Короче, Данька – красавец. А Нюся – обычная серая мышь. Мышонка. Так, кстати, часто бывает. Это сейчас он смотрит на нее затуманенным взором. А потом… Я хорошо знаю своего сына. Кобель. Однозначно. Впрочем, с его данными и повышенным женским к нему вниманием трудно было бы не стать другим.
Надо признать, что сегодня Нюся довольно хорошенькая. Все невесты хорошенькие. В той или иной степени. Чудеса нынешних технологий. Автозагар, прическа, макияж. Наращенные ресницы и ногти.
Да, добрая я тетя. Да нет, просто справедливая и объективная.
Подтягиваются гости. Тамара Аркадьевна в плотной сцепке с Ивасюками. Такое ощущение, что она ждала этой встречи всю жизнь. Мы с мамой переглядываемся.
– И правильно, что ключик, – шепчет мама. – Большего она не стоит.
Тема подарка ее немного грызет. Я киваю.
– Правда, мамочка.
У меня в сумке подарок для невестки. Мне объяснили, что так положено. Вдобавок к прочим расходам – ресторану, свадебному путешествию, покупке новой тахты для молодых.
Ну, положено, так положено. Мы купили Нюсе цепочку из белого золота с розовой жемчужинкой. По- моему, современно и элегантно.
Подруливает Лалка, кивком подбадривает меня. Я вздыхаю. Лалка треплется с моей мамой. Подъезжают Воробьевы – Таня и Женя, наши очень близкие друзья. В руках у Жени огромный букет белых орхидей, а люди они, между тем, небогатые. Мы обнимаемся и целуемся. Таня идет знакомиться с Ивасюками. Она очень хорошо воспитанная девушка. Ивасюки смотрят на всех с испугом и подозрением. Или мне кажется?
Нет моей подруги Соньки. С ней мы дружим с детского сада. Сонька отдыхает на Кубе. Я думаю, что Данькина свадьба – совсем не повод, чтобы прервать такое путешествие. Сонька ничего не потеряет и не приобретет, не побывав на нашем семейном торжестве.
Последней подплывает мужнина сестра Альбина, двоюродная сестра. Альбина – старая дева и неисправимая кокетка. Она и вправду чудна?я. Косит под девочку. Короткая юбка, глубокое декольте на изрядно подвядшей груди. Яркий макияж и высоченные, сбитые каблуки. Вид довольно жалкий и смешной. Моя мама говорит, что Альбина – городская сумасшедшая.
Альбина работает корректором в каком-то занюханном журнале типа «Заборы и калитки». И всю жизнь мечтает выйти замуж. Упорно и маниакально. При виде нового мужичка – самого, кстати, затрапезного – Альбина не в меру возбуждается. Начинает закатывать глаза, перекидывать ногу за ногу и громко смеяться, обнажая парочку проеденных золотых коронок. Мужики, даже самые никудышные, чуют опасность и быстрехонько смываются.
Наши все в сборе. Остальные подъедут в ресторан. Рядом с Ивасюками стоят две пары. Видимо, самые близкие друзья. Полковые товарищи. Тетки – один в один моя сватья. Блондинки, увы, не платиновые. Волосы цвета прелой соломы. Яркий макияж. Турецкие наряды – претензия на вечерние. В смысле – блестки, золотые и серебряные нити, воланы и кружева. Мужички тоже как братья. Наверное, образ жизни и вкусовые предпочтения создают иллюзию их «одинаковости».
Мне кажется, что они тоже встревожены. Зашуганные какие-то.
Нас приглашают в зал. Звучит старичок Мендельсон. Знакомая мелодия, а как пробивает дрожь! Как торжественно и волнительно! Все подтягиваются и тянутся гуськом друг за другом. Распорядитель расставляет нас по обе стороны брачующихся.
За длинным столом, покрытым малиновой скатертью, стоит дама. Она смотрит на нас с легким презрением, видно, как ей все осточертели!
«Странно, – думаю я. – Так изменились времена, страна и мода, а дама в загсе все та же. Корпулентная, важная. С высоким начесом и брошкой на пышной груди. Точно такая же была и у нас на свадьбе. Двадцать пять лет назад. Что-то меняется в нашей жизни, а что-то – величина постоянная».
Дама произносит торжественную речь. Мы с Ивасючкой дружненько ревем. Скованные одной цепью. Лично мне жалко моего дурачка. Хотя мой дурачок остается при мне. А ее птичка таки упорхнула. Бедная подполковница! Мне ее искренне жаль. Отпускать родного ребенка в лапы злобной свекрови.
