Внезапно раздался стук в дверь. На пороге стоял шотландский герольд, прибывший объявить войну Англии! В заключение он заявил:
— Мой король призывает вашу милость вернуться домой, дабы защищать вашу страну.
Клановый герб украшал наряд королевского гонца; на голове у него лихо сидел берет. Видимо, шотландца совершенно не волновало, что его король, Яков IV, основательно все взвесил, коварно решив напасть на нас в такое время.
— Не слишком далеко пришлось вам ехать, чтобы доставить столь малодушное послание, — после значительной паузы заметил я. — Не пристало скотту предлагать королю Англии защищаться. Передайте, что не родился еще тот скотт, который мог бы заставить нас вернуться! Деяния вашего правителя говорят сами за себя. Мы и раньше сомневались в его королевской смелости, а теперь просто убедились в ее отсутствии. Посему передайте вашему господину, что оставшийся в Англии граф Суррей отлично справится с трусливыми наскоками шотландского войска. — В тот миг на меня явно снизошло Господне озарение, и я пылко добавил: — И уведомите вашего господина, что Шотландия — мое законное владение. А он, будучи моим вассалом, поднял нынче бунт против своего сюзерена. С Божьей помощью мы достигнем победы, лишив его исконной земли. Так и передайте.
Шотландец нахмурился. Я повернулся к моему орденоносцу, рыцарю ордена Подвязки.
— Отведите его в вашу палатку и попотчуйте на славу, — распорядился я, желая соблюсти рыцарское обхождение.
— Сможет ли Говард дать им отпор? — спросил Уолси после ухода гонца. — Случилось то, чего мы опасались!
— Господь остановит их, — заявил я.
Как ни странно, я надеялся на Всевышнего, а Уолси рассчитывал на военную мощь. Он занимался обеспечением французской кампании — позаботился о доставках бочек с салом для поддержания гибкости тетивы; о весах и гирях для развешивания селитры, серы и древесного угля, необходимых для артиллерии; о запасах уксуса для охлаждения огнестрельного оружия; о кожаных бадьях для переноски пороха и так далее. Конечно, разве Бог может быть солдатом?
Сказать по чести, другие священники тоже сражались. Фокс и Рассел облачились в боевые доспехи, под командованием каждого из них находилось по сотне людей. Папа Юлий встал во главе своих отрядов. Но их, безусловно, вел Христос. А Уолси сам по себе командовал двумя сотнями.
— Бог поддержит нас во всех наших деяниях, — промолвил сэр Джон Сеймур, один из моих верных соратников, уравновешенный, надежный, хладнокровный — настоящий англичанин.
Крепость Турне пала лишь после восьмидневной осады. Каждый из «Двенадцати апостолов» (ведь я все-таки закупил эти пушки, и они оказались великолепными) дал по одному выстрелу по крепостным стенам, после чего над ними взвился белый флаг и начались переговоры. Турне сдалась нам на милость, и наша огромная армия триумфально вошла в городские ворота. Народ разразился приветствиями, величая меня новоявленным Александром. За мной ехали воины, увенчанные орденскими лентами и осыпанные цветами.
В тот день я до темноты не снимал доспехов и даже на пиру по-спартански терпел их жесткие объятия. При каждом наклоне твердость металла напоминала мне, что я стал воином и завоевателем. В такой экипировке я получил письмо от Екатерины. Отлично помню это, поскольку мне пришлось стащить железные латные рукавицы, чтобы сломать печать и развернуть пергамент. Уже сгустилась тьма, и я велел принести еще свечей, чтобы прочесть послание.
Я чувствовал себя совершенно неуязвимым, несокрушимым и знал, что новости могут быть только хорошими. Поэтому без всякого удивления или ликования прочел сообщение о том, что 9 сентября отряды Томаса Говарда, встретившись с войсками Якова IV в битве при Флоддене, артиллерийским огнем и стрелковой атакой уничтожили шотландских горцев и их командиров. Яков IV и его незаконнорожденный сын Александр погибли в ярде от английского знамени. На поле боя остались епископы Островов и Кейтнесса, аббаты Инчаффрейского и Килвиннингского монастырей (помышляли ли они о Христе?) и весь цвет шотландской знати во главе с графами Монтрозом, Кроуфордом, Аргайлом и Ленноксом.
На сырых и суровых землях Флоддена полегли двенадцать тысяч скоттов. Их попросту уничтожили. Шотландия потеряла целое поколение.
«Ваша милость, — писала Екатерина, — оцените, как я исполняю обещания; в обмен на свидетельства ваших побед я посылаю вам королевский мундир».
Я открыл присланную с письмом сумку, внутри оказался камзол из золотой парчи, который затвердел от пропитавшей его крови. Дыры и прорехи на ткани свидетельствовали об ударах алебард и мечей. Держа изодранный наряд перед собой, я испытал не радость, а страх. Мундир выпал из моих рук. Брэндон, Невилл, Карью, Брайен, Сеймур, Болейн и Куртене, мои соратники, присягнувшие мне на верность, смотрели на меня с ожиданием.
— Шотландия и ее король погибли, — сообщил я.
Они разразились восторженными криками.
— Славный денек! — взревел Брэндон.
— Наш могучий король с легкостью уничтожает любых врагов! — воскликнул молодой Куртене.
Я подошел к двери моего походного дома и взглянул на равнины Франции, подставив разгоряченное лицо свежему ветру. Всякий раз, чтобы припомнить ту минуту, мне достаточно закрыть глаза и открыть окно, позволив холодному дыханию крепкого ветра коснуться моих щек и губ. Иногда, в минуты неуверенности, я именно так и делал. И тогда вновь обретал молодость и могущество.
Уилл:
Екатерина полагала, что порадует мужа, послав ему мундир шотландского короля после прибытия в Англию пленного герцога де Лонгвиля. Можно ли назвать эти победы равнозначными!
Екатерина была очень предана Генриху, но при всей осведомленности и верности она нередко проявляла глупость в важных вопросах.
Генрих VIII:
Мы провели во Франции около четырех месяцев, а затем вернулись в Дувр, на родные берега. На меня произвели сильнейшее впечатление как города Франции — ведь до сих пор я мало что видел даже в Англии, не считая Лондона и его окрестностей, — так и сражения с превосходящими силами противника. Франция оказалась прекрасной; а я доказал свою воинственность. И теперь часть прекрасной Франции стала моим трофеем.
На протяжении всего пути от Дувра до Лондона нас встречали ликующие толпы верноподданных. Им хотелось увидеть нас, выплеснуть обуревавший их восторг, приобщиться к победам армии. На следующий год мы еще больше порадуем их, ибо вновь отправимся во Францию, на сей раз надежно сговорившись о союзничестве с Фердинандом и Максимилианом. Военная кампания этого сезона стала всего лишь началом исполнения грандиозных планов.
Уилл:
Тогда я второй раз увидел Генриха VIII. Люди толпами сходились к дороге, что вела от Дувра к Лондону, и мне тоже страстно хотелось хоть мельком глянуть на нашего молодого победоносного монарха. Казалось, мы простояли у обочины целую вечность, с нетерпением вытягивая шеи — не покажется ли вдали
