Жером легко поднялся со стула и зачем-то подошел к окну. Подумал и задернул штору.
— Разумеется, я отвечу на все ваши вопросы, — сказал он. — Но прежде вам предстоит пройти что-то вроде экзамена.
— По немецкому? — разочарованно спросил Теркин. — Так я не сдам…
— Немецкий здесь не при чем, — успокоил его черноволосый. — Экзамен вы будете сдавать в индивидуальном порядке, много времени он не займет. Начнем, пожалуй, именно с вас. Остальных попрошу подождать за дверью.
— Ни пуха, ни пера, — сказал Шибанов, хлопая Василия по плечу. — Смотри, не подведи, пехота…
Выйдя на улицу, устроились в тени большого дуба. Гумилев достал папиросы, закурил. Курева им выдавали по пачке в день, причем папиросы были хорошие, явно из довоенных еще запасов — «Борцы» или «Дели». Кроме Льва, в группе курил только Теркин, но тот в основном смолил припасенную махорочку, а папиросы копил и обменивал на что-нибудь ценное.
— Отсядь, Николаич, — попросил Шибанов, — сам здоровье гробишь, так хоть других не обкуривай.
— Сдается мне, капитан, ты хочешь жить вечно, — процитировал Гумилев безымянного английского капрала эпохи Первой мировой войны, но отодвинулся.
— А что, — задумчиво проговорил Шибанов, — это мысль интересная. Вот если бы открыли такой способ, чтоб можно было жить лет двести-триста и не стареть… Это ж сколько за всю жизнь можно увидеть! Пушкин сто с хвостиком лет назад еще жив был, стихи писал! А еще за сто лет до этого Пугачев родился… Да мало ли великих людей в России было…
— Их и сейчас не меньше, — усмехнулся Лев. — Только, как справедливо заметил еще один поэт, «большое видится на расстоянье». Ты уверен, капитан, что смог бы определить, кто из твоих современников действительно велик?
Шибанов сорвал травинку, сунул в рот и принялся жевать.
— В чем-то ты, конечно, прав, Николаич. Но все равно прожить триста лет было бы здорово…
— А мне бы хотелось, чтобы изобрели такое средство, чтобы люди вообще не болели, — сказала Катя. — Пусть живут не триста лет, а семьдесят — но только здоровыми.
— Да чего тут изобретать? — удивился Шибанов. — Не пей, не кури, спортом занимайся — вот и не будешь болеть.
По лицу Кати пробежала тень.
— У меня мама не пила и не курила. А потом заразилась тифом и умерла.
Капитан крякнул.
— Извини, Катюш. Я ж не про заразу…
Повисло неловкое молчание. Гумилев, чтобы разрядить обстановку, спросил:
— Как думаете, этот Жером — он француз или испанец?
— Маловато данных, — тут же откликнулся Шибанов. — Вообще у нас в Таганроге и в Ростове таких тоже хватало. На армянина он не слишком похож, а вот на осетина — вполне.
— А акцент?
— Ну, пожил за границей, вот и акцент…
Открылась дверь, и во двор вышел Теркин. Вид у него был обескураженный.
— Катюша, тебя просят.
— А чего там было-то? — Катя вскочила, поправила падавшую на глаза светлую челочку. — О чем спрашивал?
— Не велено рассказывать, — покачал головой Василий. — Но ты иди, не боись. Он не кусается.
— Я и не боюсь, — обиженно дернула плечиком Катя. — Подумаешь…
И гордой походкой двинулась к казарме, в которой размещался класс немецкого.
— Ладно, пехота, колись, чем там этот Жером интересуется, — сказал капитан, когда Катя скрылась за дверью. — Тут все свои.
— Думаешь, я шутки шучу? — нахмурился Василий. — Он мужик серьезный, не то, что некоторые. До тебя очередь дойдет, сам все узнаешь. Николаич, дай папироску.
