Теперь мы могли подумать о коронации. Ее назначили на Пятидесятницу, День сошествия Святого Духа. Я вознес молитвы Господу, дабы Он помог снискать одобрение подданных, и старался не показывать свою тревогу Анне, ведь для нее эта церемония была пределом мечтаний.
Я решил устроить торжество исключительно для Анны. Меня короновали почти четверть века тому назад, но сейчас не было необходимости в столь пышной мистерии. Я буду хранить ее в памяти, а у Анны пусть появятся собственные воспоминания, принадлежащие ей одной. Я не стану сопровождать ее — просто понаблюдаю за происходящим со стороны. Мне хотелось насладиться зрелищем и получить удовольствие от празднества. По моему желанию и повелению Анна взойдет на престол! Без меня ничего бы не было. Не выстроили бы помосты; портнихи не искололи бы пальцы; а спорщики с Милклейн не побились бы об заклад на предмет того, пойдет ли дождь в день коронации. Я стал творцом важного события, хотя пребывал в полнейшем неведении о всяческих церемониальных тонкостях с тех пор, как занял английский трон. Меня короновали по воле Господа; Анна же короновалась по воле Генриха VIII.
Каждый вечер перед визитом к Анне мне приходилось предупреждать ее. Я с нетерпением ждал в аванзале, слушая лепет фрейлины, старавшейся развлечь меня, пока моя обожаемая супруга поспешно снимала коронационные побрякушки, чтобы я не увидел их раньше времени.
Майским вечером в среду, накануне великого дня, мне понадобилось срочно встретиться с Анной. Я раздраженно мерил шагами маленький зал. В распахнутые окна врывался гул Лондона.
Близилось полнолуние. Бодрый стук молотков возвещал о спешно возводимых на улицах трибунах (плотники радовались, что свет луны подарил им несколько дополнительных часов работы), молодежь гомонила возле таверн, не желая расходиться до наступления темноты, — казалось, жизнь кипит только за стенами дворца, лишь там происходит нечто значительное и настоящее. Однако я понимал, что любой подвыпивший умник, подпирая плетень у кабака, воображает, что все важнейшие события случаются как раз в дворцовых залах и покоях, — и он прав, так оно и есть. Я всегда считал себя человеком деятельным и полным жизни. Других таких поискать.
— Ваша милость, не желаете ли освежиться вином? — спросила миловидная служанка Анны.
Вино? Кому нужно вино в такую ночь?!
— Нет-нет… — отмахнулся я.
Как невежливо с моей стороны. Опомнившись, я внимательно взглянул на красотку, чтобы запомнить мельчайшие детали знаменательной ночи. Ведь эта девица — свидетельница торжества Анны.
Передо мной почтительно склонила голову миниатюрная особа с золотисто-медовыми волосами. Но в память мне врезалась другая особенность. Она была очень бледна. Ее лицо белело в тени, как паутина… Ущербная луна… Отражение старого холщового платья в темной воде…
— Пожалуй, выпью немного, — улыбнувшись, сказал я, стараясь проявить любезность.
Она подошла к столику и налила рейнского вина в серебряный кубок, украшенный резным орнаментом.
Когда же Анна соизволит принять меня? С дальнего конца внутреннего двора донесся бой моих любимых больших астрономических часов, висящих на надвратной башне. Девять ударов. Голоса завсегдатаев таверны стали более громкими, но менее разборчивыми. Я подошел к фрейлине, поглощенной созерцанием черепичных крыш. У нее был четкий красивый профиль.
— А не испытывали ли вы когда-нибудь… — начала она, но умолкла.
— Что испытывал, госпожа?
Мой голос, к удивлению, прозвучал раздраженно.
Оттого что я срочно хотел увидеть Анну! Почему она заставляет меня так долго ждать?
— Когда-нибудь… глядя на те крыши, вы завидовали тем, кто живет там… спокойно и счастливо спит у себя дома?..
— Да, конечно, — не задумываясь, признал я.
