встретимся сразу после похорон.
Роберт поднял на него усталый взгляд.
— Ты уже все организовал?
— Это будет церемония только для узкого круга, для семьи. В понедельник утром. Буду рад увидеться с тобой сразу после нее. Хотя не исключаю, что мы можем встретиться еще раньше. — И он ушел.
Роберт долго еще рассеянно разглядывал розовый витраж и вспоминал события, которым минуло два с лишним десятка лет. Наконец и он решительно хлопнул ладонями по коленям, поднялся и быстро вышел на улицу. Нащупав в кармане телефон, он машинально набрал номер Кэтрин. Та вновь не подошла, а он вновь не оставил сообщения.
От церкви Святого Варфоломея он повернул не к дому, а в Уэст-Виллидж.
Школа Пифагора находилась в северо-западной части обширных владений, относившихся к колледжу Святого Иоанна. Роберт и Кэтрин переступили порог этой славной и уважаемой в Кембридже альма-матер через центральные ворота и сразу же оказались в Первом дворе, все постройки которого были возведены не позже XVI века. Холодный туман давно уже пробрался под их шутовские костюмы, их знобило. Проходя мимо высокой часовни, они обратили внимание на то, что очертания ее терялись в тумане начисто на уровне уже второго этажа.
— Я рада, что все близится к концу, — сказала Кэтрин.
Она вдруг потянула его за руку, и он остановился. Кэтрин развернула его к себе лицом и крепко обняла, прижавшись к его груди.
— Мне холодно, согрейте меня немножко, — попросила она.
Они стояли так минуту или две, потом Кэтрин отстранилась, улыбнулась будто самой себе и сказала:
— Ладно, пойдемте. Вы классно справляетесь с принятыми на себя обязательствами. А то, что вы послали того сторожа… Это не считается, и Адам об этом не узнает.
В центре пустынного Второго двора они задержались и огляделись.
— Представить только — четыреста лет назад здесь все выглядело точно так же, — проговорила с восхищением в голосе Кэтрин и вдруг хлопнула в ладоши. — Послушайте! Покружите меня! Я легкая! Покружите!
Он крепко ухватил ее за руки и начал быстро поворачиваться вокруг своей оси. Очень скоро ноги Кэтрин перестали касаться земли. Роберт отклонился назад, чтобы не упасть. Впрочем, девушка на самом деле была легкая как пушинка. Она весело смеялась и пыталась смотреть Роберту прямо в глаза. Через минуту она крикнула, что у нее закружилась голова, и он вернул ее на землю. Кэтрин ухватилась за него, чтобы не потерять равновесие, а потом вдруг приподнялась на цыпочки.
— Ну-ка снимите свою дурацкую маску! Я хочу вас поцеловать!
Роберт начал медленно развязывать тесемки на затылке, но случайно лишь затянул узел. Кэтрин хохотнула и махнула рукой:
— Ладно уж, не снимайте! Какой вы неуклюжий! Потом! Идемте!
Когда они оказались в Третьем дворе, который выглядел несколько более современным, но таким же просторным, Кэтрин вдруг сорвалась с места и бросилась бежать с криком:
— А ну догоните!
Роберт и не думал поддаваться на эту ребячью провокацию. Кэтрин остановилась в конце двора, там, где начинался вход на мост Сигхов. Было холодно, и с губ ее срывался белый пар. Ему вдруг пришло в голову, что она напоминает Снежную королеву. Или как минимум Снежную принцессу, несмотря на свой ведьмин наряд.
— Только не говорите, что я выгляжу романтично! На самом деле мне ужасно холодно и хочется поскорее спрятаться в тепло! — крикнула она, когда он подошел.
Они пошли по мосту, остановились на середине и стали смотреть вниз, в темную воду.
— Дайте мне послушать ваше сердце, — вдруг предложила Кэтрин.
