Для эксперимента с тепловой пушкой было со скрипом выделено всего четыре часа. Два астронома скинулись по два часа и теперь находились вместе со всеми остальными небесными артиллеристами в большом круглом зале. Сама же тепловая пушка также была установлена на высокой, чуть выше двух километров, горе Черногор, находящейся в восемнадцати километрах от Шесси за рекой Марией. Она уже была изготовлена к стрельбе по Луне, а оба управляющих компьютера, соединённых в локальную сеть, нацеливали как Голубой Глаз, так и Огненное Копьё на одну точку в пространстве. В данном случае на кратер Тихо Браге, который отличался от себе подобных, то есть тех, от которых во все стороны отходили светлые полосы, тем, что они у него самые длинные. О нём Митяю было точно известно, что его диаметр составляет восемьдесят семь километров, а стало быть, они смогут хорошенько поработать над фокусировкой.
Стрельба по двум мишеням — одной, построенной ровно в десяти километрах от вершины Черногора, а второй, находящейся на вершине, — уже дала им очень много в отношении юстировки, но Фёдору хотелось большего. Как только Луна поднялась над горами, они оттащили от Голубого Глаза Калдана, астронома из Китая, и приступили к работе. Первым же выстрелом из Огненного Копья им удалось нарисовать точно в центре кратера Тихо Браге алую, быстро потускневшую круглую отметину диаметром в семь километров. Вторая половина команды Фёдора Кремня немедленно бросилась к компьютерам, и через двадцать минут они произвели ещё один выстрел. На этот раз жахнуло посильнее, что и немудрено, ведь диаметр теплового луча был всего полтора километра при той же продолжительности импульса в четверть секунды ровно. Стрельбой управлял компьютер, а он, как известно, знает цену каждой секунде.
Впрочем, уже после первого пристрелочного выстрела Митяй понял, что скорость теплового луча всё-таки больше скорости света, как это ни парадоксально. А это прямо говорило о том, что они имеют дело с каким-то совершенно новым квантом энергии, и если это так, то и луч энтропии тоже, по идее, должен вести себя аналогичным образом. И стреляли они с минимальной мощностью. Можно сказать, в одну двухсотую от полной. На своей максимальной мощности импульсом продолжительностью всего в одну сотую секунды тепловая пушка на дистанции в сто семьдесят метров мгновенно испаряла лист вольфрама толщиной в пять миллиметров и диаметром в шесть метров. Вспышка и грохот соответствовали энергии выстрела на среднем значении угла расширения конуса выстрела, а ведь его можно было уменьшить в добрую сотню раз с двенадцати градусов до одной десятой секунды. Вот тогда энергия теплового луча будет максимальной.
К исходу четвёртого часа, сделав по Луне ещё двадцать семь выстрелов, команда дяди Фёдора завершила юстировку системы прицеливания и фокусировки тепловой пушки, и Голубой Глаз навёл её на Юпитер, на котором ещё не было никакого Красного Пятна, и произвела выстрел, продолжительность импульса которого составила полсекунды. Юпитер в это время стоял перед Митяем огромной тёмно- фиолетовой, с бордовыми разводами и полосами стеной, правая часть которой, освещенная Солнцем, сияла через бриллиантовые очки ярким светом.
Расстояние до Юпитера в этот момент составляло где-то семьсот двадцать миллионов километров плюс-минус пара трамвайных остановок, и если тепловой луч при данных конкретных условиях, то есть выпущенный из тепловой пушки с углом расхождения в одну секунду и продолжительностью импульса в одну десятую, всё-таки летит со скоростью света, то тогда вспышку им придётся ждать один час двадцать минут, то есть сорок минут, пока он будет лететь туда, плюс ещё сорок минут, пока до Земли долетит свет вспышки. Уж что-что, а точную величину скорости света Митяй знал.
