жизни и оставляли Анеле неплохое наследство. Всю жизнь Анеля изображала из себя беспомощное и не приспособленное к жизни дитя. Внешне она была похожа на куклу – нежные кудряшки, круглые глазки и хрупкая фигурка. Анеля хлопала глазками и говорила, что ничего не понимает в этой сложной жизни. Не может сопротивляться невзгодам и принимать решения. Мужчины с готовностью принимались решать ее проблемы. С такими женщинами они чувствуют себя весомее и значительнее.
Мама говорила, что у Анели железная воля и что «щучка она еще та». Я думаю, что искусство понесло непоправимую потерю, не приобретя в лице Анели великую драматическую актрису.
Словом, мужья нежили, холили и старались доставить ей радости и удовольствия. Анеля заявляла, что она типичная чеховская «душечка», а на деле была расчетливой, далеко не бескорыстной штучкой.
На старости лет, потеряв последнего мужа, она впервые в жизни устроилась на работу. Не потому, что нуждалась в деньгах. Ей просто наскучило сидеть дома. Недалеко от ее дома находился кожно- венерологический диспансер. Пешком – три минуты. Анеля устроилась в регистратуру. Она говорила, что работа очень интересная, с людьми. Много «потрясающих, жизненных историй». Много интересных персонажей. Она обожала послушать истории про чужие судьбы.
В общем, на работу ходила как на праздник. Говорила знакомым, что «может посодействовать в решении венерологических проблем». Все от нее шарахались.
Вот она-то и принялась искать мне жениха. Очень активно. Анеля, надев на нос очки, внимательно изучала обложку медицинской карты. Если мужчина был не стар и имел московскую прописку, тетушка высовывала физиономию в окошко и с заговорщицким видом шептала ошарашенному «претенденту», что у нее очень важное и строго конфиденциальное дело.
Мужчина пугался и беспокойно оглядывался по сторонам, полагая, что этой даме в белом халате известно что-то страшное о его болезни. Что она хочет его о чем-то предупредить или предостеречь. Тетушка железной дланью вцеплялась в его пиджак и выволакивала в пустую рекреацию.
Там она начинала жарко шептать, что у нее есть замечательная родственница. Чудесная девочка. Из прекрасной семьи. Показывала мою фотографию и пыталась всучить мой телефон. Претендент отпрыгивал в сторону и пытался вырваться из цепких Анелиных рук. Получалось не у всех. Когда я у нее спросила, не боится ли она предлагать мне кавалеров с венерологическими проблемами, она легкомысленно отмахивалась и авторитетно заявляла, «что теперь все лечится».
Конечно, она же была сотрудником лечебного учреждения с богатым медицинским опытом! Человек в белом халате!
Слава богу, мне никто ни разу не позвонил. Видимо, потенциальные женихи справедливо решали, что у такой сумасшедшей тетушки, наверное, не менее сумасшедшая племянница.
Или были целиком сосредоточены на процессе излечения триппера или сифилиса.
Через два года после развода я познакомилась с Павлом, своим будущим мужем. Познакомилась в метро, очень банально. Он не выглядел ловеласом и в дальнейшем мне признался, что так знакомился в первый раз.
В тот же день мы прошатались по улицам часа четыре. Нам было очень интересно болтать. Обо всем на свете. У нас оказались схожие вкусы на очень многое – книги, кино и музыку. На следующий день мы пошли в Пушкинский. И там тоже удивились: нам нравилось практически одно и то же. Потом пошли в кафе на улице Горького и выпили бутылку шампанского. В тот же вечер Павел сделал мне предложение. Я почему-то не очень удивилась и почему-то сразу же согласилась. На второй день знакомства.
Я не была безумно влюблена. Мне нравился Павел как человек. Не был противен как мужчина. И еще я понимала, что надо устраивать жизнь. Короче говоря, я поняла, что с этим человеком можно делить время. И подумала, что я не прочь родить от него ребенка. А ребенка мне очень хотелось. Очень-очень.
Мы познакомили родителей. Все отнеслись друг к другу вполне терпимо. А мои расценили будущего зятя и вовсе как подарок небес. Им было с чем сравнивать.
Да и по поводу моих умственных способностей они волноваться перестали. Ярлык «идиотка» с меня был торжественно снят.
