Он подошел к столу, и приемная комиссия начала свое обсуждение. Напряжение в зале, казалось, достигло предела.
– О, Боже, мама убьет меня, если я провалюсь, – прошептала соседка Мадди.
Время как будто остановилось, а экзаменаторы продолжали совещаться. Наконец Серж откашлялся, встал из-за стола и сделал несколько шагов к замершим, полным надежд юным дарованиям.
– Прежде всего, мне хотелось бы сказать, что на нас произвел очень большое впечатление уровень подготовки соискателей. К глубокому сожалению, мы не можем всех принять. Если вашей фамилии не окажется в списке, это будет означать, что, на наш взгляд, вам требуется немного поработать над собой или ваша физическая подготовка не совсем соответствует нашим требованиям. Мы боимся, что вы не справитесь с напряженным графиком занятий. Благодарю всех, кто принял участие в сегодняшнем просмотре. Итак, первый номер в нашем списке…
Мадди увидела, как на лице первой девушки, когда назвали ее номер, появилась счастливая улыбка. Затем назвали юношу, чья замечательная прыгучесть так всех удивила. Уже назвали пять номеров, включая и тот, который принадлежал Николь Делиз. Мадди затаила дыхание. В списке осталось не так уж много людей.
– Номер четырнадцать… Спасибо всем!
Мадди с грустью посмотрела на номер четырнадцать, свою разговорчивую соседку. Оцепенев от горя, она пыталась сдержать подступившие слезы.
Другие отвергнутые кандидатки рыдали, не реагируя на попытки счастливых соперниц утешить их. Для тех, кто не прошел по конкурсу, были перечеркнуты годы напряженного труда. Все их мечты рухнули в несколько секунд. Были другие училища, другие балетные труппы, но все это не шло ни в какое сравнение с Королевским Национальным балетом.
Мадди спустилась по лестнице и вернулась в раздевалку, где толпились матери конкурсанток, еще более бледные, чем их чада.
С несчастным видом она натянула тренировочный костюм поверх трико и колготок, не желая больше ни на секунду задерживаться в этом здании. В конце концов, душ можно принять и дома.
– Бедняжка, – пожалела ее бывшая соседка, не скрывая своей радостной улыбки. – Тебе просто не повезло. Я наблюдала за тобой. Думаю, ты была одной из лучших. Ничего, – тут ее улыбка стала еще шире, – может быть, тебе повезет в следующий раз.
Мадди, глотая слезы, кивнула, с трудом подавив внезапно вспыхнувшее желание выцарапать девушке глаза, затем швырнула балетные тапочки в свой вещмешок, поклявшись, что сожжет их, как только вернется домой, и начала торопливо пробираться к выходу. Внезапно у нее на пути встала Марджори, которая была чем-то необыкновенно взволнована.
– Простите, девушки. Серж допустил ошибку. Он пропустил один номер. Номер восемнадцать еще здесь?
Она в отчаянии посмотрела вокруг.
– Это же ты! У тебя был восемнадцатый номер! – уставилась на Мадди все та же словоохотливая девушка.
– Это вы, дорогая? Вас зовут Мадлена Винсент? – Марджори вопросительно посмотрела на нее.
Мадди кивнула.
– В таком случае, если хотите, можете пройти в нашу столовую и немного перекусить. После ленча наше руководство хотело бы с вами побеседовать. Прошу прощения за нашу ошибку.
Всей кожей чувствуя завистливые жгучие взгляды девушек, Мадди прошла сквозь толпу в душевую, надеясь укрыться от посторонних. Там она бессильно опустилась на пол и, наконец, дала волю слезам.
Неделю спустя Себастиан сидел у стола ректора Гилдхоллской музыкальной школы, одной из самых престижных. Его первое выступление, которое состоялось десятью днями раньше, прошло чрезвычайно удачно, и его вызвали на собеседование.
