народа на Поморье и Ране: 'знатные люди и народ Ранский', 'знать Ранская', 'все первенствующие в Ранской знати', 'знать и народ Щетинский', 'знать и народ Волынский', 'знать и народ в Пырице (поморском укреплении)', такие выражения встречаются в них постоянно.
Знатность рода чрезвычайно уважалась на Поморье и Ране, и влияние знатных людей было совершенно независимо от всяких отношений, к князю ли, или к народу. Знать была там сословие самостоятельное, а не служивое, аристократия, а не дружина. Князь не имел над ней прямой власти, не только в городах, но даже в укреплениях, которые гораздо более от него зависели. Князь не мог приказывать знатным людям своей страны, а посылал им лишь предложения с поклоном от своего имени, и те, обсудив княжеское слово, принимали его, или отвергали. Оттого строго отличается в современных памятниках самостоятельное сословие знатных людей от тех лиц (также принадлежавших к знатным родам), которые поступали к князю на службу и получали от него начальство над укреплением и округом, к укреплению приписанным, или над частью войска (первых называли жупанами, последних - сapitanei): они становились, разумеется, слугами княжескими и исполняли княжеские повеления.
Во всякой крепости, во всяком торговом городе поморском были люди, принадлежавшие к знатному сословию. Их, кажется, было весьма много: так, в одной грамоте 1175 г. исчисляются свидетелями: 'Держко, Будовой, Ярогнев, Мунк, Бодец, Радослав, Спол и прочие знатные люди крепости Дымина'. На одном острове Ране, по грамотам, писанным до 1260 г., можно определить около 37 знатных родов: так как число дошедших до нас древних ранских грамот невелико, то, конечно, это число гораздо меньше истинного.
Как в Германии, так и на Поморье и Ране между знатью были некоторые первенствующие лица; такими являются, в конце XI в., Мажко на Ране, в начале ХII в. Домослав и Вичак (или Вирчак) в Щетине, Недамир в Волыне, Моислав в Госткове и др. Они имели важное значение: иностранцы иногда называют их князьями этих городов и говорят о каждом из них, что он первенствовал между своими согражданами знатностью рода, богатством, всеобщим уважением и т. п.; но о какой-либо особенной власти, порученной от князя или от народа, нигде не сказано ни слова: то были, надобно повторить, люди, имевшие вес сами по себе, по своей знатности, а отнюдь не по службе.
Родовые отношения поморской и ранской знати были не совсем славянские, а скорее германские. Знатный род имел своего главу и представителя, точно так, как в Германии: часто огромное число родственников, разумеется, уже и в дальних степенях родства, признавали общего главу. Вот какими словами древний свидетель описывает положение такого поморянина, главы знатного рода. 'Некто Домослав, первенствовавший между жителями Щетина качествами тела и души и множеством богатства, а равно знатностью рода, пользовался от всех такою честью и таким уважением, что и сам князь Поморский Вратислав без его совета и согласия ничего не делал, и от его слова зависели как общественные, так и частные дела. Ибо Щетин, сей отличный город, который, заключая в своей окружности три холма, первенствует между всеми городами Поморья, был наполнен его родственниками, рабами и друзьями. А также в других окрестных странах было у него такое множество родни, что нелегко бы стало кому-либо ему противиться... Он решился принять Христианскую веру, и тотчас весь его дом с челядью радостно оросились купелью возрождения, а именно душ с лишком пятьсот. Равно же и ближние его, и друзья, побужденные его примером, приняли веру Христову'.
