бежали к ним.
— Не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Долорес, — вы такой отважный мачо…
Сыщик наклонился в кресле и нежно привлек ее к себе.
Подбежавшие полицейские в растерянности уставились на томно целующуюся парочку, не обращавшую на них ни малейшего внимания.
Спустя месяц все аргентинские газеты пестрели кричащими заголовками: «Раскрыт могущественный преступный концерн!», «Битва в непроходимой сельве между преступниками и полицией! Большие потери с обеих сторон. Часть преступников скрылась в сельве!», «Тонэр — волшебное средство молодости?», «Взорванный индейский храм и погребенная под ним лаборатория», «Арестован главарь мафии».
Но Александр уже давно был в Москве, где занимался расследованием совсем другого дела…
4
— Значит вы утверждаете, что у вас пропала дочь? — сухо спросил Николай Александрович Гунин, отводя глаза в сторону, чтобы не встречаться с откровенно-призывным взглядом Лидии Михайловны Лозинской. Эта пятидесятилетняя модно одетая дама сидела напротив него в позе светской львицы и томно курила. Разговор происходил в рабочем кабинете Гунина.
Александр примостился на подоконнике, внимательно наблюдая за обоими.
— Ну и как же это случилось?
— Неделю назад она ушла из дома, не оставив записки, — страдающим тоном произнесла Лидия Михайловна. — И до сих пор не появлялась.
— А почему вы решили заявить только сейчас и обратились к нам, а не в милицию?
— Она и раньше могла исчезнуть дня на два, на три, но сейчас я просто чувствую, что с ней что-то случилось. А обратилась к вам, потому что верю: только вы, Николай Александрович, сможете вернуть мне мою дочь! — Последняя фраза была произнесена с таким мелодраматическим надрывом, что полковник поморщился.
— Ладно, ладно… Начнем по порядку. Сколько лет вашей дочери?
— Семнадцать.
— Она носит вашу фамилию или фамилию вашего бывшего мужа?
— У меня не было мужа, — многозначительным тоном произнесла Лозинская. — Моя Настя — плод свободной любви двух творческих людей, брошенных в объятия друг друга внезапно вспыхнувшей страстью…
— То есть, попросту говоря, внебрачный ребенок?
— Да. Бастард, как говорят французы.
— А кто ее отец? Только не сообщайте, что это страшный негодяй, о котором вы не желаете вспоминать, — поспешно добавил проницательный Гунин, заметив выражение, промелькнувшее на лице Лозинской. — Коротко и ясно — где живет, имя, фамилия, чем занимается.
— Игорь Соломонович Французов, свободный художник. Где ныне живет, не знаю.
— А где жила дочь? С вами, в квартире покойного академика Лозинского, или у отца?
— Я снимала ей квартиру. Но, как только истек срок аренды, она оттуда исчезла, — поспешно добавила Лозинская, словно опасаясь очередных вопросов. — Хозяин квартиры тут же сдал ее другим постояльцам, так что его расспрашивать бесполезно.
— У вас есть ее фотография?
— Есть, но в раннем возрасте.
— Позвольте взглянуть.
Дама протянула фотографию, но после первого же взгляда не нее физиономия полковника вытянулась. — Вы издеваетесь?
На фотографии была изображена пятилетняя малышка в обнимку с большим плюшевым медведем.
— А что? — искренне изумилась Лозинская. — Я принесла вам самую любимую фотографию своей дочери. Знаете, Николай Александрович, когда дети подрастают, они начинают портиться…
— Тогда надо держать их в холодильнике, — машинально сострил Гунин. — Кстати, если ей семнадцать лет, значит, она в этом году закончила школу?
— Да, и вот снимок ее выпускного класса.
Фотографии были настолько маленькими, что вид круглой и симпатичной девичьей мордашки мало что давал. Гунин передал снимок помощнику, а сам снова обратился к Лозинской:
— Ну, а хоть где нам ее искать, вы знаете? Может быть, у нее есть какие-то излюбленные места для…
— Для тусовок, — подсказал Александр.
— Для встреч с друзьями. Или вам известны какие-то адреса, ведь где-то же она ночует.
— Увы, Николай Александрович, — вздохнула Лозинская. — Она была такой скрытной, что я даже ее подруг не знаю. Понимаете, у нас были сложные отношения…
— Понимаю. Ну, хоть какую-то зацепку вы нам можете дать? Чем она увлекалась? Музыка, мальчики, дискотеки, наркотики?
— Собаками, — неожиданно выпалила Лозинская. — Моя Настя всю жизнь мечтала иметь большую собаку, типа немецкой овчарки.
— Н-да. — Полковник Гунин был суров и скучен. Александр, наблюдая за ним, потешался от души, не понимая причин, по которым его шеф так холодно обращается с клиенткой. — Ну что ж, тогда осталось подписать договор и, как говорят в таких случаях, будем искать.
— Только, Николай Александрович, я вас вот о чем попрошу, — обрадованная его согласием, тут же затараторила Лозинская. — Постоянно держите меня в курсе всех ваших версий и поисков.
— Это еще зачем? — насторожился Гунин.
— Ну, во-первых, затем, что я хочу обогатиться новым житейским опытом…
— Боюсь, что этот житейский опыт несколько специфичен и вряд ли вам когда…
— Никакой житейский опыт ни для кого не пропадает, — поспешно перебила Лозинская. — Что уж говорить о писателе… Кстати, позвольте презентовать вам мою последнюю книгу. — И она проворно извлекла из сумки весьма увесистый том в яркой глянцевой обложке. — Я там уже и надпись сделала.
Гунин взял книгу с таким видом, словно опасался какого-то подвоха. Зато Александр так заинтересовался, что подошел поближе и заглянул через плечо шефа. Название было любопытным — «Летаргия от несчастной любви», но еще любопытней оказалась дарственная надпись: «Дорогому и уважаемому Николаю Александровичу Гунину, прототипу главного героя моего следующего романа «Сыщик-философ».
— Это что еще за следующий роман? — замороженным тоном поинтересовался полковник.
— А вам интересно узнать? — мгновенно обрадовалась Лозинская. — Ну так я вам сейчас все объясню. Понимаете, Николай Александрович, литература бывает четырех видов: заурядные персонажи действуют в заурядных обстоятельствах, незаурядные персонажи в незаурядных обстоятельствах, — заурядные персонажи — в незаурядных обстоятельствах и, наконец, незаурядные персонажи — в заурядных обстоятельствах. — Она произнесла это так быстро, что полковник беспомощно оглянулся на помощника.
«Мадам Мурашкина! — Александру вдруг вспомнился бесподобный рассказ Чехова «Драма». — Сейчас она еще скажет: «Вас заел анализ. Вы слишком рано перестали жить сердцем и доверились уму»».
— …Первый вид литературы — это весьма скучное бытописание, вроде «Старосветских помещиков» Николая Васильевича или «Бедных людей» Федора Михайловича…
«О классиках говорит как о собратьях по Союзу писателей!»
— …Вторая — это приключенческие романы или романтические любовные истории, но самый интересный вид литературы — это третья и четвертая, поскольку именно они дают возможность автору
