— Значит, — засмеялся Иво, все еще не веря, что я способна сделать это, — ты готова участвовать в бегах?
Я кивнула. Мэт смотрел на нас с немым удивлением. Во-первых, он не ожидал, что я окажусь такой упрямой, а во-вторых, он не мог понять, как какая-то беговая дорожка может быть причиной для спора.
Иво, который начал понимать, что я не намерена бросать слова на ветер, одумался и попытался свести наш разговор к шутке.
— Дона, поверь, я не хотел тебя задеть. Это обыкновенная традиция, одна из тысяч английских традиций… Одна дорожка для девушек, остальные — для юношей. Неужели ты хочешь валяться в грязи только из-за того, что кто-то не выделил девушкам две дорожки вместо одной?
Он улыбнулся одной из своих чарующих, безмятежных улыбок, которые мне так нравились. Но на этот раз я разгадала его хитрость. Ничего не выйдет, Иво Видхэм. Если уж я решила, то отступать не буду. Никто и никогда не назовет меня беспомощным существом!
Наверное, я выглядела преисполненной решимости, потому что даже Мэт не стал отговаривать меня от этой затеи и только пожал плечами: мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало… Обескураженный Иво, очевидно тысячу раз пожалевший о своем замечании, побрел к холму, чтобы уговорить «присяжных» внести меня в список участников.
Мэт пристально, сощурившись, посмотрел на мое раскрасневшееся от спора лицо.
— Не пойму, что на тебя нашло? По-моему, Иво не сказал ничего такого, что могло бы задеть тебя. Или я ошибаюсь? Конечно, ты скрытная девушка, и я никогда не знал, что бродит у тебя в голове, но сейчас у меня есть кое-какие мысли на этот счет…
Я вопросительно округлила глаза и приподняла брови, ожидая от Мэта более пространных объяснений, но к нам уже возвращался Иво, поэтому Мэт только буркнул что-то вроде «поговорим потом». Мне было очень интересно, что же все-таки имел в виду мой лучший друг, но в тот момент меня гораздо больше волновал исход переговоров Иво с теми, кто проводил бега.
— Порядок, я договорился, — не очень-то весело сказал он. Меня обрадовала его честность: Иво явно не хотелось, чтобы я участвовала в бегах, и ему ничего не стоило сказать мне, что его попытка не удалась. Однако, несмотря на свое нежелание, он договорился и предоставил мне свободу выбора. Не всякий поступил бы так на его месте… — Может, мы переоденем тебя во что-нибудь более… гм… гм… подходящее случаю? — спросил он у меня.
В ответ я ехидно поинтересовалась, не стесняется ли он ехать со мной после бегов. Будь кожа Иво менее смуглой, он наверняка бы покраснел. Но поскольку природа обделила его этим способом выражения чувств, он только нахмурил брови и дулся на меня до самого начала соревнований, напоминая своим видом нахохлившегося воробья. Я усмехнулась про себя, в очередной раз заметив, что иногда Иво ведет себя совсем как ребенок.
И все же, несмотря на мое видимое рвение участвовать в бегах, я серьезно трусила. Конечно же, дело было не в том, что я боялась перепачкать свежей землей свой выходной костюмчик. Разумеется, это было бы неприятно, однако с грязным костюмом смириться куда проще, чем с переломанными ногами или руками… Такие вещи случались на бегах крайне редко, однако о паре таких случаев я читала в газетах. Один процент из ста, утешала я себя, что это произойдет именно со мной. Но все-таки было страшновато. Хотя, что мне сломанная рука после того, что я пережила на «Дуврском голубе»…
И вот наконец долгожданный момент наступил: к холму торжественно подъехал церемониальный кортеж. Иво и Мэт пожелали мне удачи, и я побежала на холм, чтобы не опоздать к началу соревнований. У Иво при этом было такое лицо, что, если бы не волнение, я бы покатилась со смеху. Нахохлившийся воробей превратился в заботливую няньку, которая с ума сходила от страха за дитя, взобравшееся на дерево.
Я поднялась на холм и пристроилась к девушкам, с волнением, наверное, не меньшим, чем мое, дожидавшимся начала бегов. Яркие блондинки, жгучие брюнетки, пламенные рыженькие — все они с выражением смущения и страха на лицах обменивались друг с другом фразами, демонстрирующими видимое спокойствие. Они выглядели глуповато, но я жалела, что не могу быть такой же: с наигранной веселостью болтать о какой-нибудь ерунде. Мне же пришлось стоять в сторонке и ждать, когда наконец объявят о начале бегов.