Такой человек, как Домослав, могущественный глава огромного рода, был бы совершенно на месте в средневековой Германии или в другой аристократической земле, быт чисто славянский не допускал ничего подобного. Видно, аристократическое начало, внесенное у поморян в славянский быт, сказывалось тотчас же и внутри самых знатных родов, и совершенно естественно: ибо это начало, основанное на предпочтении одного рода другому, логическим ходом вело и к предпочтению в роде одного члена другим, по старшинству. Множество примеров такого предпочтения представляют старые поморские грамоты; часто читаем мы в них подобного рода слова: 'свидетели... Гостислав жупан Узноимский, Держко жупан Дыминский и Будовой, родственник его', 'свидетель: Мирограб и братья его Моник и Котимир'; 'свидетель: господин Гремислав Гнезота и Мартин, брат его'; 'свидетели (в ранской грамоте)... Повет и братья его', 'свидетели... сыновья Доброгостя Николай, Викентий, Томислав и Доброгост, родственник их' и т. п. Ясно в этих выражениях аристократическое преимущество одного члена или одной линии знатного рода перед другими братьями или родственниками. При таких началах нетрудно стало знати на Поморье и Ране потом совершенно отбросить все стихии славянской жизни и поддаться полному господству германского быта, майорату, феодальному праву, и проч.; мы увидим впоследствии, когда дойдем в нашем рассказе до введения христианства в этих странах, как легко это совершилось, при первом их знакомстве с Германией.
LI
Общественное значение и преимущества поморской знати
Признаваемая самостоятельным сословием, знать поморская пользовалась большими преимуществами. Знатный человек имел свою дружину, часто даже многочисленную. 'Недалеко от города Камена, рассказывается в жизнеописании Св. Оттона (нач. ХII в.), жила в деревне вдова, богатая и знатная чрезвычайно. У нее была многочисленная челядь, и была она женщина с большим влиянием и весом, с твердостью управлявшая домом своим, и, что в той стране почиталось чем-то великим, муж ее, пока был жив, содержал у себя тридцать коней со всадниками, как дружину. Ибо там силе и могуществу знатных людей и военачальников мерилом принимается число коней. Силен, говорят, и богат, и могуществен тот, кто может содержать столько-то и столько-то коней, и, таким образом, услышав число коней, знают о числе дружинников, потому что на Поморье дружинник не имеет никогда более одного коня. А в этой стране лошади велики и крепки, и всадник идет на войну без оруженосца (щитоносца), неся сам весьма ловко свой плащ и щит, и неутомимо исполняет таким образом всю военную службу. Лишь знатные люди и военачальники имеют одного или двух спутников, и тем довольствуются' (см. Приложение). Под именем спутников историк очевидно разумеет оруженосцев, которых в Германии имел каждый воин, даже дружинник, а у славян поморских, как видим, только знатнейшие; этих личных слуг он отличает от дружины, которая могла быть многочисленна, доходя иногда до тридцати человек, и эта-то дружина, как явствует из приведенного свидетельства, составляла для знатного поморянина почет и силу, была мерилом его могущества. И только человек, принадлежавший к знати, мог на Поморье иметь дружину: это следует несомненно из слов, уже приведенных: 'там силе и могуществу знатных людей и военачальников мерилом принимается' и проч.
Высокое место занимала знать поморская в гражданском строе своей земли. Знаком того было почетное преимущество, связанное с богослужебными обрядами. В большом щетинском xраме хранились золотые и серебряные кубки и сосуды, которые в праздники выносились из святилища, и из них тогда, говорит современный писатель, 'совершали гадательные возлияния, ели и пили знатные и могущественные люди страны'. Знать составляла бессменное совещательное собрание как при князе, так и при народном сходе. Князь поморский, как мы видели, не имел власти решать общественные дела, особенно в древнее время, до введения христианства. Но и те меры, которые постановлялись князем, за исключением распоряжения общественными доходами, ставшими в эпоху христианства, как было сказано, личной собственностью князя, принимались им только с совета и согласия знатных людей. Вот что говорит одна бамбергская грамота 1189 г.: 'Господин Марквард, преподобный священник, посетил славянскую землю, именуемую Поморьем... и склонил князя той земли, господина Богослава, и епископа господина Конрада и преемника его, господина Сифрида, на то, чтобы князья этой земли в общем собрании и сейме, с согласия всех почти знатных людей и общим приговором жупанов своих, повелели с каждой корчмы той страны взносить ежегодно известное количество воску св. Оттону епископу, коего мощи почивают в нашей (бамбергской) церкви'. Стало быть, такого рода меру, в принятии которой народ не участвовал, предлагал князь, знать ее обсуждала и