вместе, гондолу тщательно просветили рентгеном. Специалисты без труда увидели на снимке затемнения — это были пористые зоны. Отдельные лица, правда, пытались это оспаривать — как видите, можно не соглашаться даже с рентгеновскими лучами! Приходилось вынимать большую пораженную область и вваривать на ее место здоровую. Из-за подобных дефектов, неизбежных, повторяю, при старом способе изготовления, было необходимо хотя бы один раз проверить батискаф на «пустом погружении», без экипажа. Вот почему в 1953–1954 годах по соображениям безопасности ФНРС-3 тоже испытывали без экипажа, хотя гондола им досталась от прежней модели.
С «Триестом» все обстояло иначе. И итальянская, и крупповская кабины были изготовлены из кованой стали, что исключало ноздреватость и пористость. Кованая вещь может получить незначительные разломы при кузнечной обработке, но тщательная проверка ультразвуком в Терни и Эссене показала, что их не было. Я лично наблюдал за основными фазами строительства гондол и знал, что работа была выполнена первоклассно. Заделанные вводы кабеля, как я уже говорил, были испытаны по отдельности…
А «Уэнденк» тем временем шел вперед. «Триест» вел себя хорошо, несмотря на то что волна становилась все круче. Погружение было запланировано на следующее утро. Мы заблаговременно добрались до выбранного места; сильное волнение мешало отцепить буксирный трос. Буоно и Вирджил мужественно сражались с неподатливым тросом, не желавшим отпускать «Триест» на волю. Стоя на белой палубе «Триеста», Буоно в своей каскетке цветов итальянского флага и Вирджил, чей ярко-оранжевый спасательный жилет еще больше подчеркивал эбеновую черноту лица, бесстрашно вздымались на волне. Наконец трос поддался, Вирджил широко улыбнулся, и я скорее уловил, чем услышал сквозь рокот ветра и волн его смачное: «О’кей!»
В 10.10 мы с Рехницером вошли в стальную сферу. Задраили люк, наполнили водой воздушную цистерну и три минуты спустя, уже неподвластные волнам, спокойно опускались в бездну. Начало погружения прошло довольно быстро; затем, как обычно, на глубине 200 метров затормозили. Я люблю эту короткую остановку, когда аппарат приближается к «скачку», часто она происходит без моего вмешательства. Тут можно чуточку передохнуть после долгой буксировки, произвести последнюю проверку, а уж потом уходить в сокровенную глубь.
Все было в полном порядке, я выпустил несколько десятков литров бензина, и мы продолжили путь. Довольно скоро температура за бортом, а потом и внутри гондолы стала понижаться. На глубине 350 метров вода была всего 13 °C, на 15° ниже по сравнению с поверхностью! Поначалу это приятно освежало после влажной духоты тропиков. Но тут же выяснилось, что наша одежда, насквозь промокшая во время перехода с буксира на батискаф, уже не греет… Полярный холод не покидал нас до конца погружения.
Когда глубиномер показал 2500 метров, я выключил находящиеся в гондоле электронные приборы и шипящий кислородный аппарат. В нахлынувшей тишине мы начали прослушивать окружавший нас мир. Что-то потрескивало, напоминая знакомые всем аквалангистам «голоса» креветок. Но откуда здесь, в открытом море, взяться креветкам? Может, это отслаивалась снаружи краска? Под воздействием холода и давления краска трескается, и после каждого большого погружения мы довольно здорово «облезали». Но повторяю, это только предположение. В районе Гуама сухое потрескивание мы слышали особенно часто; оно появлялось, как только выключали аппаратуру внутри гондолы.
Я был целиком и полностью занят пилотированием. Работа эта внешне проста, но требует внимания. Принцип батискафа зиждется на самых простых законах физики. «Триест» повиновался не только прикосновению пальца, но, я бы даже сказал, понимал меня с полуслова. Рехницер наговаривал на магнитофон свои впечатления. Давайте послушаем отдельные выдержки из его комментариев:
«У аппарата Рехницер. Погружение началось в 10.15. Спускаемся довольно быстро. В 10.19 достигли 195 метров… На глубине 200 остановились для последней проверки. Наружный свет слабеет, вода стала темно-голубой… „Льюис“, „Льюис“, я — „Триест“, глубина 900, время 10.50…
10.57. Опустились на 1280 метров, наружные фары не включаем. Биолюминесценция не наблюдается… Поправка — есть биолюминесценция, примерно, две светящиеся точки на кубический метр…
11.15. Глубина 2100. Биолюминесценции практически нет.
