— Это как раз то, чего я тоже хочу, — прервала его Кэролайн.
— Нет, совсем не то. В следующий раз, когда вы снова сделаете что-нибудь, что ей не понравится, или когда она просто встанет не с той ноги, Тамара снова вас выгонит, — ровным голосом сказал Джеймс Годдард. Кэролайн поймала себя на мысли, что он говорит слишком самоуверенно.
Но, поразмыслив над его словами, она вдруг вспомнила Эстрелью Санчес, одну из портних графини. Тамара в декабре выгнала ее с работы за то, что та взяла выходной, чтобы отвезти дочь в больницу. Но доходный праздничный сезон был в самом разгаре, и заказы рекой текли в «Элеганс». Помимо рутинной работы Тамара затеяла некоторые новшества, и вскоре поняла, что без умелых рук Эстрельи она не сможет удовлетворить требования клиентов, и бизнес ее может погореть. Поэтому она позвонила портнихе, извинилась, объяснила, что просто вспылила и попросила не обижаться на нее. Тамара снова наняла ее. А в январе, когда деловая активность несколько поубавилась, она снова уволила Эстрелью. На этот раз окончательно.
Кэролайн поймала себя на мысли, что, возможно, Джеймс Годдард был прав, когда сказал ей, что не стоит возвращаться по первому зову графини. Но, тем не менее, ей нужна работа, деньги и, кроме того, пусть это и необъяснимо, ей в самом деле нравится эта непредсказуемая, требовательная, но и щедрая душой графиня. Джеймсу Годдарду этого не понять. Он богат, и ему неведомы проблемы простого рабочего люда. Он был совершенно посторонним человеком, Кэролайн с ним еще даже фактически не знакома. И ее жизнь совершенно не касается Джеймса, он не имеет права вмешиваться в чужие дела…
— Поверьте мне, Кэролайн. Я знаю, о чем говорю, — сказал он, прерывая ее раздумья, как бы читая ее мысли.
— Не думаю, что вы понимаете, в чем проблема, — ответила ему Кэролайн. — Мне нужна работа, потому что мне нужны деньги. Не для того, чтобы привлекать всех вокруг сногсшибательными нарядами, а элементарно — для того, чтобы есть. Пи-та-ться, понимаешь?
Джеймс усмехнулся.
— Да будете вы пи-та-ться, — сказал он, снова взяв Кэролайн под локоть и увлекая ее дальше по Ворт-авеню. Она следовала за ним против своей воли, все еще находясь под впечатлением огня и вспоминая тот разрушительный пожар, случившийся в одну из суббот на Пэттерсон-авеню, 39. Она все еще была под впечатлением гнева графини, неожиданного увольнения с работы. Кэролайн не знала, что ей делать, кому верить. Джеймс по ее лицу видел, в каком она замешательстве.
— Послушайте, — сочувственно сказал он, останавливаясь и поворачиваясь к ней. — У таких людей, как Тамара Брандт, в характере есть и хорошие, и скверные черты, но в основном, когда дело касается их бизнеса и личных интересов, то они просто манипуляторы. Порой они выходят из себя и перестают контролировать ситуацию, потом понимают, что допустили ошибку. Тогда начинают каяться и извиняться; утверждают, будто ничего плохого не имели в виду, что такое больше не повторится, и продолжают свою песню, пока не добиваются того, что им нужно. На своих условиях.
Джеймс говорил уверенно. И в его словах была логика. Он очень правильно описал характер графини Тамары. Кроме того, под это описание подходил и Эл Шоу, который однажды совершенно вышел из себя, потом покаялся и поклялся, что изменится. И в конце концов получил то, что хотел, — на его собственных условиях.
— Вы говорите так, как будто хорошо знаете таких людей, как графиня, — нерешительно сказала Кэролайн.
— Знаю, — ответил Джеймс. — Взять, к примеру, моего отца.
Кэролайн посмотрела на него, но ничего не сказала. Ее просто поразило то, что, несмотря на их совершенно различное происхождение, у них, очевидно, было что-то общее, например, отцы, манипулировавшие окружающими. Подспудно девушка чувствовала, что Джеймсу можно доверять, и взяла его под руку. Следует послушать, что он ей скажет. Все равно она только что сделала самый решительный поступок в жизни, доверившись своему новому знакомому.