Некоторым близки мои чувства, хоть кто-то меня понимает…
— А вам никогда не хотелось оказаться там, войти в прихожую, заляпанную грязью, и услышать… будто мать бранится, что в камине мало дров?.. Узнать о том, как беспокойно в этом доме?..
— Вы хотели сказать «спокойно», — поправил я ее.
— Нет, эти люди недовольны и раздражены. Они громко ссорятся друг с другом, ненавидят и с трудом терпят своих домочадцев. Каждый считает себя голоднее всех. А…
— Милорд! — наконец раздался долгожданный голос, в котором сквозили дразнящие нотки.
Я отвернулся от любопытной фрейлины. Анна стояла за порогом будуара. Ее лицо скрывала тень.
Рассмеявшись, она втащила меня в покои и захлопнула массивные двери. Ее глаза возбужденно блестели, движения обрели уверенную живость.
— Я дождалась! — Анна радостно закружилась по комнате. — Мне принесли мой наряд. Он само совершенство!
Будуар вновь огласился ее счастливым смехом.
— Это платье произведет незабываемое впечатление. Вы помните, как Уолси называл меня «ночной вороной» из-за черных волос и нарядов? Теперь все увидят настоящую королеву в сиянии белизны. Уолси и черный цвет канули в небытие. Новое платье явит миру ослепительный блеск полудня.
Весело щебеча, она порхала, как птица, по полированному полу от стены к стене. Луна и светильники изливали яркий ровный свет, однако в вощеном дереве мелькали лишь мимолетные воздушные тени.
— Нет, я не покажу вам это чудо до поры до времени! — Смеясь, она подлетела к двери в опочивальню. — Я хорошенько его спрятала. Мне хочется, чтобы мой наряд потряс не только народ, но и вас!
Ей уже удалось сразить меня наповал. Она стояла в центре будуара, воплотив в себе всю красоту мира — и темную, и светлую. Нет нужды сожалеть о сделанном выборе. Женившись на Анне, я получил все желаемое.
Ряд церемоний традиционно предшествовал драгоценному мгновению миропомазания в Вестминстерском аббатстве. Сначала Анна отправится на лодке по Темзе до Тауэра, чтобы провести там ночь. Кроме того, ее пронесут в паланкине по улицам Лондона, дабы явить народу будущую королеву. На другой день свершится обряд коронации. А следующая неделя пройдет в общенародных праздничных торжествах.
Я подробно объяснил Анне правила этикета на каждой из этих церемоний. В ее глазах метались беспокойство и неуверенность.
— Водное шествие превращается во всеобщий праздник. Темза гораздо шире любой улицы, и там будут устроены пышные представления, фейерверки. Вас встретят пушечным салютом. Необычайно красочное и веселое зрелище. Вы когда-нибудь видели королевский водный карнавал?
— Нет. Правда, в детстве я видела в Норфолке разукрашенные гирляндами лодки, когда праздновали Вознесение.
— Тьфу, ерунда! — Я скривился, громко прищелкнув пальцами. — Лорд-мэр поведал мне, что у нас по реке поплывет даже сказочный дракон, чей хвост с помощью механических ухищрений будет колотить по воде, а пасть — извергать пламя. И это всего лишь одно чудо.
Лорд-мэр заранее получил указание пресечь любые грубые выходки по отношению к Анне. Я пригрозил ему страшным наказанием в том случае, если оскорбительное поведение горожан испортит праздник.
— И тот же лорд-мэр доставит вас в Гринвич на королевском баркасе, — сообщил я.
— Как символично! — заявила она, резко повысив голос. — Мой прадедушка был лорд-мэром Лондона… а я буду английской королевой! — Злорадная усмешка исказила ее черты, и, словно спохватившись, она быстро добавила: — Наш баркас великолепен, я знаю. Он блестит золотом, а паруса горят алым пламенем.
— А вот Екатерине на болотах не нужна такая роскошь, — пробурчал я. — Хотя она еще настаивает на своем королевском праве.