11.29. Подходим к 2800. Температура забортной воды 3 °C. (Данные приводятся без поправок. — Ж. П.) Поверхность практически не прослушивается (когда судно сопровождения слишком отклоняется от вертикали батискафа, телефонная связь часто нарушается. — Ж. П.).
4200 метров. Биолюминесценции не наблюдается. Даже когда Жак сбрасывает балласт…
4600 метров, температура 2,8 °C, время — 12.25. Достигли пяти тысяч метров. Ищем дно (включили эхолот. — Ж. П).
5300 метров. Сохраняем высокую скорость спуска. В воде множество взвешенных частиц.
12.37. Вижу, как высыпается дробь. Стало довольно холодно…
12.40. Глубина 5400. Вокруг много частиц. Они белого цвета, около 3 миллиметров в диаметре… Над нами мелькнула чья-то тень, пока не могу определить чья. Так, хорошо. Тень удалилась неопознанной. Перед иллюминатором остановилась „частица“, сейчас мы ее рассмотрим. Ух ты, прямо маленький ястреб, нахохлился, вот-вот кинется на добычу. Ясно, наш ястреб — это птеропода… [33] Частиц вокруг все больше. Отдельные напоминают рачков, но висят в воде без движения.
12.45 Глубина 5420. Только что виденные „рачки“ исчезли. В воде по-прежнему много организмов. Мимо иллюминатора проплывает нечто похожее на изоподу, лениво шевелит ножками, в ней сантиметр длины, она белая, передвигается крайне медленно в вертикальном положении.
12.49. Глубина 5500. Дна все еще не видно…
О! Какой красавец, похож на червяка. У него много-много лапок и две антенны спереди. Это характерный вид червя арктических вод, сантиметров пять-шесть длины, два с половиной ширины. Рядом его собрат. Ага, птеропода, на сей раз явная, пытается влезть в окно. Сбоку отчетливо видна бахрома, ее гораздо больше, чем известно из описаний. Плывет в вертикальном положении.
12.53. Глубина 5600. 12.54 — на эхограмме появилось дно.
Мимо проплывает медуза.
12.57. Глубина 5650. Приближаемся ко дну… Вижу прозрачную медузу около двух с половиной сантиметров длины. По большей части эти существа парят в воде неподвижно. Надо как следует присмотреться, тогда видно, что они живые. Вот еще парочка небольших мизид, сантиметра два-три в диаметре. Останавливаемся в нескольких метрах над дном, самого его пока не видно.
Время — 13.01. В воде множество предметов и частиц. Это подтверждает близость дна. Частиц по крайней мере вдвое больше, чем было совсем недавно, большинство не превышает полсантиметра в диаметре. Они белые. Температура внутри гондолы 19 °C. Жак, вижу еще одно ракообразное, это мизида с двумя антеннами и старые мои знакомцы с бахромками. Еще один червь томоптерис.
Дно должно появиться с минуты на минуту. Кажется, я его вижу. Нет, это облако, поднятое упавшей дробью. Спускаемся крайне медленно и осторожно. Вот теперь, кажется, дно. Оно темное, все в пятнах. Да, это дно. Явно выделяются камни, все вместе по цвету напоминает соль с перцем. Кажется, покрыто галькой. Не вижу ничего, что могло бы оказаться опасным для батискафа. Приближаемся… Теперь вижу отчетливо: дно покрыто слоем осадков, а неровности в „почве“ — это норы роющих животных. Вода взмучена дробью. Масса тонких пылеватых частиц… Ну, вот, теперь сели. Да, мы на дне! Сидим очень мягко, вокруг множество норок.
13.10, 15 ноября 1959 года, глубина — 5700 метров (5300, учитывая коррекцию. — Ж. П.). Облако осадков еще настолько густое, что дно нельзя как следует рассмотреть… Дно выглядит как соль с перцем, очевидно из-за тонкого слоя потревоженного осадка — он более светлый, чем собственно дно… Показалась „улитка“, очень похожая на астрею,[34] диаметром около пяти сантиметров и высотой около трех.
Не чувствуется никакого течения… Ну что, Жак, поехали? Готовимся к подъему. Сейчас 13.20. Пробыли 10 минут на глубине 5700 метров (см. предыдущие поправки. — Ж. П.). Микрорельеф почти не заметен. При дальнем свете вижу какой-то холмик сантиметров пять в высоту, но в воде очень много взвеси, даль плохо просматривается… Слева от нас вниз уходит склон.
13.22. Покидаем дно. Действительно, мы сели довольно близко от склона, находящегося слева от нас… Сейчас мы в пятидесяти саженях над дном. Вижу еще одну, это третья уже на такой глубине.
