проверить эту версию, но он никогда этого не делал — уж больно красива. Он был бы сильно раздосадован, если бы она не подтвердилась.
Пройдя мимо «Утюга», он свернул направо. Прямо перед ним — примерно в десяти кварталах к северу, — за деревьями, высился знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг. Через минуту Роберт приблизился к еще одному памятнику, мемориалу павшим в Первой мировой войне. Он представлял собой флагшток, воткнутый в каменный фундамент, на котором была вырезана пятиконечная звезда и красовалась надпись: «Вечная память».
— Что ж, — пробормотал он вслух. — Вчера был куб, а сегодня пентаграмма. Если так пойдет и дальше, завтра я наткнусь на звезду Давида, а послезавтра?..
Числа и геометрические фигуры, которые все чаще и чаще попадались ему на Пути, определенно несли в себе какую-то смысловую нагрузку, которую он пока был не в силах постичь до конца. Сначала ему попался круг, затем рыбий пузырь, потом он оказался в царстве треугольников, после чего наткнулся на куб. Каждое новое испытание добавляло новую грань к таинственным фигурам, с которыми ему приходилось иметь дело. Может быть, это символизировало его духовный рост, процесс накопления опыта и тайных знаний?..
Любопытно. Надо будет спросить Хораса, когда представится случай. А пока… Пока надо сосредоточиться на очередном задании. Новых подсказок все не было. Он отвернул от парка на запад и медленно двинулся вперед, внимательно осматриваясь по сторонам в поисках чего-то, что привлекло бы его внимание. И в какой-то момент взгляд его наткнулся на то, что он видел прежде много раз, но все мельком, мимоходом: прямо посреди проезжей части на пересечении Бродвея и Пятой авеню, на небольшом пешеходном островке, высился небольшой обелиск.
Роберт вдруг вздрогнул и покачнулся. Ему представилось, что город вдруг завертелся со все увеличивавшейся скоростью, словно сам был его осью. Красная линия пролегла по Манхэттену от Ист- Виллиджа до Уэст-Виллиджа. Она коснулась ржавого питьевого фонтанчика, от которого он недавно ушел, пронзила пятиконечную звезду на военном мемориале и протянулась куда-то дальше. Куда же? Похоже, в район Челси.
Наваждение схлынуло так же внезапно, как и обрушилось на него. Роберт чувствовал себя рыбой, выброшенной из воды. Он жадно хватал ртом воздух и пытался справиться с охватившим его головокружением. Наконец ему удалось прийти в себя и отдышаться. Господи, что это было? Что за жуткое видение?
Не чувствуя под собой ног, он приблизился к обелиску, чтобы получше его рассмотреть. Ему сразу вспомнился другой обелиск, который он отыскал на кладбище у часовни Святого Павла. То была фальшивая могила и место, где он нашел самый первый ключ.
На сей раз могила оказалась самой настоящей. Он прочитал мемориальную табличку:
Под этим камнем упокоился дух Уильяма Дженкинса Уорта, рожденного в Нью-Йорке 1 марта 1794 года и почившего в Техасе 7 мая 1849 года.
Обелиск был со всех сторон окружен резной чугунной оградкой, сложенной из стилизованных сабель. Памятник был воздвигнут в 1857 году, и у основания его Роберт также отыскал пятиконечную звезду.
Он вдруг почувствовал, как в нем начало закипать глухое раздражение на Адама. Боже, как же надоело возиться с этими загадками! И каким чудовищем надо быть, чтобы все это изобрести, запустить в этот дьявольский лабиринт своего друга и получать удовольствие, глядя, как тот мечется из угла в угол, не понимая, где выход…
Вот он только доберется до Адама, тогда уж поговорит с ним хорошенько!
Адам был одновременно и другом и врагом. Сколько времени Роберт сможет сопротивляться чужой воле, которая ломится в его сознание с неослабевающей силой и пытается подчинить его себе? День? Или два? А что потом? Удастся ли спасти Адама, если он, Роберт, поторопится? И права ли была Терри, когда обронила, что Адам до сих пор любит Кэтрин? Что ему, Роберту, тогда с ними делать?
