— проявляли незаурядные, а иногда и блестящие способности к обучению, нередко заканчивая учебные заведения с самыми высшими отличиями;
— до момента пожалования им звания лейб-медиков они уже сумели достойно проявить себя на выбранном ими поприще, их успехи были отмечены учёными степенями и званиями — все они были докторами медицины, многие — профессорами;
— получили признание своих заслуг со стороны как своих коллег, так и пациентов;
— обладали особой удачливостью в практической деятельности;
— большинство были выпускниками отечественных университетов, но все они проходили усовершенствование в лучших зарубежных клиниках и лабораториях, имели тесные, а иногда и дружеские связи с выдающимися зарубежными коллегами;
— почти все принадлежали к петербургскому медицинскому сообществу. Представители других сообществ встречались крайне редко — москвичами были лейб-медики Н. Бидлоо, Х.И. Лодер, А.И. Овер, из Киева приехал лейб-медик Ф.С. Цыцурин;
— как правило, отличались крепким здоровьем, что естественным образом сказывалось на продолжительности их жизни. Средняя продолжительность жизни лейб-медиков была достоверно большей, чем средняя продолжительность жизни их августейших пациентов (конечно, имеются в виду умершие своей смертью).
Лейб-медики внесли существенный вклад в развитие отечественной медицины и здравоохранения. Вот лишь некоторые примеры: лейб-медик Э.Э. Эйхвальд был инициатором и организатором первого в России клинического института для усовершенствования врачей (так называемого Еленинского) — впоследствии ГИДУВ. Почётный лейб-медик Л.Б. Бертенсон ввёл преподавание оказания первой помощи в несчастных случаях и профессиональной гигиены в горных училищах и Горном институте, где им был создан первый музей профессиональной гигиены. Лейб-хирург И.З. Кельхен в 1783 г. основал при Калинкинской больнице институт для врачей-немцев, в 1840 г. присоединённый к Медико-хирургической академии. Устроенная по его плану Обуховская больница была предоставлена ему в управление. Лейб- медик П.З. Кондоиди ввёл обязательное патологическое вскрытие в госпиталях для определения причин смерти каждого больного и для проверки распознавания её при жизни. Лейб-акушер А.Я. Крассовский способствовал совершенствованию оперативной гинекологии и акушерства в России. Почётный лейб-хирург Н.А. Круглевский, изучавший в лаборатории Л. Пастера в Париже методы предохранительных прививок против бешенства, участвовал в 1885 г. в открытии специальной прививочной бактериологической станции в Санкт-Петербурге. Лейб-акушер Д.О. Отт открыл первые курсы для врачей в женском хирургическом отделении клиники профессора Пелехина. Лейб-педиатр К.А. Раухфус, создавший по поручению принца П.Г. Ольденбургского детскую клинику в Санкт-Петербурге, впервые применил принцип размещения больных детей по роду их болезней и по необходимому уходу, впервые выделил отделение для заразных больных, первым в России ввёл институт врачей-ассистентов. Лейб-медик В.М. Рихтер был директором созданного по его проекту Повивального института при Московском воспитательном доме.
С течением времени придворные чины (должности) были отделены от придворных званий, а последние перестали строго соответствовать гражданским классным чинам. Эти изменения коснулись и лейб-медиков. Постепенно эти звания стали присваивать также и тем лицам, которые не имели непосредственного отношения к медицинскому обслуживанию царя и членов его семьи, а принадлежали к высшим представителям медицинской администрации военного, военно-морского и гражданского ведомств.
На номенклатуре придворных медицинских чинов отразилось и расширение спектра медицинских специальностей. Так, если в начале XVIII в. существовало только два придворных медицинских чина — лейб-медики (терапевты) и лейб-хирурги, то в первой четверти XIX в. к ним были добавлены лейб-акушеры и лейб-окулисты, а в середине XIX века — лейб-педиатры и лейб-отиатры (специалисты по болезням уха, горла и носа). При этом сохранялась определённая иерархия — самыми главными считались лейб-медики, за ними шли лейб-хирурги, а затем — все остальные. Эта иерархия чинов сказывалась как на размере оплаты труда, так и на возможностях продвижения по службе. Например, лейб-хирург при благоприятных условиях мог получить чин лейб-медика. Что же касается других специалистов, то такого рода «подвижки» были крайне редкими.