В том, что я злобная свекровь, я уже ни секунды не сомневаюсь.
У ресторана толпа – все собрались. Наша изрядно поредевшая родня, парочка школьных подруг и коллег по работе – моих и мужниных. Ивасюки бросаются к своим. Зоя возбужденно знакомит меня с родственниками. Это тетя из Волгограда, это сестра из Питера. А это брат из Вологды. Кто-то пытается целоваться. Моя мама стоит с Лалкой в сторонке. Скурилась, по-моему, вконец. А впереди еще целый вечер, и у мамы гипертония. А вот свекровь со всеми обнимается и целуется. Ей все очень нравятся. Муж вздыхает и пытается ее оттянуть. Альбина плотоядно облизывает губы. Незнакомых мужиков море! Может, что-то выгорит? Я ей искренне этого желаю. Честное слово!
Входим в зал и рассаживаемся. Все замечательно – и зал украшен, и стол обилен. Официанты расставляют цветы. Молодые принимают подарки. К ним, расталкивая всех, бросается с большой картонной коробкой Альбина. Она виснет на Даньке, теребит Нюсю. И, наконец, вскрывает коробку, перевязанную розовой капроновой лентой. По-моему, той, которая украшала детское одеяльце, когда крошку Альбину счастливый папа забирал из роддома.
Она торжественно достает то, что лежит в коробке. Судя по виду коробки, я начинаю нервничать и ожидать худшего.
Но такого не ожидала даже я, знающая Альбину четверть века.
Она держит в руках грузинскую чеканку. Грустная девушка в народном головном уборе в профиль. Сюжет известный и самый банальный. Предполагаю, что грузинская девушка – ровесница Даньки. Или чуть постарше. А что, в свете не самых лучших отношений с дружественным народом, вполне возможно, что это уже раритет. Или даже антиквариат.
Сты-до-ба! Климактерическая идиотка! Позор семьи! Ивасюки переглядываются. Данька красный как рак. Нюся усмехается. Я вполне на ее стороне. Даже свекровь в ступоре. А моя мама близка к обмороку.
Мы не корыстные и не расчетливые люди! Нам ничего не надо, ей-богу! Нам вполне хватает на жизнь и даже на небольшие удовольствия! Мы понимаем, что Альбина живет на небольшую зарплату. Мы не ждем от нее ценных подарков! Мы поймем и не осудим, если она подарит просто букет цветов или набор кухонных полотенец.
Но только не так! Не так унизительно! Лучше ничего, чем это! Противно и стыдно. Даже не смешно! Или все-таки смешно? Конечно, смешно. Но и противно тоже.
Дальше все с аппетитом закусывают. Поднимают бокалы. Произносят тосты. Я замечаю, что Нюся надела наш подарок. Значит, понравился. Уже приятно. Я тоже говорю тост. В нашей семье отдуваюсь на торжествах всегда только я. Муж говорит, что у меня лучше получается. Интересно, откуда он знает, если сам ни разу не пробовал?
Я говорю расхожие фразы. Желаю здоровья, любви и взаимопонимания. Кто меня знает – удивлен. Обычно мои тосты велеречивы, продолжительны и остроумны. А здесь я сдержанна и банальна.
Потому что говорить другое просто неохота. К чему перепрыгивать через себя? Поживем – увидим. Продержатся хотя бы лет пять, вот тогда разольюсь соловьем.
Если кто-то еще будет меня слушать.
Потом встает Ивасюк. Он говорит рублеными, но искренними фразами. Его голос дрожит, в глазах слезы. Оказывается, он мечтает о внуках. Меня это почему-то удивляет. Как-то мы с ним, похоже, и в этом вопросе не совпадаем.
Один из гостей со стороны Ивасюков кричит: «Горько!» Молодые нехотя поднимаются со стульев. Представители Российской армии начинают считать. Хором и громко – раз, два, три. И так далее.
Данька с испугом оглядывается на меня. Я недобро усмехаюсь. А ты как думал?
Прерывает эту бурную вакханалию Нюся. Она говорит: «Хватит!» – и садится за стол. Данька облегченно вздыхает. Я почти люблю Нюсю.
Потом все курящие выходят на широкий балкон. Курить на воздухе полезней. Я слышу, как полковой товарищ Ивасюка пытает Даньку, почему он не отдал долг Родине. Данька вяло отбрехивается. Я вступаю первой скрипкой. Объясняю, что военным нужно родиться. Что не все могут служить. Что наша армия в