– Итак, мистер Ланг, нам с профессором Сонгстом чрезвычайно понравилось, как вы исполнили фортепьянный концерт Рахманинова. Но мне показалось, что это, э-э-э… не совсем то, что вам нравится?
– Видите ли, конечно, мне нравится классика, но должен согласиться, что я больше люблю несколько другой жанр композиции, – осторожно подтвердил Себастиан.
– Ну, что же, это не проблема. У нас учились многие из известных современных композиторов. Знаете ли вы, что для особенно одаренных студентов есть ежегодно присуждаемая премия? В жюри входят ведущие музыкальные критики и представители музыкального мира, так что у этой награды очень высокий статус. Однако должен подчеркнуть, что обучение у нас основано на классическом репертуаре. Мы с профессором уверены, что вы в будущем можете стать прекрасным пианистом. Конечно, вы будете посещать занятия по композиции и сможете получить необходимую помощь в процессе создания ваших собственных работ. Как вы на это смотрите? Напоминаю, мы можем предоставить вам стипендию только при условии изучения классики.
– Сэр, если я скажу, что у меня захватывает дух от радости, это будет самый правильный ответ.
– Вот и хорошо! Будем считать вопрос решенным.
– Конечно.
– Надеемся увидеть вас в сентябре, мистер Ланг, – ректор вышел из-за стола, протянул Себастиану руку и тепло улыбнулся. – До свидания!
Себастиан торопливо шел к станции метро, и ему казалось, что от счастья у него за спиной выросли крылья. Отзыв, который он получил от ректора и профессора, превосходил его самые смелые мечты. Они с уважением отозвались о его таланте. Хотя их стремление видеть его пианистом, исполняющим классику, не соответствовало его планам, все-таки их оценка была чертовски приятной.
Он непременно должен с кем-нибудь поделиться своей радостью! Внезапно Себастиана охватила грусть. Он остановился. С кем, собственно, он может поделиться? Его мать где-то в Европе, тетушка Мэри, конечно, добрейший человек, но глупа, да и не подходит для хмельной праздничной ночи. Единственный человек, который сможет понять его, это Мадди. Юноша поспешил к ближайшей пивной и направился к платному телефону, молясь про себя, чтобы девушка оказалась дома.
Раздался гудок, и Мадди ответила:
– Алло?
– Мадди! Это я, Себастиан. Извини, что беспокою, но меня только что приняли в Гилдхолл и дали стипендию!
– Ух ты! Себастиан, это фантастика! Поздравляю!
– А у тебя какие новости?
– Да есть кое-какие! Утром пришло письмо. В сентябре я начинаю заниматься в училище Национального.
Он слышал радостное волнение в ее голосе.
– Тогда, может быть, встретимся с тобой через час в Браунз Отеле? Я обещал пригласить тебя на чай, помнишь? Скажем друг другу, какие мы замечательно талантливые. – Себастиан засмеялся.
– О'кей, – ответила Мадди, – увидимся через час.
Мадди вошла в чайный зал отеля. Себастиан сидел за угловым столом. Лицо девушки разрумянилось, глаза возбужденно блестели. Себастиан вдруг подумал, что она очень хорошенькая. Он встал, подошел к ней и крепко обнял.
– Садись и присоединяйся к тем, кто по праву может сказать о себе: «Ну я ли не молодец!» Нам, наверное, следовало бы пить шампанское, но на данный момент хватит и чашки «Эрл Грей»[2]. Я буду доброй матушкой, можно?
Мадди села, а он в это время налил чай в чашки из прекрасного фарфора.
– Аплодисменты и поздравления нам обоим, – улыбаясь, сказала девушка. – В отличие от тебя, мне не удалось настолько поразить эту публику в училище Национального, чтобы они предложили мне стипендию. Они меня вообще чуть не забыли.
Мадди поежилась, вспоминая, как пропустили ее номер.
– Уже сказала отцу?
Она покачала головой:
