Когда автомобиль остановился у замка, сквозь окно в тяжелых нависших тучах пробилось солнце. Под его лучами каменные стены окрасились в нежный розовый цвет, столь непривычный для окружающих зеленых полей и лесов.
Том Кирк выбрался из машины и, мгновенно продрогнув, поплотнее закутался в темный плащ, подняв воротник так, чтобы он закрывал все горло. На холодном ветру хлопала сине-белая полицейская лента, огораживающая лестницу, ведущую к главному входу. Шести футов роста, стройный, с широкими плечами, Том был мускулистый — хотя это не бросалось в глаза, — а его сдержанные жесты и отточенные движения, в которых читалась скрытая сила, неизбежно притягивали взгляд любого стороннего наблюдателя.
Но самым удивительным в его облике были светло-голубые глаза, в которых читались ум и решимость. Лицо Тома — с угловатыми чертами, тонкими изогнутыми бровями — было привлекательным, каштановые волосы коротко подстрижены, твердая линия подбородка и острые скулы выдавали уверенного в себе человека. Единственный диссонанс в облик мужчины вносили маленькие шрамы, покрывающие костяшки пальцев, — тонкие белые линии хаотично пересекались и переходили одна в другую, словно звериные следы в саванне.
Том глянул вверх и поразился причудливости и роскоши здания эпохи Возрождения, особенно в сравнении с простыми домами в деревне, через которую он только что проехал. Без сомнения, замок возводили в том числе и для того, чтобы постоянно напоминать простолюдинам об их низшем положении. А теперь он смотрелся несколько неуместно, словно бы внезапно возник в новом веке, не понимая, как теперь быть, какую роль играть, и даже как бы стыдясь своего пышного убранства.
Над расположенным неподалеку лесом кружил полицейский вертолет, к его рокоту примешивалось ровное жужжание раций примерно двух десятков полицейских, окружавших Тома. Кирк снова поежился, в этот раз не от холода. Такое количество копов всегда заставляло его нервничать.
— Я могу вам помочь, сэр? — крикнул один из полицейских по другую сторону ленты. В этот момент тучи вновь закрыли солнце и замок погрузился в свой мрачный сон.
— Все в порядке, констебль. Это ко мне.
Марк Дорлинг, высокий, в темно-синем двубортном костюме и строгом галстуке в полоску, показался на левой стороне лестницы и нетерпеливо взмахнул рукой. В том, как привычно, по-хозяйски держался Марк, Том увидел признак того, что он, возможно, частенько гостит в подобных домах.
Том, с позволения полицейского, нырнул под ленту и поднялся по стертым низким ступеням к Дорлингу. Тот ждал его, расправив плечи, подняв подбородок и спокойно опустив руки, словно охотник, позирующий для фотографии с лучшей своей добычей. В Оксфорде полно таких, как Дорлинг, подумал Том. Этих людей выдавал взгляд, надменно-безразличный, с легким оттенком презрения, — они смотрели на мир, словно сами не принадлежали к нему. Когда-то Тома задевало подобное отношение ко всем, у кого не было привилегированного положения или гарантированно блестящего будущего, но вскоре он понял, что в глубине его безжизненного взгляда скрыта холодная злоба на мир, в котором жизнь была настолько легка, что лишалась всякой загадочности и приключений. Таким образом, их отношение к другим было скорее завистью, чем презрением.
— Я не ждал тебя так рано. — Дорлинг приветствовал Тома натянутой улыбкой.
Том не обиделся. Люди вроде Дорлинга не любили сюрпризов. Это нарушало иллюзию порядка и контроля над всем, которую они так старательно создавали.
— Мне казалось, ты говорил, что находишься в Милане? — продолжил он, отбросив рукой со лба светлые волосы. На мизинце левой руки блеснул золотой перстень.
— Я был там, — кивнул Том. — Прилетел первым утренним рейсом. Мне показалось, это важно.
— Так и есть, — признался Дорлинг, и его светло-зеленые глаза сузились, на скулах заходили желваки. — Дело в Леонардо. — И, помолчав, добавил: — Я рад, что ты здесь, Том.
