— Думаю, чтобы вести машину. Спросите у него сами.
— Обязательно спрошу. Но сначала скажите, пожалуйста, не известно ли вам — может, за этим приглашением что-нибудь стоит? Какой-нибудь другой повод для приезда Вулфа и Гудвина?
— Нет. Мне об этом ничего не известно.
— Значит, если существует какая-то тайная причина, какой-то скрытый мотив для приглашения сюда Вулфа и Гудвина, о них знал только секретарь Лисон, который сейчас мертв?
— Не могу сказать. Мне ничего не известно.
Колвин посмотрел на Вулфа и заговорил, задрав подбородок и повысив голос.
— Вопрос к вам, Вулф. Гудвин говорит, что вас пригласил секретарь Лисон, по телефону. Кроме того, что записано в вашей памяти, существует какая-либо другая запись этого разговора?
Просиди он хоть целую неделю, более неудачного начала он бы придумать не смог.
5
Вулф сидел рядом со мной и медленно качал головой. Мне показалось, он промолчит, будто ничего и не случилось. Но нет. Он заговорил.
— Очень плохо, мистер Колвин.
— Что очень плохо?
— Что вы все смазали. Вы и ваши люди очень быстро и очень профессионально провели следствие, великолепно разработали эту ситуацию, хотя мне кажется, на данном этапе лучше бы употребить слово «предположение», а не «заключение». Вы даже про…
— Я задал вам вопрос! Отвечайте!
— Я отвечу. Вы даже проявили похвальное мужество в столкновении с послом и двумя миллиардерами. И я вовсе не в обиде, что вы считаете возможным, в надежде произвести на них впечатление, разговаривать со мной и более резким, и более грубым тоном, чем с ними. Однако, хоть я и не в обиде, я непременно послал бы вас сейчас к чертовой матери, но мне смертельно хочется домой. Поэтому я предлагаю следующий модус операнди. Я делаю заявление — у вас есть стенографист. Когда я закончу, вы можете задавать мне вопросы, на которые я, может быть, отвечу.
— Я уже задал вам один вопрос. Можете начать с него.
Вулф терпеливо покачал головой.
— Я вызвался сделать заявление. Разве вы не обязаны его выслушать?
Шериф, который отошел к стоящим у двери, громко сказал:
— Может, у него на нарах язык развяжется?
Прокурор не ответил. Он подтолкнул очки на место.
— Давайте, делайте ваше заявление.
— Да, сэр. — Вулф старался вести себя смирно. Ему действительно хотелось домой. — Одиннадцать дней назад мне позвонили из Вашингтона и сказали, что со мной хочет говорить мистер Дейвид М. Лисон, помощник государственного секретаря. Мистер Лисон, с которым я до того знаком не был, сказал мне, что для посла Келефи готовится выезд на рыбалку. Он прибыл в нашу страну недавно и выразил желание попробовать свежую форель, приготовленную Ниро Вулфом, поэтому меня просят оказать такую любезность. Мистер Лисон сказал, что будет мне очень признателен. Я обещал подумать, хотя и вел в этот момент очень трудное дело. Через два дня мистер Лисон позвонил еще раз, и потом еще раз — через три дня. Я дал согласие на эту поездку, и он рассказал мне, как ехать. Ни о каких других делах во время наших переговоров упоминания не было ни с моей стороны, ни с его.
— Мистер Лисон писал вам что-нибудь?
— Нет. Мы договаривались по телефону. Вчера утром мы с мистером Гудвином выехали из моего дома в Нью-Йорке в моей машине и прибыли сюда около шести часов. Он поехал со мной потому, что он всегда это делает, о чем мистера Лисона я предупредил. Я и мистер Гудвин обедали в этой комнате вместе со всеми, затем вернулись к себе и легли спать около десяти часов. До этого никто из нас ни с кем из присутствующих не встречался и не имел ни с кем личной беседы ни вчера вечером, ни ночью. Сегодня утром мы встали довольно поздно и позавтракали вместе, в этой комнате, в половине десятого; нам сказали, что остальные, все пятеро мужчин, ушли на рыбалку еще до восьми часов. После завтрака я отправился на кухню и занялся приготовлениями к обеду, а мистер Гудвин стал собираться на рыбалку. Начиная с этого момента он отчитается о своих передвижениях сам, что, я не сомневаюсь, он уже сделал. Я пробыл на кухне до конца обеда, и сам обедал там же. В начале второго я вернулся к себе и не выходил из комнаты до возвращения мистера Гудвина, который сообщил, что нашел тело мистера Лисона.
