долго.
— Как насчет того, чтобы обвенчаться в июне? — неуверенно сказала Дороти, не переставая удивляться, чем она заслужила любовь такого мужчины, как Алан.
— Решено, это будет в июне! — подхватил Алан. — И мы попросим Эндрю быть посаженным отцом, — предложил он.
Сердце Дороти переполнилось любовью, к ее глазам в который раз за сегодняшний день подступили слезы, но это были слезы счастья.
— Я бы очень этого хотела…
Алан еще раз поцеловал ее, на этот раз ласково и бережно, отчего Дороти незаметно вздохнула.
— Идем быстрее, известим родителей, что в нашей семье прибавится Латимеров!
Дороти с сияющим лицом шла по проходу между скамьями рука об руку со своим мужем. Лиф ее свадебного платья украшали жемчужины, кружевной шлейф струился, словно пенистый белоснежный водопад. На выходе из церкви их приветствовали яркое солнышко и небольшая группа местных жителей.
Новобрачные остановились, поджидая остальных участников свадебной церемонии. Алан повернулся к жене.
— Эндрю выглядел таким гордым, когда вошел в церковь под руку с тобой, — сказал он.
— Он дрожал, как осиновый лист… или это я дрожала, а может быть, и мы оба, — ответила Дороти, радостно смеясь.
Ее мысли вернулись на шесть недель назад. Они пролетели в лихорадочной деятельности. Дороти съездила в Арканзас, чтобы собрать свои вещи и организовать их отправку на Запад, затем вернулась в Орегон и включилась в свадебные приготовления.
Эндрю Гибсон согласился стать посаженным отцом, и за эти недели их робкая дружба окрепла и переросла в теплую сердечную привязанность. Дороти не представляла, что можно быть такой счастливой. Впервые в жизни она ощущала себя членом семьи, которая приняла и полюбила ее так, как она о том мечтала.
Она бросила взгляд на мужа, человека, благодаря которому эти мечты стали реальностью, и молча вознесла Господу благодарственную молитву.
Первыми из церкви вслед за молодыми вышли Саймон, брат Алана, и его жена Мэдж. Своего одномесячного сынишку Колина они оставили дома с няней. За ними появилась сестра Алана Пенни, которая несколько дней назад прилетела из Парижа. Со времени приезда она выглядела отрешенной, погруженной в себя, и Дороти несколько раз ловила в глазах своей невестки озабоченное выражение. Последними на крыльцо вышли улыбающиеся Соня, Норман и Эндрю.
— Ну, что вы скажете о нашем новом Латимере? — спросил Алан, подмигивая жене.
— Это Латимер высшего качества, заверяю вас со всей ответственностью, — серьезно произнес Норман, вогнав Дороти в краску.
— А разве лимузин не должен был ожидать у выхода? — спросила она, желая отвлечь от себя общее внимание.
— Ох, совсем забыл тебя предупредить, — сказал Алан.
— О чем это? — подозрительно спросила Дороти, расслышав в его голосе озорные нотки.
— Я приготовил тебе сюрприз, — сказал Алан.
— Сюрприз? Какой?
— Твой отец помог мне все устроить, — объяснил Алан. — А, вот и он!
Дороти повернулась и вовремя — на церковный двор въезжал старинный крытый фургон, запряженный двумя лошадьми и украшенный цветами и белыми лентами.
— Ах, какое чудо! — воскликнула она со слезами на глазах и повернулась к стоявшему рядом отцу. — Спасибо.
Эндрю с улыбкой поцеловал дочь в щеку. Алан уже тянул ее за руку.
— Идем, надо порадовать публику этим зрелищем.
С помощью отца и мужа Дороти устроилась рядом с Аланом на передке фургона. Она с улыбкой бросила свой букет стоявшим на тротуаре людям. Сестра Алана Пенни с удивлением и неожиданно вспыхнувшей на ее лице радостью обнаружила, что он упал прямо ей в руки. Лошади тронулись, фургон покатился по дороге, и Дороти внезапно охватило чувство восторга перед неизведанным, как у первых переселенцев, когда они устремлялись вперед навстречу новой жизни.
Эпилог
— Майкл, будь хорошим мальчиком и съешь еще ложку каши!
Алан, держа на коленях трехлетнего сынишку, безуспешно пытался накормить его завтраком.
— Не хочу! Она невкусная! Я люблю мамину кашу. Когда приедет мама? — капризничал Майкл, кудрявый краснощекий бутуз с озорными синими глазами.
— Не ной, Мики, будь мужчиной. Смотри, я уже все доела. Папа тоже почти научился хорошо готовить, и мы должны хвалить его, — рассудительно произнесла семилетняя Джоан, убирая со щеки испачканной кашей, медно-рыжую прядь волос.
Она повторила фразу, которую часто говорила бабушка и была очень довольна — ведь в отсутствие бабушки и матери заботы об отце и брате ложились на нее, и она чувствовала себя старше и значительнее.
— Мама срочно поехала на ферму Орешник, потому что там лошадь по имени Красотка укусила старшего конюха, — терпеливо объяснила Джоан брату.
Пока Мики, широко открыв глаза, обдумывал услышанное, отец умудрился положить ему в рот две ложки каши.
— Наверное, этот конюх злой и бил ее, — возмущенно продолжала Джоан.
— Может быть, все было совсем не так, дорогая, не стоит заранее осуждать человека, которого мы не знаем, — произнес ее отец.
— Хочу чипсов, — уже с меньшим пылом проговорил Майкл, глядя на заветный пакетик, лежавший на кухонном столе.
— Только после завтрака. Хорошо, еще три ложки, и будем пить какао. — Алан пересадил сынишку на стул и налил дымящееся какао из кувшина в чашки.
— А я никогда не буду бить своего пони, твердо сказал Латимер-младший. — Я буду с ним дружить. А ты, правда, купишь его завтра? А если пойдет дождь, мы все равно поедем на ярмарку? А если ураган? — заволновался Майкл.
— Мы обязательно поедем на ярмарку покупать тебе пони, и ни один ураган на свете не сможет нам помешать, — твердо сказал ему отец, и малыш облегченно вздохнул.
Джоан слушала разговор со снисходительной улыбкой — она уже месяц как ездила на настоящей лошади.
— Мама, мама скачет! — вдруг воскликнула она, бросая взгляд в окно.
— Дети, допивайте какао, а я пойду встречу маму, — торопливо сказал Алан, направляясь к двери на веранду.
Дороти подскакала к самому крыльцу и остановила лошадь у ступеней. От быстрой езды она раскраснелась, а из ее прически выбились длинные пряди волос. Годы почти не изменили ее, благодаря стройной фигуре и легкости движений она походила скорее не на мать семейства, а на девочку- подростка.
Алан заспешил вниз по лестнице, чтобы помочь жене спешиться. Дороти прекрасно управилась бы и без его помощи, но специально замешкалась, чтобы он успел принять ее в свои объятия. В миллионный раз прикосновение этих рук вызвало в ней сладкий трепет. Она заглянула в синие глаза мужа, в которых светилось обожание.
