устрицы, хлеб из маиса и пшеницы, лук-порей, кресс-салат, дикие сливы, блюдо из кукурузы, зеленых бобов и солонины и домашнее вино. Я не знаю, почему они не ели индейку.
— Ну, а откуда ты знаешь все остальное?
Мейв, которая говорила все с большим энтузиазмом, понизила голос.
— Я вам говорила… Я проводила много времени, читая… — Она задумалась. — Мне папа много рассказывал о пилигримах — первых поселенцах. — Потом она опять повеселела. — Сегодня мы попытаемся поставить на стол практически все, что они ели на первый День благодарения. Наверно, кроме угрей и остальных даров моря.
— У нас будет жареная утка, фаршированная яблоками и изюмом, гусь с картофельным пюре и каштаны… — Крисси начала стонать, но Мейв продолжала: — Плимутский пирог с моллюсками и пюре из устриц…
— П-о-ожалуйста, мне кажется, что я сейчас упаду в обморок, — запротестовала Крисси.
— Ну, сегодня ты можешь поесть. У нас будет суп из кабачков, пудинг из маиса и пудинг из сладкого картофеля, и глазированный лук, и разные пироги — тыквенный, фаршированные. Торты с клюквой и вишнями, бредфортский сливовый пудинг, его подают в ромовом соусе… — Крисси попыталась заткнуть рот Мейв, но та ловко увернулась от нее. — Этот пудинг назвали в честь первого губернатора Плимута.
— А я сейчас упаду в обморок, — радостно объявила Крисси. — Я смогу голодать, когда вернусь в школу. Там очень легко ничего не есть!
Крисси пришлось согласиться, что было невозможно запомнить, кто есть кто среди Эбботов, особенно когда они пили чашку за чашкой эгног. Эгног был приготовлен по рецепту «Гарвардского клуба» и был традицией семьи Эбботов.
Дядюшка Поль прочитал молитву, потом маленькая девочка Дженнифер, дочка кузины Сьюзен, прочитала молитву:
Все засмеялись и начали аплодировать. Сара прошептала мне на ухо:
— Боже, ты когда-нибудь слышала что-либо подобное?
Потом встала Мейв и объявила, что дядюшка Джеймс прочитает отрывок из речи губернатора Бредфорда по поводу первого урожая в 1621 году.
— Боже, ну, это уже слишком, — прошептала Сара, но я не обращала на нее никакого внимания. Пока дядюшка Джеймс читал, Сара продолжала что-то бормотать. Когда он заговорил о том, сколько там было диких индеек, Сара подняла руку и выкрикнула: — Если у них было столько диких индеек, почему они не ели индейку в первый День благодарения?
Все гости уставились на Сару.
«Девушка из Нью-Йорка перебила Джеймса!» Но ее поддержали несколько человек: почему же не ели индейку? Некоторые начали спорить: нет, индейку ели. Началось оживленное обсуждение, пока дядюшка Джеймс не начал громко откашливаться. Все голоса замерли, и Джеймс закончил свое чтение.
Начали подавать обед. Хлеб подали на огромном серебряном блюде. Мэгги объяснила девочкам, что там были два вида хлеба — из маисовой муки и какой-то другой, который назывался анадеме. У фермера из Новой Англии была жена по имени Анна. Она была очень ленивой, и ее хлеб невозможно было есть. Мужу пришлось самому печь хлеб, и он все время бормотал: «Черт бы побрал тебя, Анна!»
Я засмеялась:
— У нас дома, в Чарльстоне, тоже есть хлеб анадеме, и мы знаем точно такую же историю, только фермер был из Южной Калифорнии.
Мне вдруг стало очень неудобно. «Боже, какая я грубиянка! Я выставила тетушку Мэгги дурочкой». Но Мэгги и все остальные засмеялись.
— Я этому не удивляюсь, — поддразнила она меня. — Эти жители Чарльстона всегда стараются что- то украсть у нас — жителей Бостона, хотя бы раскат грома!
Хью Уинтроп предложил Крисси прогуляться по площади после обеда. Хью Уинтроп был Эбботом по матери, Элве. Семнадцати лет, с волнистыми светлыми волосами, бледно-голубыми глазами и небольшим загнутым носом, он Крисси совершенно не нравился. Ей совсем не хотелось выходить на холод. В доме было так уютно и приятно. В очаге пылали сосновые шишки. Уровень шума доказывал, что у присутствующих хорошее настроение. Но Сара подбадривающе улыбалась ей. Сама Крисси понимала, что ей когда-нибудь придется начать встречаться с каким-нибудь мальчиком, чтобы из ее памяти выветрились те, старые картины. Сами они никак не исчезали — как она ни старалась. «Если я собираюсь когда-нибудь стать роковой женщиной, мне нужно с чего-то начать. И, черт побери, — я ей стану, даже если это меня убьет!»
Они тихонько вышли из дома, плечи у них были опущены — дул холодный, пронизывающий ветер и висел небольшой туман.
— Вам нравится Бостон?
— Да, ничего.
Они смотрели на дома, мимо которых проходили. Все окна были ярко освещены. Некоторые семьи еще сидели за столом. В одном окне они увидели прекрасно одетых людей, которые пили из великолепных серебряных бокалов.