— Я совершенно ничего не имею против того, чтобы вы вернулись на свою работу, — продолжал Джеймс, пока они шли по торговой улице, которую Кэролайн уже знала не хуже, чем свою комнатку в пансионе Селмы Йоханнес. — Я полностью «за». Если хотите, я даже могу вам помочь вернуть свое место в «Элеганс». Но я не могу позволить вам бежать туда и жалобно проситься обратно. Я в жизни понял одно: нельзя пасовать перед обидчиками. Иначе вас никто не будет уважать.
Кэролайн снова вдруг подумала о своих родителях. О том жалобном и успокаивающем тоне, которым мать всегда разговаривала с отцом. О том, как она постоянно пыталась подделаться под него, соглашаться с ним, как она совершенно утратила собственную личность и игнорировала свои интересы только для того, чтобы удовлетворить тщеславие человека, которому совершенно невозможно было угодить. А ведь Кэролайн собиралась сделать то же самое: побежать к Тамаре, попытаться сгладить ситуацию, сдаться, извиниться и успокоить ее.
— В этом вы правы, — сказала Кэролайн, вдруг почувствовав благодарность к Годдарду за то, что он удержал ее от импульсивного порыва сделать то, что ее мать делала из месяца в месяц, из года в год. — Спасибо за то, что спасли меня от одного из моих ошибочных решений.
Джеймс улыбнулся.
— Всегда к вашим услугам, — сказал он с таким видом, как будто действительно имел это в виду.
— Дело в том, что мне нужна эта работа.
— Но есть и другие способы, кроме бесконечных уступок.
— Например?
— Например, заставить графиню просить, чтобы вы вернулись.
— Просить — меня? — Кэролайн усмехнулась. — А вы говорили, что знаете таких людей, как графиня. Если это правда, то вы должны знать, что они ни о чем
— Просят, если знать способы воздействия на них.
— Способы?
— Пойдемте, я объясню вам.
Они подошли к усаженной цветами аллее, которая вела к кафе «Павильону» — жемчужине Ворт- авеню. Хотя Кэролайн и знала, что именно здесь все покупатели с Ворт-авеню останавливались, чтобы посплетничать, увидеть нужных людей, обсудить серьезные покупки, она еще ни разу не была здесь. Во- первых, ей не по карману были цены, во-вторых — это лишние калории. Всю ее жизнь ей внушали, что такие места, как кафе «Павильон», не для нее.
— Ну что, пошли? — сказал Джеймс с улыбкой, увлекая ее в кафе.
— Bon jour[2], месье Годдард. Приятно видеть вас здесь, — сказал француз приятной наружности, как только они вошли в кафе. Это был высокий седовласый джентльмен с пышными усами и осанкой военного. У него были ярко-голубые, умные и проницательные глаза, а его длинный нос и увесистый подбородок свидетельствовали о сильной, решительной натуре.
— Пьер! — воскликнул Джеймс, протягивая руку. — Здорово видеть тебя снова! Как дела?
— Pas mal[3], — ответил Пьер Фонтэн.
Джеймс кратко объяснил Кэролайн, что он владелец «Павильона» и вел дела с помощью своей жены, Шанталь. Как раз в это время Пьер, с поклоном, повернулся к Кэролайн и произнес:
— Приветствую и вас, мадемуазель.
— Пьер, это Кэролайн… — начал Джеймс и вопросительно посмотрел на нее, потому что не знал, как ее представить ее дальше.
— Шоу, — сказала она, улыбаясь Пьеру.
— Мадемуазель Шоу, я искренне рад вас видеть.
— А где же ваша мадам, Пьер? — спросил его Джеймс, оглядываясь. — Что-то сегодня не видно мадам Шанталь.
— Она не очень хорошо чувствует себя в последнее время, — ответил Пьер, вдруг утратив всю свою веселость.
— Мне очень жаль, — сказал ему Джеймс.
