честное слово Газдрубала, сына Гескона, и знал, что Ганнибал его не послушается. Но, решительно отказав послам, переговоров он не прервал. Дело в том, что он не потерял еще надежду вернуть себе дружбу Сифакса. Он видел, что царь очень к нему расположен, тяготится войной, и полагал, что ему вообще наскучила дружба с карфагенянами, а возможно, и Софонисба, ибо он знал «врожденное нумидийцам непостоянство в привязанностях и их вероломство перед богами и людьми» (
Разумеется, Публий не мог принимать всерьез предложения Сифакса. Просто он наконец нашел тот план, который искал всю зиму. Через своих послов он узнал, что лагерь карфагенян сделан из дерева и листьев, а шалаши нумидийцев — из тростника и соломы. И он решился. О своем плане Публий, как всегда, рассказал одному только Лелию, который оказал ему неоценимую помощь. Каждый день стороны посылали друг к другу послов, но Сципион всякий раз отправлял несколько ловких воинов, переодетых рабами. Послы задавали Сифаксу различные вопросы, пытаясь уточнить условия мира. Порой они задерживались в неприятельском лагере на несколько дней. За это время лазутчики Сципиона успевали осмотреть все ходы и выходы. Возвратясь, они все рассказывали вождю. Он расспрашивал поодиночке каждого, сверял их показания, а потом еще советовался с Масиниссой, который знал местность как свои пять пальцев. Так Сципион составил подробный план обоих лагерей. Но никто из его воинов еще ни о чем не подозревал.
Итак, послы явились к римскому военачальнику за окончательным ответом. Выслушав их, Публий велел им немедленно возвращаться назад и передать, что Корнелий Сципион жаждет мира, но военный совет его отвергает. Поэтому он считает переговоры прерванными, а себя в состоянии войны с карфагенянами. Сделал он так, говорит Полибий, чтобы не напасть на врага во время переговоров и не стать таким образом лжецом. Теперь же «Публий находил свое поведение безупречным, что бы там ни случилось».
Между тем Газдрубал и Сифакс с нетерпением ожидали возвращения послов. Ответ Сципиона был для них как снег на голову. Все их надежды внезапно рухнули. Чем неожиданнее был удар, тем он казался тяжелее. Они сели рядом в одной палатке и целый день до самой темноты просидели так в глубочайшем унынии, спрашивая друг друга в тоске, что же теперь делать. То они хотели запереть Сципиона на узком мысе, то думали выманить его на равнину, где он со своим маленьким войском должен неминуемо погибнуть.{32} Наконец они пошли спать, отложив решение до утра. Они и не подозревали, какое их ждет пробуждение.
Глубокой ночью, когда все спало, Публий позвал к себе в палатку лучших офицеров и объявил, что сейчас они неожиданно нападут на оба лагеря и подожгут их. Около третьей стражи ночи он велел дать негромкий сигнал трубой и вывел войско из лагеря в глубочайшем молчании. Стояла непроглядная тьма. Публий остановился и разделил свое войско на две части: половину отдал Лелию и Масиниссе, половину взял себе. Лелий и Масинисса должны были поджечь лагерь Сифакса, Сципион взял на себя лагерь Газдрубала, так как это было труднее и опаснее. Сципион сказал воинам несколько слов, чтобы вдохнуть мужество и решимость. Он напомнил, что один неверный шаг может погубить все. Ибо врагов во много раз больше, чем их.[83] Стоит им заметить римлян первыми — и они погибли.
