— Тихо, тихо, успокойтесь. Это вы Саманта?
Она с трудом проглотила комок в горле.
«Убийца? Переодетый убийца».
— Что вам нужно?
— Спокойно, я не собираюсь сделать вам ничего дурного. Просто нам позвонили.
Полицейский, если это полицейский, помахивая дубинкой, подозрительно оглядел ее.
— Будьте любезны, ваше полное имя и адрес.
— Я… — В любой момент мог зазвонить телефон, она должна быть здесь! — Саманта.
Он кивнул.
— И где вы живете, Саманта?
— Я… Нигде.
Он подошел поближе.
— Можно взглянуть на ваши руки?
Похоже, все-таки не убийца.
— Зачем?
— Да не волнуйтесь вы так, мне просто хочется посмотреть на ваши руки. Не балуетесь наркотиками?
— Нет. Ради Бога, оставьте меня в покое. — Птичка огляделась, словно ожидая, что в любой момент может появиться убийца.
Полицейский включил переговорное устройство.
— Да, думаю стоит доставить ее в участок. Зрачки немного расширены, явно подсела на что-то. Руки показать отказывается. Так что, забираю?
— Нет! — Птичка протянула обе руки. — Я не принимаю наркотики!
— Веди ее сюда, — прохрипело радио.
— Это совсем не то! — Птичка лихорадочно завертела головой в поисках хоть какого-то признака появления убийцы.
— Меня ищут! — выдохнула она. — Я должна встретиться с ним здесь, на этом самом месте, нельзя уводить меня отсюда.
— Никого не вижу. — Полицейский проследил за ее взглядом. — Кто вас ищет?
— Он. Убийца. — Мысли у нее путались. Она попыталась взять себя в руки, но голоса удалялись.
— Вы либо по своей воле пойдете, либо мне придется применить силу. Но так или иначе вам придется пройти со мной. — Полицейский шагнул вперед, протягивая руку. — Слушайте, это прежде всего для вашей безопасности. Говорят, вы и так едва не убились, переходя дорогу. Прошу вас, не надо сопро…
— Да не могу я! — Птичке стало страшно оттого, что она предает Брэда. — Как вы не понимаете, не могу!
Его рука сомкнулась на запястье Птички. Она вырвалась и, даже не подумав, чем это чревато, бросилась бежать прямо в кусты, растущие сзади. Она цеплялась за ветки, в ноги впивалось что-то острое. Сзади ее схватили за воротник и бросили на землю. Она вскрикнула. Ударилась спиной, затем с трудом перевернулась на живот.
— Довольно!
Полицейский завел ей руки за спину и надел наручники. Она истерически вскрикивала. Мысли были только о Брэде.
— Его убьют. Чужеземцы, убийца, демоны убьют Брэда.
Чем отчаяннее пыталась она объясниться, тем громче и бессвязнее звучали ее слова.
— Успокойтесь, все будет хорошо, — повторял полицейский.
Он потащил ее через деревья в переулок, где в дежурной машине его ждал напарник. Вдвоем они запихнули ее на заднее сиденье, захлопнули дверцу, и машина отъехала.
«Конец, — подумала Птичка, оглядываясь на парк. — Теперь все умрут. Вот и все. Снова отец убьет всех, потому что я не сделала того, что он велел. Чужеземцы, убийца, отец. Все повторяется».
Ее душили воспоминания. Она завалилась на сиденье и застонала:
— Не могу, не могу, не могу.
— Не можете что, Саманта? — спросил чей-то голос. — Принять лекарство?
— Вы не можете заставить меня принимать лекарство. Я не могу позволить ему убить его!
Какой-то едва слышный голос уговаривал ее все рассказать, но звучащий в ухе голос из телефона требовал, чтобы она никому ничего не говорила, иначе Брэд будет убит.
Птичка лежала на боку, и стоны ее постепенно перешли в вопль. Она была ангелом-шлюхой в мире демонов. Чужеземцы все-таки захватили ее и теперь везут в больницу, где ждет готовый довести дело до конца отец с оружием в руках.
— Только не в больницу! — простонала Птичка. — Пожалуйста, только не в больницу!
«Там меня привяжут к постели и постараются прикончить, раз уж отцу не удалось», — добавила она про себя.
— У нас тут не наркоманка, а чокнутая. Надо отвезти в психушку.
Ее захлестнул страх, перед которым ужас встретиться лицом к лицу с убийцей казался никчемной мелочью. В ее спутанном сознании психиатрическая лечебница походила на ад. А Птичка не была готова переселиться в ад.
Глава 30
Вместе с Андреа Элисон обшаривала платяной шкаф Птички. Уходя, та сбросила фланелевую пижаму, валявшуюся сейчас на полу, и надела что-то другое. Если понять, что именно, полиции было бы проще найти ее. Несколько ведущих телеканалов уже согласились дать ее изображение во время очередной передачи новостей. Темпл тоже займется этим.
Элисон и Андреа нашли бутылочку с ксанаксом. Птичка ненавидела это лекарство и прибегала к его помощи очень редко, отчего Элисон и разрешала иметь его в небольшом количестве под рукой. Так что же так напугало Птичку, если она приняла две из пяти таблеток?
Куда больше беспокоил Элисон другой препарат, который Птичке действительно нужен, — психотропное вещество, его в центре называли витамином и давали Птичке уже несколько лет. Без него все ее психозы, несомненно, проявятся, и очень быстро. Мало-помалу, на протяжении года врачи пытались отучить ее от этого лекарства, но без успеха. Элисон и ее помощники твердо условились не упоминать его название — Птичка не должна знать, что от шизофрении она избавляется при помощи химикатов.
Элисон считала: если кто и способен справиться с заболеванием, то только сама Птичка, так пусть девушке ничто не мешает в этой борьбе. Она была убеждена, что галлюцинациями Птичка не страдает, а ее так называемые призраки — фикция.
Но полученная травма, возможно, вызовет другие психопатические симптомы, особенно если иметь в виду, как долго она не принимает лекарства. И если Птичка на свободе, кто знает, что она испытывает в эту минуту.
— Ну, чего недостает? — вздохнула Элисон.
— Не знаю, не знаю. — Андреа нервничала, как обезумевший мышонок. — Простите. Это я виновата, это моя вина, Элисон. Она моя подруга, а я отпустила ее с этим мужчиной. Я пыталась предупредить, пыталась втолковать, что единственное, что ему надо, — это…
— Тихо, Андреа, сосредоточьтесь!
Обычно Элисон не повышала голос на девушку. Но она потеряла свое «дитя», Птичку, и никаких «обычно» сейчас быть не может. Ее поразила собственная реакция на случившееся, пережитое чувство огромной утраты, как будто весь мир разлетелся на куски.
— Желтой рубахи не видно, — сообщила Андреа, вновь принимаясь за поиски.
Желтая рубаха. Ну да, конечно, бледно-желтая фуфайка, одна из четырех или пяти ее любимых.