И вот глава кортежа раздал сидящим внизу холма сырные головы, которые участник, добежавший до склона холма, должен взять в руки и продемонстрировать окружающим. На сырную голову в руках я даже не рассчитывала, уповая лишь на то, чтобы добраться до склона живой.
От созерцания раздачи сырных голов меня отвлекла светловолосая девчушка, которая подошла ко мне и с любопытством поинтересовалась:
— Волнуешься?
Я кивнула. В ее глазах светился задор, желание прийти первой. В отличие от остальных она почти не волновалась или отлично сдерживала свои эмоции. Мне стало неловко за собственное волнение и за немоту, из-за которой я не могла ей ответить. Мое хорошее настроение, маленьким дьяволенком плясавшее внутри, грозило растаять, оставив после себя лишь облачко воспоминаний.
— Я тоже, — честно признался светловолосый бесенок. — И даже очень… Но я думаю, что с нами все будет в порядке… А как тебя зовут?
В этот момент я пожалела, что не захватила с собой дощечку. Но во время бега она наверняка вывалилась бы из рук и была втоптана в грязь. Я жестами показала девушке, что не умею говорить, и ждала замешательства, неловкости, жалости и чего угодно… Но вместо этого увидела ничуть не удивленное лицо и услышала тот же задорный голос:
— Мой брат тоже не может говорить. А меня зовут Лиззи. Желаю тебе удачно добраться до сыра. Ну вот и все — сейчас объявят начало…
Светлые кудри взметнулись, и, едва я успела осознать, что сейчас нам придется бежать сломя голову, все устремились вниз. Я немного замешкалась, поэтому отстала, но очень быстро наверстала упущенное. Моя обычная утренняя пробежка, о которой я благополучно позабыла, «перебравшись» к Иво, напомнила о себе. Благодаря ей я могу регулировать дыхание, чтобы не слишком быстро выбиться из сил. Но как справиться с землей, в которой увязают ноги, и с камнями, о которые я постоянно спотыкаюсь?
Однако я была не одинока. Рядом со мной то и дело спотыкались, падали и вновь вставали другие участницы конкурса. Слава богу, у меня не было сил и времени представлять себе, как смешно и нелепо все это выглядит со стороны. Будучи человеком не азартным, но упрямым, я жаждала добежать до финиша, хотя мне было совсем не важно, окажется ли у меня в руках сырная головка. Через несколько минут я умудрилась опередить большинство своих, если так можно выразиться, спутниц. До склона оставалось совсем немного, и мне казалось, что я уже не бегу, а качусь по нему. Оставалось только возблагодарить Господа за то, что я не надела туфли на каблуке…
И вот — я уже почти у финиша. Грязная, задыхающаяся от постоянных падений, но с удивительным ощущением подъема внутри. Почти все мои конкурентки уже позади, и я совершенно не понимаю, как это получилось… Я продолжаю бежать, на лице почему-то играет улыбка — наверное, ужасно глупая, — но вот, прямо перед скамьей, на которой сидят «присяжные» с головками сыра, я падаю и подворачиваю ногу. Дикая боль! Но вместо того, чтобы закричать или заплакать, я встаю и протягиваю руку к сыру, как безмерно голодный человек, ради еды готовый на все. Мне отдают сыр, я трясу им перед аплодирующей публикой и снова падаю, согнутая дикой болью в щиколотке… Но я смеюсь, сквозь слезы, наворачивающиеся мне на глаза…
Наверное, я никогда не забуду это ощущение праздника, победы, глупого, но ни с чем не сравнимого счастья быть первой. И не просто первой, а
Я победила на бегах, но здорово вывихнула щиколотку. Слава богу, доктор на таких соревнованиях — обычный гость. Перепуганный Иво, с лицом белым как полотно, тут же забил тревогу, но доктор, осмотревший меня, заверил его, что ничего страшного с ногой не случится. В худшем случае, я похромаю пару недель. Ногу смазали какой-то шипучей мазью и намотали на нее эластичную повязку. Я не только почувствовала себя лучше, но и потребовала продолжения праздника, заставив Иво позабыть о мысли отвезти меня домой и уложить в постель.