Не дожидаясь его реакции на свое предложение, она притянула Роберта к себе и приложилась ухом к его груди. В ту минуту он сам услышал удары своего сердца — спокойные, глубокие, сильные. Кэтрин подняла на него глаза, молча взяла его ладонь и приложила к себе, чуть пониже упругого холмика левой груди. И он услышал ее сердце и почувствовал, что она взволнованна. Они стояли так на мосту и смотрели друг на друга не мигая.
— У вас доброе сердце, милый волшебник. Теперь я понимаю, почему Адам выбрал мне в спутники именно вас.
Их спугнула группа первокурсников, спешивших в кино. Роб усмехнулся, подслушав их разговоры. Его всегда удивляло и смешило то, что большинство молодых людей, поступивших в Кембридж, откуда бы они ни приехали, стремились в кратчайшие сроки овладеть особой «аристократической» манерой произношения — с вальяжным растягиванием гласных.
Проводив их глазами, Роберт кивнул своей спутнице в знак того, что им пора двигаться дальше. Сойдя с моста, они оказались в Новом дворе, заставленном псевдоготическими постройками XIX века, а в дальнем углу его низенькие колонны подпирали широкий купол, прозванный студентами свадебным тортом. Кэтрин все теснее прижималась к Роберту на пронизывающем ветру, а он думал, чем может закончиться этот вечер. В какой-то момент ему даже пришлось тряхнуть головой, чтобы отделаться от внезапно повисшего перед его мысленным взором видения — нагая смеющаяся Кэтрин, обхватив его руками за шею, тянет к своим губам, черные волосы свободно разметались по белоснежной коже… Удивительно, но даже в этом видении она предстала перед ним в своей полумаске.
Они миновали свадебный торт и оказались в царстве XX века и архитектуры шестидесятых годов, в мире серого бетона и тонированного стекла.
— Хватит глазеть по сторонам, побежали вперед, а то я окончательно закоченею! — вдруг крикнула Кэтрин, вновь срываясь с места.
На сей раз Роберт бросился вдогонку.
— А я поняла, почему Адам затеял всю эту игру! — весело крикнула она на бегу.
Он догнал ее лишь у сторожки консьержа.
— Вы слышали когда-нибудь о Ньютоновой рукописи? Мы с Адамом как раз сочиняем сейчас сценарий студенческой пьесы об этом. Вы знаете, о чем идет речь? Она хранится в Королевском колледже, ее купили на аукционе перед самой войной.
Разумеется, Роберт слышал об этом. Собственно, несколько лет он думал поступать на факультет физики и лишь в самый последний момент сделал выбор в пользу иностранных языков, но не жалел об этом, ибо видел в их изучении ту же стройную систему, что и в изучении законов природы. Точный расчет, многообразие строго определенных связей и предсказуемость во всем — этим физика и лингвистика пленяли его больше всего.
Кэтрин рассмеялась, подставляя лицо ветру и туману.
— Так из этой рукописи прямо следует, что сэр Исаак Ньютон гораздо больше своего времени, таланта и сил посвящал изучению алхимии и теологии, а вовсе не гравитации и оптике, благодаря которым стал знаменит в веках. Впрочем, он не отделял науку от алхимии и считал, что все его работы — суть познание Божественной сути Вселенной. Во всем, буквально во всем ему виделись знаки Божьего провидения — в пропорциях храма Соломона, траекториях полета комет и вращения небесных тел, геометрии и математике, свойствах металлов. И охота за так называемым философским камнем — это тоже попытка познать Бога. Про Ньютона говорили, что он был отнюдь не первым гением эры ученых, а последним могиканином эпохи магов!
Роберт обратил на нее удивленный взгляд и пожал плечами. Он-то всегда считал, что Ньютон был именно и исключительно ученым.
— Вот это-то Адама и навело на мысль организовать сегодняшнюю вечеринку. Чтобы все было как в старые времена — ведьмы и волшебники, загадки и шарады. А кончится дело, разумеется, веселой и пьяной пирушкой! Он сумасшедший, этот Адам, вот что я вам скажу!