Он чувствовал, что, спасая Адама, он также сможет спасти Кэтрин и даже Терри. Ему было ужасно жаль бедную девочку. Ей сейчас было страшно, она осталась одна со своими страхами. Может быть, она перестала контролировать свою жизнь и теперь зависела от других. На мгновение Роберт представил ее лицо, залитое слезами, и глаза, молившие о защите.
Терри что-то явно скрывала от него, что-то недоговаривала. Но что именно? Роберт попытался мысленно достучаться до ее сознания, обыскать его. Он даже не удивился, что предпринял эту попытку: Роберт знал, что обрел в последние дни совершенно новые возможности, но пока не умел справиться с ними, подчинить себе. Просто играл с ними, как ребенок с новой игрушкой.
«…Это вторая ступень твоей лестницы. Такую форму принимает клетка в момент деления. Это символ акта создания. Одна сущность порождает две сущности, которые разделяются и начинают существовать независимо друг от друга. Обрати внимание на эти два овала. Что они тебе напоминают? Мне — вход в церковь. И еще — вход в женщину. И это не случайно…»
Роберт вздрогнул.
Господи, ну конечно! Да она же беременна! От кого?
Он вновь сосредоточился, пытаясь заглянуть глубже. В голове его вспыхнули и закружились обрывки ее слов, оброненных мимоходом, крупицы информации, которую он вытянул непосредственно из ее мыслей и переживаний. Но цельная картинка не складывалась.
Если Терри беременна, то от кого? От него? Или от Адама?
Она страшно боится Адама. Значит, верно то, что Адам по-прежнему любит Кэтрин и уже не нуждается в Терри — не просто не нуждается, но желает ей зла, и она охвачена ужасом из-за этого. Роберт вспомнил свою самую первую переписку с Терри по Интернету и то, что она тогда сказала о своих с Адамом отношениях: «Он помогает мне держаться подальше от дурных мест, вселяет в меня оптимизм и веру в себя, даже когда нет оснований ни для того ни для другого. Как у него это получается?»
Стало быть, еще не так давно он защищал Терри, а теперь угрожает ей. Немудрено, что она лишилась спокойствия. А если она еще и беременна от него?
Что же стряслось с Адамом, если его боится даже женщина, которая носит под сердцем его ребенка? Роберт наморщил лоб, пытаясь проанализировать все, что знал о своем друге и думал по поводу его. Странное дело, но он всегда чувствовал, что эти «интеллектуальные викторины», которыми так любил баловаться Адам, однажды не доведут до добра и эти невинные на первый взгляд издевательства над друзьями, без которых он жить не мог, на самом деле однажды перестанут быть невинными. Он был добрым парнем, Адам, это бесспорно. Он любил посмеяться над кем-то, но совершенно беззлобно. И все-таки… Неспроста Роберт в глубине души всегда завидовал ему и злился на него.
Он медленно двинулся вокруг обелиска, внимательно ощупывая его взглядом. Ничего примечательного. Вынув из кармана телефон, Роберт вышел в Интернет, набрал в поисковой строке «обелиск Уорта» и сразу же узнал, что под фундаментом памятника было спрятано «послание потомкам» — точно такое же, очевидно, что и под статуей Гарибальди в Вашингтон-сквер-парке. Ну и что? Что это ему дает? Не рыться же под обелиском на виду у прохожих в поисках неизвестно чего?
Роберт поднял голову, и вдруг его внимание привлек флаг на здании чуть впереди. Он пересек Двадцать пятую улицу и пошел по Пятой авеню, пока не добрался до искомого дома. Это была штаб- квартира дизайнерского бюро «Пентаграмма». Что ж, еще одна пятиконечная звезда.
Зазвонил телефон. Роберт нажал кнопку «Соединение» и тут же услышал голос Адама:
— Привет, Роберт. Тебе не надоело ходить вокруг да около?
— Ты гад и мерзавец, Адам! И мне хотелось бы высказать тебе это в лицо.
— А когда я был другим, старина?
— Игры закончились, по крайней мере для меня. Где Кэтрин?
Роберт говорил громко, словно Адам стоял от него в двух шагах.
— Игры закончились? Ты просто никогда не умел играть, Роберт. И, признаться, меня это всегда нервировало. И почему ты меня спрашиваешь о Кэтрин? Она как вольный ветер.
— Я хочу поговорить с ней, услышать ее голос. Немедленно.
— Так ты полагаешь, дружище, что она со мной?
