— Нет. Обычный полицейский прием заключается не в том, чтобы провоцировать подозреваемого — это заставляет человека занимать оборонительную позицию. Ему следовало обращаться со мной, как с безутешной вдовой.
— Он не такой. И это хорошо.
— Нет. Это плохо. Это означает, что у него нет доказательств.
— Дорогой, — сказала Бену «Подозрительная», — если ты дашь мне ключи от машины, я съезжу в магазин и привезу несколько бутылок воды.
— Хорошо, дорогая, — ответил он.
— Меня это совсем не затруднит.
— Прекрасная мысль, — я написала ей список напитков. — Большое спасибо.
Повезло. Я смогу побыть с сыном наедине почти целый час.
— Тебя задевает разница в возрасте, — сказал Бен через секунду после ее ухода, — или, может быть, различие в религии?
— Не сейчас, Бен.
— Если ты только дашь ей шанс…
— Я уверена, что у нее прекрасные качества, но сейчас меня это совершенно не интересует. Поговорим о тебе.
— В каком смысле?
— В таком, что твой отец убит, а полицейские подозревают твою мать.
— Мам! А ты не слишком драматизируешь?
— Нет. Но если это и так, будь ко мне снисходителен.
— Хорошо.
— Я хочу, чтобы ты говорил мне правду.
— Я всегда говорю правду. Почти всегда.
Бен был настолько искренен и правдив, насколько это возможно для человека. К тому же, у него такая нежная кожа, что в тех редких случаях, когда он пытался лгать, она покрывалась пунцовым румянцем.
— Когда в последний раз ты говорил с отцом?
— В прошлое воскресенье.
— Кто кому позвонил?
— Он звонит мне каждое воскресенье. Он ударил несколько раз ногой по корзине, стоявшей около него.
— Он говорил что-нибудь о доме?
— Ничего.
— Я не буду спрашивать, говорил ли он что-нибудь про меня… если ты сам не сочтешь это уместным.
Бен не сел рядом со мной на кушетку, а предпочел широкое удобное кресло с желтыми подлокотниками.
— Нам очень важно собрать сейчас всю информацию. Мы должны понять, что происходило в жизни отца. Мы должны помочь полиции выяснить, кто это сделал. И мы хотим спасти меня. Так?
— Так. Отец говорил, что ты драла глотку из-за денег. Он считал, что таким путем ты хочешь удержать его.
— Это абсолютный бред!
— Я знал, что ты так скажешь.
— Бенджи, я всегда испытывала стремление к основательным начинаниям. Я помогла ему с Дейта Ассошиэйтед. Первые три года я писала все его отчеты, а в последующие редактировала наиболее важные. Я писала брошюры, которые они посылали своим клиентам, а также пособие «Что такое Дейта Ассошиэйтед?» для новых служащих. Я нашла ему первого серьезного клиента.
— Я знаю, — он слышал эту историю пятьсот раз. — Тома Дрисколла.
Я знала Тома Дрисколла всю свою жизнь. Мы росли в одном и том же доме в Бруклине: он жил как раз надо Мной, Мы были лучшими друзьями в детстве. Однажды из банок для охлажденного апельсинового сока мы соорудили телефон и разговаривали друг с другом каждый вечер. Мы были в полном восторге от своего изобретения, хотя и понимали, что это не «телефон» работает, а мы слышим друг друга потому, что кричим в консервные банки при открытых окнах. Мы с Томом потеряли друг друга, когда пошли в разные школы. Но не окончательно. Мы возобновили дружбу, когда учились в старших классах, а потом снова потерялись, когда он стал заниматься наукой в Дартмуте, а я поступила в Бруклинский колледж.
Время от времени моя мать, полагая, что мне это интересно, сообщала: «Том женился». «Том вице- президент крупного частного банка». «Том — президент». «Том открыл свое дело. Он стал крупным бизнесменом».
Так я узнала, что он добился своего. Грандиозно! Не знаю, как я осмелилась, но после того, как Ричи и Митч основали Дейта Ассошиэйтед, я решила позвонить Тому. Мне потребовалось почти полгода, чтобы осмелиться пригласить его на обед: Я потратила день и двенадцать долларов, чтобы привести в порядок прическу. И так рекламировала компанию Ричи!
— Знаешь, — сказала я Бену, — прямо в ресторане Том предложил мне огромный гонорар. А знаешь, что я ему сказала?
— Ты сказала — решительное «нет». Пусть попробует поработать с компанией отца.
— Я об этом уже рассказывала?
— Да.
— Он не знал еще, что представляет компания твоего отца, но я была уверена, Том пойдет на это. Я не просила у него одолжение. Я верила в то дело, которым занимались отец и Митч. И он поддержал нас. Он стал нашим самым крупным клиентом, и его имя привлекло к нам другие крупные фирмы. Таким образом, я внесла в компанию огромный вклад. Без меня он никогда бы не достиг того, чего имел.
— Спокойно, мам.
Я поняла, что нахожусь в состоянии: «борьба-до-победы» — плечи опущены, челюсти сжаты, голова подалась вперед. Я закрыла глаза и сделала пять глубоких вздохов, чтобы расслабиться.
— Извини, я сорвалась, сын, — сказала я, чувствуя головокружение. — Я в скверном настроении. И извини за недостаток материнского тепла. Боже, ты потерял отца. Я очень сожалею. Но я не в себе. Я не знаю, кто я, в данный момент.
— Ладно, — ответил Бен.
— Расскажи мне, о чем еще вы говорили с отцом?
— Он сказал, что тебе следует смириться с тем, что произошло. Он надеется, что ты сможешь устроить свою жизнь. И еще — дай подумать — о том, что попытается помочь мне установить отношения с Джессикой, что он уверен — я буду с ней учтивым и внимательным. Пожалуй, все.
Он вытянул свои бесконечно длинные ноги и постучал одной о другую, что должно было означать конец разговора. Но разговор еще не кончился.
— Он говорил что-нибудь о Дейта Ассошиэйтед? О новых клиентах, о старых?
— Нет.
— О сложных взаимоотношениях сейчас или раньше?
— Нет. Он вообще не говорил о бизнесе.
— О Митче Груене?
— Нет. Он не вспоминает о нем уже вечность.
— Он был рассержен или расстроен чем-нибудь?
— Только по поводу тебя, — мягко ответил Бен. — Извини, мам.
Через пять минут, будто специально, чтобы освободить меня от мелодраматической нагрузки, вошел Гевински и пригласил меня спуститься и поехать в полицейский участок. «Пригласил» — явное преувеличение.
— Я прошу вас пройти со мной в полицейский участок, — сказал он.
Я думала, что должна подождать и поговорить с адвокатом. Я спросила, не должен ли он зачитать мне мои права? Он ответил, что я должна пройти с ним в участок — там все объяснят. Я должна. А мой сын Бен не должен.
