и Красного Креста, которые передавали сведения в Лондон.
Кроме того, интернированные постоянно получали известия извне и, как и положено патриотам, с живым интересом следили за ходом войны и увлеченно занимались самообразованием. Несколько молодых пленных успешно сдали заочно экзамены в университет, кое-кто даже в Кембридж и Оксфорд. У пленных была своя газета, «Тост таймс», для которой Вудхауз написал сокращенную версию рассказа «У Бинго все в порядке», а немецкие власти издавали свою — «Лагерь», с которой Вудхауз связан не был, и тем не менее в ней вышла пародия на Дживса и Вустера — в которой Берти пошел в солдаты, — подписанная «П. Г. Родхауз». Среди интернированных были и голландские университетские профессора, и элегантные молодые преподаватели, профессиональные музыканты и владельцы языковых школ; они также устраивали разнообразные лекции и концерты, а из книг, присланных доброжелателями из Америки, собрали отличную библиотеку. Конечно, И-лаг VIII был суровым испытанием на твердость характера, но некоторые из пленников, не отличавшиеся серьезностью, несмотря ни на что, ставили пьесы, играли музыку, а на Рождество 1940-го устроили в Белом доме пантомиму, которую контролировал переводчик: чтобы не проскочила какая-нибудь антигитлеровская шутка.
До интервью Термера Вудхауз в какой-то степени сохранял свою анонимность и не привлекал внимания, затерявшись в хаосе охваченной войной Европы. Однако после шумихи, поднятой в прессе в декабре 1940-го и январе 1941-го, все переменилось, и начались настоящие неприятности. В наступившем 1941 году, вследствие интереса заграницы к положению Вудхауза, немцы стали осознавать важность «Gefangennummer 796», и эти два обстоятельства породили гремучую смесь: Вудхауз стал предметом повышенного внимания и общественности, и нацистской пропаганды, и патриотического возмущения. Многие поклонники, особенно американские, высказывались в поддержку Вудхауза, упирая на его необычное положение как квази-американца. Рейнолдс неосознанно помог раздуть бум, разрешив печатать открытки с лагерным фото Вудхауза и попросив «Тайм» напоминать читателям о страданиях писателя. Теперь Рейнолдс регулярно связывался со своим клиентом и отправлял ему, как тот просил, банки с табаком «Принц Альберт». Кроме того, он стал пересылать Вудхаузу деньги, которые тот часто раздавал товарищам по плену.
Тем временем Вудхауз, не оставлявший работу и в лагере, заканчивал «Деньги в банке» и начал делать наброски к юмористическому рассказу о лагерной жизни, которые весной 1941 года прочитал своим товарищам на одном из ставших регулярными развлекательных вечеров. По его воспоминаниям, они «не только смеялись, но хлопали и раз за разом кричали ‘ура’». Как и раньше, когда он пытался справиться с работой в банке, Вудхауз употреблял свою немалую силу воли на то, чтобы преодолеть возникающие препятствия. Увиденное, как всегда, само собой превращалось в пародийную копию реальности. Он не задумывался о последствиях того, что делал, и, похоже, никто в Тосте не подвергал сомнению его мотивы. Вудхауз не скрывал, что пишет статью в журнал. В лагере, где все всех знали, многим было интересно, что может сказать о плене всемирно известный писатель.
Теперь, когда его местонахождение стало известно, о Вудхаузе по всей Европе стали распространяться неправдоподобные слухи: и в англоязычной, и в зарубежной печати следили за его судьбой намного пристальнее, чем прежде. В начале марта будапештский корреспондент «Сатердей ивнинг пост» наткнулся на сообщение о том, что Вудхауз переправил свой новый роман из Германии за границу, а живший в Женеве репортер «Дейли экспресс» стал отправлять писателю посылки с едой, надеясь на вознаграждение в виде интервью не хуже термеровского. Многие рассказы о похождениях Вудхауза были абсолютно ложными. Например, даже обычно надежный Рейнолдс говорил Леоноре, будто «есть вероятность, что [Этель] тоже интернировали».
На самом деле Этель с попугаем уехала из рыбохозяйства и получила разрешение переселиться в Лилль, но какое-то время у нее совсем не было денег, и зиму она провела в съемной государственной квартире. Поначалу о том, где она находится, не знало даже британское посольство, но затем Леонора — как ни невероятно, с помощью китайских дипломатов — выяснила, что Этель жива, здорова и живет в Лилле по адресу рю Насьональ, 241. Затем ее переселили в «чудесный дом с огромным парком» в Эдене, о чем 14 мая британское посольство сообщило Рейнолдсу: миссис Вудхауз в настоящее время проживает у некоей мадам де Рокиньи, в департаменте Па-де-Кале. Там она останется до воссоединения с мужем в июле. В эти месяцы попугай Коко выучился петь «Боже, храни короля» и позже стал любимцем немецких солдат, расквартированных в поместье. Леонора порой знала не больше других о том, где сейчас находятся родители, но не волновалась сверх меры. Она говорила Рейнолдсу: «Матушка и Плам явно получают друг от друга весточки. Поэтому он не спрашивает о ней, когда пишет Вам».