— Во сколько это было?
— Прошу прощения, я еще не закончил. Вы намекнули — хотя и вскользь, но намекнули — на возможную связь между нападением на мистера Лисона и борьбой за нефтяные концессии в ходе переговоров под председательством посла Келефи. Я полагаю, когда следствие начнет набирать обороты, вы еще вернетесь к этому в личных беседах, и, рано или поздно, кто-нибудь сообщит об инциденте, имевшем место вчера в этой комнате во время обеда. Хотя бы тот же мистер Гудвин, который случайно оказался его участником. Поэтому я расскажу о нем сейчас. Мистер Брэгэн поставил стол и стулья таким образом, что мистер Феррис и мистер Гудвин стали буквально поджариваться у всех на глазах. У них оставалось только два выхода: либо проявить невоспитанность, либо сгореть заживо; они выбрали первое: вышли из-за стола и стали играть в бильярд. Я не хочу сказать, что это имеет какое-нибудь отношение к убийству; просто это был примечательный инцидент, и я сообщаю о нем, чтобы впоследствии избежать упреков в том, что я о нем умолчал.
Вулф закрыл глаза, снова открыл.
— Вот, пожалуй, и все. Можно добавить, что я хорошо понимаю ваше щекотливое положение. Факты вынуждают вас полагать, что убийца здесь, в этом доме. Нас одиннадцать человек. Трое слуг — это, скорее всего, безнадежно. Остается восемь. Миссис Лисон — в высшей степени невероятно. Остается семь. Посла Келефи, его супругу и мистера Паппса вы даже допросить не имеете права, не то что выдвинуть против них обвинение. Остается четверо. Мистер Брэгэн и мистер Феррис — всемогущие люди с огромным состоянием, оскорблять которых, не имея решительных доказательств, опасно — все равно что самому сунуть голову в петлю. Остаются двое — Гудвин и я. Так что я понимаю, откуда это рвение обвинить нас, но разделить его не могу. Не стоит понапрасну тратить ни времени, ни сил.
— Вы закончили?
— Да. Если вы хотите услышать также заявление мистера Гудвина, то…
— Мы уже записали его показания. Они, естественно, совпадают с вашими. — В его голосе не было и намека на стремление к мирному сосуществованию. — Для протокола; я отвергаю ваши инсинуации насчет нашего как вы выразились, рвения обвинить вас. Наше рвение заключается только в одном: узнать всю правду о совершенном преступлении. Вы сказали, что расстались с Гудвином сразу после завтрака и немедленно пошли на кухню?
— Да.
— Около десяти часов?
— Почти ровно в десять.
— Когда вы увидели его после этого?
— За несколько минут до одиннадцати он зашел на кухню, сделал себе несколько сэндвичей на обед и вышел. Потом я видел его в своей комнате. Он пришел сообщить мне о том, что нашел тело мистера Лисона.
Колвин кивнул:
— Около тринадцати тридцати. Гудвин признал, что, после того, как вы ушли на кухню, он минут сорок, или даже больше, был один. Он говорит, что находился в этой комнате — выбирал снасти и сапоги, но у него было достаточно времени, чтобы проскочить черным ходом на улицу, добежать до участка номер четыре, найти секретаря Лисона, разделаться с ним, вернуться и показаться на веранде, чтобы миссис Келефи и миссис Лисон засвидетельствовали его присутствие в доме. Или — другой вариант — он имел причины полагать, что секретарь Лисон задержится на реке после урочного часа и, пройдя в южном направлении и встретившись на тропе с мистером Паппсом и мистером Келефи, он вернулся лесом назад, обошел домик стороной, нашел секретаря Лисона, может, даже, по предварительной с ним договоренности, и убил его.