В 1833 г. в связи с переходом лейб-медика С.Ф. Гаевского, прослужившего в этой должности более 13 лет, на научную работу было введено звание «почётный лейб-медик». В дальнейшем такие почётные придворные медицинские звания стали присуждать лицам, успешно проявившим себя на поприще медицинской науки и практики, хотя и не имеющим непосредственного отношения к придворной медицинской службе. Постепенно сложилась такая кадровая политика, когда лица, имеющие почётные придворные медицинские звания, стали при наличии вакансии получать звания штатных придворных медиков. Например, С.П. Боткину и Е.С. Боткину вначале были пожалованы звания почётных лейб-медиков, а уже потом — звания лейб-медиков.
Специально для лейб-медиков М. Мандта и Н.Ф. Здекауэра было введено высшее придворное медицинское звание — лейб-медик-консультант.
Нам не удалось обнаружить документы, регламентирующие принципы отбора кандидатов на должность лейб-медика. Очевидно, что, помимо высокого профессионального мастерства, благонадёжности и верноподданности, требовались ещё какие-то другие качества, возможно, сходные с теми, которые требовались, например, от обер-гофмейстера — придворного, ведавшего дворцовым хозяйством и руководившего придворными церемониями. В инструкции, утверждённой императрицей Анной Иоанновной в 1730 г., говорилось: «Такая персона требуется, которая б не только доброго житья и поступка была, довольное знание и искусство, но и знатность и решпект имела: верен, скрытен и истинен; и такого христианского жития и поступка был, что паче своим собственным примером, нежели наказанием ему подчинённых и прочих придворных служителей, основание полагал». Другими словами, требовались верность, умение хранить тайны и высокая христианская нравственность. Умению хранить тайны в придворной медицинской среде придавалось особое значение, поскольку сведения о состоянии здоровья руководящих деятелей страны, прогноз его на будущее могли при определённых условиях стать грозным оружием в борьбе за власть. Нужно сказать, что лейб-медики в полной мере отвечали этому последнему требованию. Например, И.Ф. Бек, Я.В. Виллие и И.С. Роджерсон ни одним словом не обмолвились по поводу того, что они увидели в ночь на 12 марта 1801 г. в спальне императора Павла I в Михайловском замке.
Или вот свидетельство начальника канцелярии министерства Императорского двора А.А. Мосолова о Е.С. Боткине: «Боткин был известен своей сдержанностью, никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник».
Какими бы ни были характерологические особенности лейб-медиков, как бы ни различались их профессиональные способности, но все они обладали одним общим свойством — они были преданными слугами царствующей фамилии. Это качество отмечалось в официальных документах, подчёркивалось в их собственных воспоминаниях и записках и в выступлениях современников. Так, при погребении лейб- медика С.П. Боткина преподаватель богословия Военно-медицинской академии А.С. Лебедев отдал особую дань его опытности, знанию и беспредельной верности почившего Престолу и Отечеству.
Примером особой преданности дому Романовых, переходящей в самопожертвование, служит судьба последнего российского лейб-медика Е.С. Боткина, который писал об императорской чете в одном из своих писем: «Своей добротой Они сделали меня рабом до конца дней моих…»
Если при первых царях из дома Романовых, следовавших примеру Великих князей московских, придворные врачи удерживались на значительной дистанции и лишь в редчайших случаях удостаивались высочайшей аудиенции, то, начиная с Петра I, они стали пользоваться полнейшим доверием и постепенно делались даже как бы членами августейшей семьи.
Так, А.А. Мосолов пишет о придворном хирурге Гирше, начавшем службу при Александре II и продержавшемся в своей должности на протяжении трёх царствований (!), несмотря на то что «его познания в области медицины не могли быть очень свежими, и свита смотрела на него слегка снисходительно, государыни очень уважали его, и он, так сказать, входил в состав царской семьи». При этом царствующие особы вынуждены были терпеть некоторые его чудачества. Например, «он курил сигары безостановочно, зажигая новую об окурок предшествующей, между тем как государыня императрица не