Мы сыграли скромную свадьбу у нас дома. Были только самые близкие. Пришлось позвать и Анелю. Так, бедолага, старалась! А справились без нее.
Жить мы стали у моих. Так что мне ломать себя не пришлось. И Павлику тоже. Его искренне полюбили и приняли как родного сына.
Жили мы хорошо, дружно, без скандалов.
А мужа я полюбила года через три. Несмотря на то, что его человеческие достоинства и истинно мужской характер были обнаружены и оценены мною довольно давно. Гораздо раньше, чем я смогла его полюбить. Не как человека, а как мужчину. И я со временем поняла, что есть только одно местоимение –
Квартиру для молодых мы сняли за две остановки от нас. Данька был обескуражен нашим решением, но я попыталась все ему объяснить. Сказала, что это необходимо, иначе будет только хуже. Мы окончательно разучимся друг друга понимать, мягко говоря. Он вздохнул и согласился. Нюсе, разумеется, квартира не понравилась. Не тот ремонт, не та мебель, не тот вид из окна.
Но думаю, что причина ее недовольства крылась в том, что в квартире не было балкона. Я постаралась специально. Так что она поняла – с ребенком придется, увы, гулять.
Конечно, приезжала Зоя. Готовила, гладила и стирала.
Приезжала и я, привозила продукты и гуляла с Илюшей во дворе. В воскресенье вечером мы с мужем отпускали молодых родителей на свободу – в кино или в кафе. С Нюсей у меня были отношения сдержанные и дипломатические. При встрече мы не целовались, но мужественно друг друга терпели.
А дома у нас наступил медовый месяц! Да что там медовый месяц! У нас дома наступил рай! Блаженство. Умиротворение. Покой.
Короче, абсолютное и безоговорочное счастье.
Честно говоря, я даже не очень скучала по сыну. И не очень переживала о том, как он питается и в каких рубашках ходит на работу.
Нет, я все-таки эгоистка.
Ну и ладно – что выросло, то выросло. И мне почему-то не стыдно. Совсем.
Теперь снова о своем прошлом. Жили мы дружно и спокойно, пока не заболел мой папа. Тяжело и безнадежно. Я была беременна. После рождения Даньки мы переехали к свекрови, чтобы не беспокоить отца.
Тамара Аркадьевна приняла нас сдержанно. Тогда я ее осуждала, а теперь понимаю. Мы здорово нарушили ее жизненный уклад. К тому же она патологическая чистюля. А тут – пеленки, тазы с пеленками, ведра с пеленками, кастрюльки, бутылочки, марля на веревках, коляска с грязными колесами.
Конечно, это все ее раздражало. Стремление к чистоте у нее было нездоровое, патологическое. Например, она любила всем рассказывать, что из ее унитаза «можно пить». В смысле его чистоты. Моя мама однажды поинтересовалась:
– А что, у вас чашки закончились?
Я старалась поддерживать чистоту, как могла. Но Тамара была недовольна. Я протирала пыль, она брала чистую тряпку и шла вслед за мной. Я мыла полы, она перемывала. Посуду она терла пальцами. Если скрипит, значит, вымыта хорошо. Я честно – очень старалась. Но боялась, что впаду в маразм. У меня началась неврастения. Я стояла над обедающим мужем с кухонной тряпкой. Как коршун. Хватала тарелку и начинала яростно протирать стол. Муж смотрел на меня с ужасом. А однажды шваркнул тарелкой и встал из-за стола. Я поплакала и поняла, что надо над собой работать. Сначала ставила на стол ужин и выходила из кухни. До окончания ужина убирала все кухонные тряпки. Когда хотелось вскочить и что-нибудь подтереть, я густо мазала руки жирным кремом. Ждала, пока он впитается и заодно пройдет мой приступ.
Муж все видел. Однажды сказал:
– Забудь. Наши чувства и наши нервы дороже.
И стал заваривать мне литровую банку трав – валерьяновый корень, пустырник и пион.
Надо сказать, что моя свекровь совершенно не умела готовить. То есть она, конечно, готовила, но все это было, мягко говоря, малосъедобным. Ведь умение готовить – это тоже дар. Талант. Или хотя бы