Малиновая вспышка последовала уже через шестнадцать секунд и оказалась очень впечатляющей. Её диаметр определили в пять тысяч километров, и атмосферу Юпитера они нагрели в этом месте весьма основательно. Немного подумав, астроном вздохнул и приказал увеличить угол до трёх секунд, а продолжительность импульса до одной секунды, чтобы можно было посчитать минимальную и максимальную энергию в этих пределах. Вторая вспышка последовала уже через четыре секунды, имела втрое больший диаметр и бело-голубой цвет, после чего на этом месте вздулся огромный пузырь и от него во все стороны побежала взрывная волна. Однако тепловая пушка лишь чуть-чуть поколебала атмосферу, но это же была атмосфера Юпитера, а не халам-балам. Вывод был очевиден — скорость теплового луча была не только выше скорости света, но и варьировалась в зависимости от его энергии. Какова же мощность тепловой пушки, учёные ещё не посчитали, но теперь, когда у них имелись данные, это не составит для них особого труда. Митяй вздохнул, кивнул и громко приказал:
— Дядя Фёдор, гони всех астрономов-любителей в шею, то есть на Урал, к Народной горе. Пусть они себе там лбы порасшибают, кланяясь Матери-Земле и вымаливая у неё большие кристаллы горного хрусталя. Тебе я в любом случае разрешаю отбирать у них самые большие и поручаю в кратчайшие сроки построить ещё несколько обсерваторий, а также дополнительно семь тепловых пушек, чтобы четыре стояли в Северном полушарии, а четыре — в Южном. Огненное Копьё зачехлить и больше из него не стрелять, но на боевом дежурстве должны постоянно находиться трое-четверо твоих парней. В общем, Федя, за что вы боролись, на то и напоролись, а раз так, извольте встать на защиту Матери-Земли от космических агрессоров любой породы. Я буду для твоих ребят на связи в любое время суток. Ваша задача определить, что движется к Земле, а я уже сам решу, шмалять или маленько погодить.
На следующий день рано утром Митяй вылетел из Дмитрограда в Алексиевск, причём один. Тане нужно было задержаться в своём центре на пять дней, а поскольку он не собирался отплывать немедленно, то намеревался подождать её там. Задерживаться же в городе ему не хотелось только потому, что он хотел немного осмотреться в горах Ирана. В багажный отсек самолёта Митяй попросил загрузить несколько стандартных наборов даров для отсталых племён, включая провизию. Лететь он решил тем же маршрутом, только без посадок.
В восемь утра серебристый, сверкающий в солнечных лучах двухмоторный разведывательный самолёт-амфибия уже был в воздухе. С новыми электротурбореактивными двигателями летающая Шишига развивала скорость в семьсот километров в час, и потому уже к полудню он должен долететь до места назначения. Митяй поднял самолёт на высоту восемь километров, перелетел через горы и полетел вдоль берега Чёрного моря, радуясь прекрасной погоде.
Полёт проходил исключительно спокойно, и ему хорошо думалось, а подумать было о чём. Цивилизация ведлов обзавелась мощным оружием, и теперь ему нужно было быть втрое осмотрительнее против прежнего. Предположив, какую опасность могут представлять для всего живого тепловые пистолеты и ружья, Митяй огорчённо покрутил головой. Впрочем, копья с кремнёвыми наконечниками представляли ничуть не меньшую опасность, а потому ему просто нужно будет почаще говорить о полезности применения бриллиантов огня в мирных целях и не педалировать тему оружия как такового.
Погружение в науку и постоянное занятие ведловством действовали на характер человека весьма благотворно. Даже тот же Лёха Тур, который в юношестве отличался довольно-таки свирепым нравом в том смысле, что на любое шевеление в кустах отвечал мгновенным сокрушительным ударом, теперь был само спокойствие и рассудительность. Возможно, что никому из ведлов даже в голову не придёт превратить бриллиант огня в тепловой пистолет только потому, что ведлы вообще не имели никакого оружия, кроме плотницких топоров и кухонных ножей. Оно им было просто не нужно, и те луки, которые он когда-то изготовил, хранились даже не в домах аларов, а лежали где-то на складе вместе со стрелами, как и копья. Нового оружия никто давно уже не изготавливал. Исключение составляли только копья с кремнёвыми наконечниками. Их можно было увидеть на стене в доме какого-либо охотника, но только как музейный экспонат, так как на украшение они не очень-то тянули, если их, конечно, не изготовили дагоны.
Думая об оружии и о том, что ну его бы на фиг совсем, Митяй перелетел через Каспий и приблизился к горам, как что-то словно огрело его по голове здоровенной дубиной, и он без малого чуть было не вырубился. Какой-то боли он не почувствовал, но его руки начали действовать словно бы самостоятельно, и Митяй повёл самолёт на снижение. Правда, со слишком большой скоростью, что он всё-таки отметил, и его правая рука сразу же толкнула рычаг реостата, уменьшая обороты двигателя, да что толку, самолёт всё равно снижался по слишком крутой траектории, и потому посадка на такой скорости грозила авиакатастрофой, тем более в горном ущелье, и, каким бы прочным ни был самолёт-амфибия, дело могло закончиться его гибелью.
Как только в голове Митяя мелькнула мысль об этом, его руки и ноги снова стали принадлежать ему и он быстро выровнял самолёт, но, как только попытался набрать высоту, его снова треснули по башке, и на этот раз уже куда чувствительнее. Тем не менее он не отрубился и со злостью подумал: «Да, это очень
