Звонки из Минска (у Лёни с Хмелем концерты).
Л.: — Мой миленький, чем занимаешься? Ты меня любишь?
Я: — Да, люблю.
— А что делаешь без меня?
— Гадаю на суженого, — привиделось лицо какое-то.
— Тебе явиться должен я. Ведь я — твой муж
— Нет, ты — мой возлюбленный, друг, товарищ, а появиться должен суженый.
— Я — твой суженый.
— Нет. Ты — для другой.
— Не в штампе дело.
— Чудной. Должен явиться кто-то, кто будет и в быту мужем. Мне привиделось какое-то тревожное лицо с длинным носом, по-моему, еврей.
— Ты веселишься? Это мне не нравится.
— Чудак. Если бы я была другая, то давно бы потребовала жениться на мне, а я этого не требую.
— А ты бы потребовала. Мне бы хотелось, чтобы ты этого требовала.
— Перестань. Нам и так с тобой хорошо.
Связь прервалась.
Звонок.
— Я твой суженый, слышишь? Я — твой суженый!! Зачем я здесь?
— Ты играешь концерт.
— Для кого?
— Для меня… для меня, себя и других…
У меня съемки в Одессе.
(В театре 28-го были читки пьес — «Бесов» и «Самоубийцы». В это время я была в Одессе, Лёня — в Ленинграде.)
За три дня съемок в Одессе — тоска. Тоска… и в одиночестве — о любимом. Ждала встречи. Скорей домой. Прилетела 30 января в 12 часов ночи.
Утром звонок и злой голос Лёни:
— Привет. Когда прилетела?
(Уже никакого счастья. Как сдуло…)
— Вчера в ночь. Я думала, ты позвонишь, — иногда звонишь и в 2 часа ночи. Уж в 12, думаю, позвонишь наверняка. Звонка не дождалась.
(Понял, что все в порядке.)
— А я думал, грешным делом, что ты прилетела рано и вечером удрала в гости, — прости.
— Мы же с тобой договорились, что я прилечу поздно 30 января, забыл? А я о тебе все три дня думала, тосковала, рвалась к тебе. Спасибо, нарвалась на злобность.
— Прости, родненький, солнышко мое. Я тоже тосковал о тебе. Думал, е. т. м., прилетела и тут же — в гости. Прости, мой хороший. До завтра. Завтра увидимся на «Что делать?». Я люблю тебя.
(Настроение не улучшилось. Нельзя себя настраивать на «счастье». Главное — ровность отношений, никаких сердечных захлебов.)
Купили с Ириной К. две бутылки шампанского. Она подозревает во мне жестокость, — ужасно: ничего про меня не понимает.
После «Что делать?» — у Елены. Скромно кутили. Без Лёни.
Звонок вечером.
Л.: — Мне не нравится твое настроение.
Я: — Нормальное настроение.
— Что происходит, Нюся? Может, ты все-таки объяснишь?
— Ничего. Тебе кажется.
— И все-таки?
— Все нормально.
— Ну, хорошо. Спокойной ночи.
— Пока.
(Сделала телефон на «занято», через 10 минут включила — звонок.)
Беру трубку: «Вас слушают».
(Молчание.)
Отключила телефон еще на 5 минут. Включила — звонок. Отключила. Включила — опять звонок. Отключила на подольше.
Звонок мне.
Я: — Вас слушают. Говорите.
Л.: — Тебе не хочется, Нюся, мне все рассказать? Я ведь знаю, что вчера, после моего звонка, тебе позвонил или ты позвонила тому человеку.
(Объяснила, как было дело.)
— Неправда. Я прошу только одного, — не делать из меня дурака. Нельзя усидеть на двух стульях.
— Это я-то на двух стульях? Это ты — вдвоем, а я — одна.
— Я не вдвоем. Ты прекрасно знаешь, как я там живу. Я по отношению к тебе безупречен, чист. Там все жутко. Вся жизнь — для тебя.
…………………………………………………………….
…………………………………………………………….
Позвони вечером. Узнай у Лены на завтра.
Звонок вечером: «Тебе плохой человек не звонил?»
— Почему «плохой»? И потом — не звонил.
— А что ты так его оберегаешь? Что он такое для тебя сделал, что вызывает в тебе такое бережное к нему отношение? Что-то я к себе не чувствую такого отношения.
— Лёня, опомнись! Я сколько раз просила тебя не упоминать о нем. Я не хочу!
— Почему? Почему он тебе так дорог? Я и не хотел о нем говорить и вспоминать, но ты так о нем говоришь, что это вызывает у меня недоверие.
— Ты много суетишься, Лёня, и, знаешь, думаю, не по моему поводу.
— Не понимаю. А по какому же, если не по твоему? Зачем эти съемки, звонки, нервотрепки?
— Не по моему. Я знаю ваши домашние дела, из-за них и мне достается рикошетом. Задавай эти вопросы своим близким. Никакого человека у меня нет. Может быть, у тебя дома не все благополучно в этом плане. Вот там и выясняйте свои взаимоотношения, — со мною не надо.
— Родненький, все мои переживания касаются только тебя одной… Все идет к нормальному завершению. Обо мне не беспокойся. Я абсолютно твой. Я не играю ни в какие игры. Меня на две жизни просто не хватит. И я не хочу. Ты у меня одна и будешь до конца моих дней. Целую глазоньки, и узнай у Елены, с квартирой.
— Хорошо. До завтра.
— До завтра, родненький мой. Спи спокойно. Целую нежно.
— Пока. До завтра. Пока.
(Заказала такси на утро.)
Мой самый близкий человек, мой родной, как же мне тебя предать?
Звонок при Ирине,[64] — нежность с обеих сторон. Ирина кашляет, от чего-то поперхнулась.
