— Приехал Федька из Лондона. Богатый, важный, женатый… Смешно. Кисель любил. Я вспомнила, как один кент говорил, что им в армии в кисель бром добавляли, чтобы по девкам не бегали… — Прыснула. Прямо в бокал с коньяком. — Вы не представляете, как было весело! Федька жену из Англии ждет, неделю грамотно питается — готов наследника делать… — Снова прыснула. — А у самого — «на полшестого». Вы не представляете, Надежда Прохоровна, какая умора была! Вайолет с зеленым лицом, Федька бледный, перед иконой клянется, что по девкам не шастал…
Анна повернулась в кресле, так потянувшись всем телом к Надежде Прохоровне, что той показалось, сейчас не удержится — на пол свалится.
Но физическая форма у девочки приличная была, висела долго, пока, хихикая, докладывала о первых экспериментах с химическими веществами:
— А тут я под боком! — мотнула бокалом. — Молодая, красивая, всегда с афродизиаком наготове. — Словно умирая от смеха, закатила глаза. — Вы не представляете, что было! Жена приезжает, у Федьки «полшестого», Анечка по дому в маечке гуляет — мужика прет, как дикого бизона! Он чуть не чокнулся — что происходит?! На Вайолет никакой реакции, на меня реакции — в полный рост! А все почему? — Анна, выпрямившись, значительно подняла вверх указательный палец. — А потому, что вся наша жизнь — это химия, биохимия и рефлексы. И большие титьки тоже вызывают сексуальное желание совершенно рефлекторно — эта женщина способна вскормить потомство.
В глазах убийцы мелькнула настоящая грусть.
Как в школе девочку-то затуркали! До сих пор на населении отыгрывается!
Но жалеть ее было не за что. Всяких женщин повидала Надежда Прохоровна: колченогих бедняжек, горбатеньких… И никто из них за глупые насмешки не мстил. Самой доброй на памяти Нади Губкиной была тетя Зина, которой еще на войне половину лица осколком мины снесло…
А эта? «Нашутившись» с бромом и африканскими снадобьями, отправилась людей убивать.
Лукреция печально оглядела когда-то могучую грудь Надежды Прохоровны, вздохнула:
— И все-таки противно. Несмотря на все рефлексы. Стоит только вымя нацепить, кобели в очередь становятся…
Понятно. Надежда Прохоровна вспомнила, как Суворин рассказывал об отравительнице — скорее всего, она использует «жировые костюмы» и накладную грудь, представила озлобленность этой фурии: на титьки клюнули, а раздеться нельзя! И поняла, почему та травила все-таки мужиков.
Она неправильно оценивала прежде всего себя и потому мстила. За собственную, как ей казалось, несостоятельность. За сальные взгляды на прилепленную грудь.
Глупость какая-то… Все дело только в нулевом размере лифчика?!
Глупость. И мужиков жалко. Не давала им Анька возможности разубедить себя в эдакой вздорности, мужа и то африканскими травами в постель заманила…
Вон у Клавдии, сводной сестры Сонечки, тоже не было причин лифчик надевать, но два раза в ЗАГС сбегала! И от мужского невнимания никогда не страдала!
Неужели так бывает? От такой-то ерунды девчонкам головы сносит?!
Чепуха какая-то. И пусть этим врачи-мозгоправы занимаются. Ведь случается — собственную порочность да гадость кто-то совершеннейшими пустяками оправдывает, если ничего существенного, настоящего за душой нет.
— …Я могла бы, конечно, «пластику» сделать… Но… — Лукреция неопределенно потрясла рукой.
Конечно «но»! Сделаешь себе вожделенную грудь, и пропадает причина весь мужской род ненавидеть! Не получится и дальше «развлекаться».
У серийных убийц, видать, мозги своеобразно устроены, им
Ловко устроилась девочка… Совесть комплексами то услаждает, то будоражит. Испоганилась уже. Привыкла чужую жизнь в руках держать.
— Вам меня не понять.
Еще скажи — пожалейте меня, бедняжечку!
Оттаскать бы тебя, мерзавку, за космы! Стольких мужиков со свету сжила!
Надежда Прохоровна никогда не считала, что нынешняя молодежь, даже та, что по ночным дискотекам тусуется, чем-то шибко хуже прежних комсомольцев. «Ничего не изменилось в мире, Софочка, — любила говорить она. — Все так же: девки — пляшут, парни — смотрят. Только музыка другая стала да мы состарились…» И на дискотеках этих нормальные ребята собираются. Как раньше, те, что понеугомонней, что все дела днем сделать успевают. И поработать, и поучиться, и поразвлечься. Не поддерживала баба Надя тех кумушек, что нынешнюю молодежь чернят: «Одни уроды на тех дискотеках выкаблучиваются». Рты таким бабкам затыкала: «Себя вспомните, старые перечницы!»
Все в жизни неизменно — девки пляшут, парни смотрят. А если у кого сил или желания не хватает, так то, как нынче говорят, их проблемы.
А молодежь нечего винить.
Разозлившись на сумасшедшую девчонку, Надежда Прохоровна вдруг вообразила, как
Чуть не прыснула. То-то, поди, дрянная страху-то натерпится! «Мертвец» ожил!
Отогнала от себя неурочные мысли, сделала лицо «умирающе постным»…
Но Лукреция метнувшийся взгляд на космы уловила. Насторожилась.
Дотянулась рукой до запястья Надежды Прохоровны, в зрачки уставилась…
— Странно, — произнесла с недоумением. — Как странно…
Подняла бабы-Надину руку вверх, резко отпустила — кисть бабушки безвольно шлепнулась на подлокотник.
Немного успокоилась. Поднялась на ноги, подошла к книжной полке и вынула из-за выдвинутой вперед стопки книг
Посмотрела на бабушку, на камеру, пробормотала — сейчас посмотреть?..
Надежда Прохоровна забыла, что умирает не по правде! Чуть в самом деле не скончалась.
Девчонка все это время проводила съемку «последних» минут жертвы! (Наверное, готовила презент на будущее, собиралась еще раз
Лукреция крутила в руках камеру, раздумчиво оглядывала «гостью»…
Что она сделает, когда увидит, что вся порция отравленного чая выплеснута в непрозрачную керамическую вазу?!
Побежит в унитаз выливать?! По голове старушку гой же вазой огреет?!
Ох, спаси и сохрани…
Надежда Прохоровна незаметно напружинила окостеневшие от неподвижности икры, приготовилась метнуться вперед, на убийцу!..
В квартире, как и двадцать минут назад, раздался громобойный звонок в дверь!
Но не однократный, как раньше, а условный — дзынь-дзынь-дзы-ы-ынь.
— Саша, — проговорила ненормальная девчонка. — Наконец-то. — Вернула видеокамеру на полку и отправилась в прихожую.
Надежда Прохоровна перевела дух. Неужели все закончилось?! Неужели сейчас в квартиру ворвется тот самый спецназ, спеленает сумасшедшую девчонку и бабушку избавит!
Спецназ ворвался.
Но девочку не спеленал.
Лукреция, опередив бронированных парней, стремительно ворвалась обратно в гостиную и тут…
Наткнулась на «ожившую» бабушку.
Судя по траектории прыжков, неслась она к кинокамере. Небось в окошко метнуть или об стенку разбить мечтала…
Но встретила в комнате спокойненько стоящую Надежду Прохоровну и словно лбом о стекло ударилась. Выпучила глаза, разинула рот и…
В таком вот ошарашенном виде и была спелената. Жалко, что одними наручниками, но зато — мордой