Дорлинг сильно пожал ему руку, словно бы извиняясь за свою прежнюю грубость. Ладонь оказалась мягкой и крепкой. Том ничего не ответил, позволяя новой частице информации занять свое место. «Мадонна с веретеном». Одна из пятнадцати картин в мире, принадлежащих, как предполагается, кисти самого да Винчи. Примерная стоимость — сто пятьдесят миллионов долларов; возможно, больше. В деле Тома это было самым важным.
— Когда?
— Этим утром.
— Кто-нибудь пострадал?
— Одна из экскурсоводов. Она получила несколько синяков и ссадин, но больше шокирована произошедшим, чем что-то еще.
— Охрана?
— Так себе… — Дорлинг раздраженно передернул плечами. — Полиции требуется полчаса, чтобы добраться сюда. Похитители управились за десять минут.
— Похоже, они знали, что делают.
— Профессионалы, — согласился Дорлинг.
— Картина застрахована, не так ли? — Том усмехнулся. — Или за этот случай Ллойд платить не собирается?
— А зачем ты здесь, как думаешь? — Дорлинг слегка улыбнулся в ответ, и стали заметны морщинки у вмиг потемневших глаз.
— Старая история про браконьера, ставшего лесником?
— Что-то вроде.
— Ну а ты кто тогда?
Дорлинг помедлил с ответом, но было видно, как жилка на его виске забилась быстрее.
— Деловой человек. Как обычно.
Совершенно другая характеристика вертелась у Тома на языке, но он сделал глубокий вдох и промолчал. На то были причины. В компанию Дорлинга, занимающуюся лицензированной оценкой ущерба, страховые агенты Ллойда звонили в первую очередь, когда предстояло рассматривать дело с большой суммой выплаты. И все те десять лет, на протяжении которых Том был вором, специализировавшимся на предметах искусства — самым удачливым, как говорили, — Дорлинг сотрудничал с полицией в расследовании дел, где Том Кирк числился главным подозреваемым.
Все изменилось, когда около года назад прошел слух, что Том Кирк и его давний приятель Арчи Коннолли перешли на сторону закона, занявшись консультированием музеев по вопросам безопасности и помогая вернуть потерянные или похищенные шедевры. Теперь люди, много лет охотившиеся за ними, для того чтобы посадить в тюрьму, просили помощи. Ирония судьбы.
Том не винил Дорлинга, даже находил его бесстыдное приспособленческое поведение оригинальным. Вокруг произведений искусства было полно таких людей — толстокожих, обладающих удобной манерой забывать обо всем, едва запахнет прибылью. Просто память становится лучше, когда тебе грозит тюрьма лет на двадцать.
— Кто внутри? — спросил Том, кивнув на вход в замок.
— Кого там только нет, — мрачно ответил Дорлинг. — Владелец, криминалисты, местные копы.
Сленг казался чужеродным в устах Дорлинга. Том задумался, не чувствовал ли тот неловкость из-за прежних отношений и была ли это попытка увеличить или, наоборот, уменьшить пропасть между ними. Если верно последнее, то попытка была довольно-таки неуклюжей, хотя Том оценил сам факт шага навстречу.
— А, и еще этот мелкий засранец из отдела расследования преступлений в сфере искусства.
— Мелкий засранец? Ты про Кларка? — Том усмехнулся, но не слишком весело. В данном случае определение подходило целиком и полностью, но он подозревал, что Дорлинг называет так всех, кто не ходил с ним в одну школу и не был частым гостем на званых обедах.
— Веди себя хорошо, — предупредил Дорлинг. — Он нам нужен. Помни, мы сотрудничаем, а не соревнуемся.
— Буду, если он будет, — пожал плечами Том, не подавив, намеренно или нет, нотку раздражительности в голосе. Его отношения с Кларком имели то, что Арчи назвал бы «предысторией». Не важно, насколько сильно ты хочешь оставить все в прошлом и идти дальше; зачастую окружающие просто
