мужчины. Потому что то, к чему женщина относится как к холодной обязанности, мужчина рассматривает как средство успокоения своей совести. Финансовое отпущение грехов, никаких эмоциональных при вязан ностей.
Она не допустит этого снова. Она стала мадам Эсмеральдой, потому что не хотела иметь хозяина. Она чувствовала, будто ее перекладывают из одной коробки в другую. Она не хотела стать еще одной чертовой колонкой в его расходной книге, и будь она проклята, если позволит себе снова зависеть от кого бы то ни было.
– Послушай, – сказал Гарет, почти отчаявшись, – я буду… буду посылать тебе финансовую помощь. И время от времени корзины с фруктами.
Дженни не могла этого вынести. Она рассмеялась над ним сквозь слезы.
– Послушай только себя. «Женщина не лодка. Она наука». Господи, да если бы Линнеевское общество это слышало, они изгнали бы тебя из своих рядов.
– Ладно, – гневно пропыхтел Гарет, – я не знаю, что делать. Я был серьезен, говоря о корзинах с фруктами.
– Я знаю. Почему, по-твоему, я рассмеялась? Честно, Гарет, разве можно быть таким беспомощным?
– Беспомощным? – Гарет нахмурился. – Я не беспомощен. Я просто не могу обдумывать каждое свое слово. А поскольку ты не говоришь, что случилось, я не могу решить проблему.
– Если бы ты мог решить эту проблему, разве бы я плакала?
– Что, черт возьми, я могу поделать с проблемой, которую не могу решить?
Ах, если бы только Дженни сама знала ответ на этот вопрос. Однако ее будущее открывалось перед ней с пугающей очевидностью. У нее не было дома, чтобы вернуться. Не было того безопасного прошлого, что ожидало ее с распростертыми объятиями.
– Я думаю, мне поможет, – пробормотала Дженни слабым от слез голосом, – если ты подойдешь сюда.
Он пододвинул свой стул к ней поближе, немного неуклюже.
– Так?
Она кивнула.
– Обними меня.
– Так?
Она расслабилась в его объятиях.
– Почти так, – ответила она, – но крепче. Правильно. Именно так.
Это была иллюзия, ведь она сама заставила его это сделать. Однако на секунду, всего лишь на одну секунду ей показалось, что он дорожит ею.
Мираж длился лишь мгновение.
– Это не разумный способ решения проблем, – пожаловался он.
– Тсс. Слушай. Иногда ответ приходит без слов, через прикосновения.
– Это как замыкание электрической цепи?
Дженни почти ничего не знала о новейших теориях электричества, и не могла ответить на его вопрос. Спустя какое-то время она заговорила снова:
– Сколько бы я ни копалась в своем прошлом, я не вижу, что я могла бы изменить. Жизнь повернулась ко мне своей темной стороной, не обещая ни благодарностей, ни наград. Я знаю, любая богобоязненная женщина не позволила бы себе даже подумать об этом, но Господь никогда не оказывал мне особого благоволения. Я чувствовала, будто меня загнали в гроб и сказали, что, если я буду лежать спокойно, крики проклятий превратятся в тихий шепоток. Я видела вокруг себя своих учителей – холодных, неулыбчивых женщин. У них не было ни друзей, ни семьи. Я не могла вступить в их ряды. Мне исполнилось тогда лишь восемнадцать, Гарет. Я была слишком молода, чтобы умереть. Но вот где я. И я не знаю, как мне теперь быть дальше.
Гарет бережно провел рукой по ее волосам.
– А теперь, – начал он, но потом прервался. Он наклонился и потерся носом о ее лоб. – А теперь я предлагаю тебе быть со мной.
– Вот видишь? – сказала Дженни. – Это было прекрасно. Утешительный жест, ничем не спровоцированный с моей стороны. Ты быстро учишься. Даже ты должен признать, несмотря на свою приверженность к научной логике, что прикосновение работает. Весь холод во мне перешел в тебя.
– Холод не может перетекать, – возразил он, прижимая ее ближе. – Только тепло. Говоря языком термодинамики…
– Гарет?
Он посмотрел вниз.
– Не разрушь это.
Он понял.
Несколько часов спустя Дженни осторожно заглянула в двери банка. Там было три кассира. Ни один из них, с облегчением подумала Дженни, не был мистером Севином. Она обратилась к другому мужчине, к одному из тех, с которым уже имела дело раньше, помещая деньги на счет. Он поприветствовал ее с предупредительной вежливостью. Слава богу, мистер Севин не стал распространять о ней слухов.
– Вероятно, вы сможете мне помочь, – обратилась Дженни к кассиру. – Я, кажется, гм… кажется, где-то оставила свою расчетную книжку. Мне бы хотелось снять деньги со счета.
– О, конечно, конечно, – вежливо приободрил ее клерк. – Я помню вас. У вас есть какая-нибудь информация о вашем счете?
Дженни протянула ему лист бумаги. Он внимательно изучил его и скрылся за дверью, ведущей в служебные помещения. Когда он вернулся, у него в руках была пачка бумаг. Его губы были загадочно поджаты.
– Мадам… Эсмеральда, не так ли?
Дженни подумала было о предстоящих дальнейших объяснениях. Нет. Она уже поняла на основании предыдущего опыта посещения этого банка, что не следует признаваться в том, что это ее ненастоящее имя,
– Да.
– Знаете, очень странно. Обычно мы не обслуживаем счет, если остаток суммы на нем ничтожно мал.
Дженни вздохнула. Она уже слышала эту песню.
– Я знаю. Когда я открывала счет… – Хорошо. Она совсем не хочет тревожить его сообщением о причастности мистера Севина. Если она решит все рассказать этому человеку, бог знает, когда она увидит свои деньги.
– Было сделано исключение, – осторожно продолжила она фразу. – Счет открыт.
Клерк сделал нетерпеливое движение.
– Да, конечно, время от времени мы делаем исключения. Технически мы не имеем права так поступать, но, да… – Он сочувственно пожал плечами. – Просто я хотел сказать, что обычно никто не
Дрожь охватила Дженни. Банковские кассиры обычно совсем не богаты. Они бы никогда не назвали двенадцать или тринадцать фунтов ежегодного дохода «ничтожно малой суммой», независимо от того, как бы ни были набиты золотом карманы их клиентов.
– О какой сумме вы говорите?
– Чуть более одного фунта, – ответил служащий. – Со счета недавно была снята большая сумма. Хотите, мы посмотрим платежные документы?
В сознании Дженни вспыхнуло ослепительно-белое сверкающее пламя. Оно сожгло все ее мысли, все чувства. Она слышала звук льющейся воды, словно находилась в центре огромного водоворота. Дженни