— Нам нужны, друзья, — сказал он, — смелость, быстрота и отчаянная битва. Предупредим врагов, напав на них первыми… Их поразит неожиданность нашего появления и сама невероятность поступка… Смелостью и счастьем мы превосходим их… Мы нападем на них с доброй надеждой и со стремительной смелостью. Обстоятельства более всего требуют этих качеств (
Он принес жертвы Страху и Смелости, двум самым нужным им этой ночью богам (
Гай Лелий разделил свой отряд на две части, и они с противоположных сторон устремились на лагерь и подожгли его. Скученные, крытые соломой шалаши мгновенно вспыхнули как сухой хворост. Пламя летело по крышам. Сонные, пьяные нумидийцы не понимали, что происходит. Все были уверены, что пожар начался случайно. Люди гибли от огня, оружия врагов и в страшной давке. Море огня бушевало над лагерем. А Сципион ворвался в лагерь Газдрубала и поджег его. Никто ничего не понимал, люди метались по лагерю, пытаясь потушить огонь, «не сознавая ни себя, ни окружающего». Они не могли и помыслить, что все случившееся — «дело отваги и коварства врагов». Тут наконец добудились Газдрубала. Взглянув на все происходящее, он закричал, что это вовсе не пожар, а Сципион; нечего тушить огонь, надо спасаться бегством. И он тут же бежал, бросив войско. С ним спаслись несколько всадников и зять Сифакс. Все же остальные нашли свой конец в эту ужасную ночь.
«Среди многих славных подвигов, совершенных Сципионом, этот мне кажется самым блестящим и поразительным», — заключает свой рассказ восхищенный Полибий (
ВЕЛИКИЕ РАВНИНЫ (203 г. до н. э.)
Газдрубал, сын Гескона, был поражен и растерян. Еще вчера он надеялся превратить Кастра Корнелия в ловушку и со своей огромной армией и флотом запереть римлян между Утикой и Карфагеном. А сегодня он жалкий беглец. Из всей армии уцелело всего две с половиной тысячи человек. Карфагеняне были в ужасе. Многие предлагали сейчас же послать за Ганнибалом. Другие советовали идти к Сципиону и молить о мире. Но большинство членов Совета не утратило присутствия духа. В течение пятнадцати лет они привыкли к непрерывным победам, нелегко было им смириться с поражением.
А римляне ликовали. Они слепо верили в своего полководца, смеялись и говорили, что скоро злополучная война кончится. Публий сжигал добычу в жертву своему союзнику огню, а солдаты почти даром сбывали ее купцам. Карфагеняне же срочно собирали новую армию. Газдрубал обратился за помощью к зятю. Но тот отвечал, что с него довольно воевать со Сципионом, и двинулся домой, не слушая никаких уговоров. Сын Гескона прибегнул тогда к последнему средству — к Софонисбе. Она со слезами заклинала царя спасти карфагенян. И он послушался на свою погибель.
У Газдрубала было теперь около тридцати тысяч войска, то есть все еще, видимо, больше, чем у Сципиона. И вот сын Гескона решил применить к римскому военачальнику тот прием, который чуть не погубил некогда Ганнибала. Он задумал воспользоваться тактикой Фабия Кунктатора. Если уж она удалась в Италии, то тем более должна удасться в Африке с ее необозримыми степями. Войска отступили к самым границам царства Сифакса. Теперь Публий должен был бросить свой лагерь и флот на произвол судьбы и идти в глубь страны. А карфагеняне будут заманивать его все дальше в дикие степи, пока его маленькое войско не погибнет.
Сципион оставил часть армии возле лагеря, взял всего двенадцать тысяч легковооруженных, стремительно повел их к Великим Равнинам, где находились враги, и разбил их так быстро, что ни о каком затягивании войны не могло идти речи. Газдрубал бежал в Карфаген,{34} Сифакс — в свое царство (
Карфагеняне думали, что сам Публий вернется в свой лагерь. Но вместо того он стремительно двинулся к Тунету, оплоту и защите Карфагена, и захватил его прежде, чем они успели опомниться. Так же быстро он захватил и несколько других городов. Теперь он господствовал над всей страной, вплоть до Карфагена. И пунийцы трепетали от ужаса, видя его так близко от себя. Карфагеняне решились на последний отчаянный шаг. Они задумали неожиданно ударить на брошенный римлянами лагерь и, главное,