Тем временем, в И-лаге VIII лагерфюрер Бюхельт вследствие появившегося в «Нью-Йорк таймс» интервью, неожиданно предпринял атаку на знаменитого заключенного, вооружившись немецкой обходительностью. Бюхельт уже взял для него напрокат пишущую машинку, а теперь стал проявлять живой интерес к тому, как продвигается работа. Вудхауз, всегда любивший делать людям приятное, в ответ показал ему черновик журнальной статьи. Когда же Бюхельт обнаружил, что помимо статьи Вудхауз на самом деле завершил и новый роман («Деньги в банке»), он — или его начальство — предложил вывезти рукопись в Америку, и Вудхауз с благодарностью принял предложение. Рукопись переправили по нужным каналам, в лучшем немецком стиле. Окруженный таким вниманием, Вудхауз, само собой разумеется, воспрял духом. Леонора говорила Рейнолдсу, что ее приемный отец, «кажется, прямо разрывается от любви к окружающим [и] говорит, что только что закончил лучший роман своей жизни!!»
Однако, как Вудхауз иногда замечал в книгах о Берти Вустере, Судьба все время прячется за углом. Еще в 1917 году он писал в рассказе «Дживс и незваный гость»:
Я не совсем уверен, но, по-моему, это Шекспир — или, по крайней мере, не менее толковый парень — сказал, что именно в тот момент, когда ты начинаешь чувствовать все прелести жизни, Судьба подкрадывается к тебе сзади с куском свинцовой трубы. Вы поняли, куда я клоню? Кто бы это ни сказал, он был абсолютно прав[52].
В мае 1941-го этим куском трубы стала беседа Вудхауза с лагерфюрером Бюхельтом. Именно эта беседа приведет его в конце концов к позору.
Как Вудхауз позже сообщил британским властям, эта беседа с Бюхельтом была совершенно непринужденной, однако немец явно рассчитал все заранее и действовал по указке сверху. Он вызвал Вудхауза к себе в кабинет якобы для того, чтобы поговорить о лагерной пишущей машинке. Бюхельт признался, что его собираются перевести на другую должность, и намекнул, что пора бы вернуть машинку. На столе лежал номер «Сатердей ивнинг пост», в котором по главам печатался последний роман Вудхауза «Раз — и готово!» Бюхельт начал издалека — сказал, что ему очень понравилась статья «Куда же подевался Вудхауз?», и продолжил: «Почему бы вам не выступить пару раз в таком же духе на радио, для ваших американских читателей?»
Ответ Вудхауза на этот вопрос был чистосердечным, но непозволительно опрометчивым: «Я ответил ‘С удовольствием’, или ‘Нет ничего лучше’, или еще что-то подобное. Сказал что-то подходящее к случаю и совсем не придал этому значения», — рассказывал он позже. Оглядываясь назад, Вудхауз утверждал: «Вывод, который я делаю из этого эпизода — что он либо а) получил инструкцию установить, согласен ли я выступить, либо б) надеялся услышать, что я хотел бы выступить, а потом доложить в Берлин».
Вудхауз не мог и вообразить, в каком сложном положении окажется. На самом деле всю беседу спланировало немецкое Министерство иностранных дел, которое, узнав о том, как много Вудхауз значит для американцев, решило использовать его как часть большой пропагандистской кампании с целью убедить Соединенные Штаты не вступать в войну. В мае — июне 1941-го эта внешнеполитическая задача стала тем важнее, что Гитлер и его военачальники как раз завершали подготовку к операции «Барбаросса» — вторжению в Советский Союз. Если бы Вудхауз отдавал себе отчет в происходящем, он бы по некоторым признакам заметил, что в Польше уже несколько недель скапливаются огромные военные силы. Другие узники Тоста, например, рассказывали, что видели колонны германской бронетехники, ехавшие мимо лагеря в направлении границы.
Тем временем в Берлине Пауль Шмидт, профессиональный дипломат, глава администрации германского Министра иностранных дел Риббентропа, еще с мая 1940-го получавший многочисленные прошения по поводу Вудхауза, пришел к выводу, что освобождение гражданского интернированного лица