— Ну и ладно, — Шибанов сплюнул травинку. — Ты у меня тоже чего-нибудь попроси…
Катя отсутствовала минут пятнадцать. Вернулась бледная и как будто бы чем-то испуганная, но говорить, что происходило в классе, тоже наотрез отказалась.
— Саша, теперь ты иди, — сказала она, садясь на траву. — А Лев после тебя…
— Можете меня даже не спрашивать, о чем мы с этим Жеромом разговаривали, — буркнул Шибанов. — Все равно не скажу.
Капитан пробыл в классе дольше всех — около получаса. Для Гумилева время тянулось мучительно медленно. Он пытался представить себе, в чем может заключаться экзамен, и почему Жером запрещает курсантам о нем рассказывать, но так ничего и не придумал. Проще всего было предположить, что экзамен как-то связан с загадочными способностями Кати и Теркина. Но имелись ли такие способности у Шибанова, Лев не знал, а в отсутствии их у себя был совершенно уверен. О чем же тогда будет его спрашивать Жером? Опять о туркестанской находке? И что там так долго делает капитан?
Наконец, Шибанов вышел из класса и расслабленной походкой направился к дубу. Подойдя, бросил неприязненный взгляд в сторону Теркина.
— Ну, старшина, ты и жук…
Что ответил ему Василий, Гумилев уже не услышал. Он шел к казарме, пытаясь унять непонятно откуда взявшуюся дрожь в коленках. Странно — Берия не боялся, а теперь вот трясется, как осиновый лист…
Жером стоял спиной к двери у зашторенного окна. На столе были разбросаны бумаги с символами — треугольник, ступенчатая пирамида, две пересекающихся сферы, восьмиконечная звезда. Несколько листов были придавлены граненым хрустальным шаром, вроде тех, какие используют маги и предсказатели будущего.
— Проходите, Лев Николаевич, — приветливо сказал Жером, поворачиваясь к Гумилеву. — Не обращайте внимания на этот реквизит, к вам он никакого отношения не имеет. Что, не терпится узнать, в чем будет состоять экзамен?
Льву показалось, что майор госбезопасности ему подмигнул.
— Не терпится, — сказал он хриплым голосом.
— В сущности, никакого экзамена не будет. Так, поговорим кое о чем. Ваши товарищи, наверное, уже предупредили вас, что все, о чем мы будем беседовать, не должно выйти за пределы этой комнаты?
— Так точно.
— Ну и замечательно. Смотрите, Лев Николаевич, здесь у меня есть фотоснимки из разных уголков Европы и Азии. Приглядитесь, может быть, какой-нибудь пейзаж покажется вам знакомым?
Жером щелкнул замками большого портфеля из желто-коричневой кожи. Извлек оттуда пачку фотографий и разложил поверх бумаг с символами.
На нескольких фотографиях были запечатлены виды гор — со снежными вершинами или покрытых лесом. Гумилев повертел в руках карточку с живописным ущельем, по которому струился быстрый поток — что-то она ему напоминала — но так ничего и не вспомнив, отложил ее в сторону.
Другие фотографии были явно сделаны в Тибете — сливавшиеся со скалами крепостные стены и квадратные башни невозможно было перепутать ни с чем. В Тибете Лев не бывал никогда, хотя много раз видел изображения тибетских монастырей, поэтому без колебаний убрал эти карточки из стопки.
Осталось всего несколько фотографий: на трех изображена пустыня, на четвертой и пятой — горное озеро немыслимой красоты. Озеро сразу показалось Льву знакомым.
— Это ведь Рица? — спросил он у Жерома.
— Да. Известное изображение, даже на обертке конфет есть. Вы там бывали?
— Нет, к сожалению. На Кавказ так и не довелось съездить. А вот эти пейзажи напоминают Туркестан, но что-то определенное сказать трудно — пустыня везде пустыня…
Жером сложил отвергнутые Гумилевым фотографии в стопку.
— Тем не менее, вы правы, это Восточный Туркестан. А то ущелье, с горной рекой — оно тоже
