знаешь? Здесь в гараже стоит его машина!
— Вряд ли, это ты придумал… — начал Периш и тут же переключился: — А вот и ребята!
По лестнице поднималась целая ватага. Билл Помрой вышел за стойку бара и обратился к кому-то, кто сидел здесь, в кабинете, за спиной Периша и Уочмена:
— Добрый вечер, Боб! Заставил вас ждать?
— Ничего, Билл, — ответили из угла. — У меня была еще целая пинта темного пива, когда ты выходил.
Люк Уочмен сдавленно и удивленно чертыхнулся.
— Что такое? — переспросил Периш.
Люк поманил его пальцем. Периш нагнул к нему ухо.
— Это тот самый человек, с кем я столкнулся на дороге! — прошептал Люк.
— Ого! — воскликнул Периш, предвкушая интересное приключение.
— Как ты думаешь, он меня слышал?
— Конечно, слышал!..
Дверь в бар распахнулась, и вошел старый Эйб в сопровождении Нормана Кьюбитта. Норман взял три дротика с подноса и пошел с ними к мишени.
— Я сейчас приду! — раздался грудной женский голос в коридоре. — Не начинайте без меня!
Эйб подошел к камину и выставил на полку небольшую синеватую бутылочку.
— Ну, ребята, дело сделано! — хрипло сказал он. — И если вскорости тут не появятся горы трупов этих подлых тварей, я буду дьявольски удивлен, черт меня дери со всеми потрохами!
Глава вторая
Успехи Уочмена
Бутылочка на полке была невелика и весьма красочно оформлена — по огромному белому ярлыку шла ярко-красная надпись: «Осторожно, яд!» Этот, можно сказать, не ярлык, а плакат сразу привлек к бутылочке внимание всех пятерых мужчин в комнате.
— Уочмен, похоже, считает вас, Эйб, источником опасности для подданных Ее Величества! — заметил Периш улыбаясь. — Того и гляди, всех нас потравите!
— Ничего подобного, я боюсь, как бы он сам не отравился! — буркнул Уочмен.
— Кто это отравится? Я? — прищурился Эйб. — И не надейтесь, старый Эйб обращается с ядами, как невеста со своей невинностью!
— Да уж хочется верить, — проворчал Кьюбитт.
— Но ты, Эйб, ведь не собираешься оставлять этот флакон прямо тут, на камине? — встревожился Уочмен.
— Не беспокойся, сынок, я его спрячу так, что и сам потом не найду!
— Лучше бы ты вообще от него избавился! — настаивал Уочмен. — Если ты его спрячешь, да еще и забудешь, кто-нибудь обязательно откроет понюхать пузырек, чтобы узнать, что там внутри, и, мягко говоря, перестанет значиться в списке живущих. Лучше дай флакончик мне, я его отвезу обратно аптекарю в Иллингтон. Хотелось бы взглянуть в глаза этому бесшабашному джентльмену, так свободно торгующему ядами…
— Бог с тобой, сынок, я еще не закончил с этими серыми тварями! — возразил старик Эйб. — Если окажется, что не все они передохли, я им поднесу еще одну здоровую порцию и изведу — всех до единой!
— У Кьюбитта ядофобия, — сказал Уочмен.
— Чего-чего? Какой еще
— Речь идет о вашем яде, дружище, — грустно пояснил Кьюбитт, бросая свой дротик в дубль- двадцать. — Хотя присутствие среди нас синильной кислоты, наверное, только прибавит нам радости…
— Не переживайте, джентльмены! — широко осклабился старик Эйб. — Пусть немножко повоняет этой
Эйб взял бутылочку, влез на табурет и задвинул яд на самую верхнюю полку серванта. Потом стащил с рук перчатки и бросил их в огонь камина.
— Вот так! — Эйб поднял вверх заскорузлый указательный палец. — Никто не смеет обвинить старого Эйба Помроя в небрежном обращении со всякой медициной! А на всякий случай, если кто-нибудь из ребят порежет руку или сделает что-нибудь инфекционное в этом роде, то у меня есть домашняя аптечка с изрядным запасом йода. Со мной вам ничто не грозит — не забывайте, что во время войны я служил денщиком у настоящего фельдшера и отлично знаю, какая могучая сила заключена в этих самых снадобьях!
Он задрал голову и посмотрел на верхнюю полку серванта. Ярлычок с грозной надписью все же виднелся в темноте полки.
— Ну, там пузырь будет в полной безопасности. — Эйб направился к стойке бара и выдал всей компании темного пива. В это время в общем зале пивной возобновилась игра в дартс.
Человек, сидящий в уголке, не издал за все время ни звука. Он только изредка прихлебывал из своей кружки. В полутьме бара Уочмен разглядел его руки — те же самые грабли, с толстенными обломанными ногтями, все в шрамах и мозолях… Уочмен встал, подмигнул Перишу и двинулся к этому субъекту.
Теперь он смог разглядеть его лицо. Коричневое, задубелое… Но Уочмену показалось, что эту окраску оно приобрело недавно. От крыльев носа вниз тянулись глубокие морщины, подчеркивавшие ехидно опущенные уголки губ. Глаза незнакомца казались совершенно бесцветными. Он встал из-за столика с таким видом, будто собрался уйти, но Уочмен задержал его.
— Извините, позвольте мне представиться, — выпалил Уочмен.
Незнакомец широко улыбнулся. Вот уж зубы так зубы, подумал Уочмен, внутренне содрогаясь. Прямо чугунные болванки, а не зубы.
— Мы сегодня вечером уже встречались, — продолжал Уочмен, — но так и не познакомились. Меня зовут Люк Уочмен.
— Я это уже уловил из вашего разговора с приятелем, — заметил зубастый и, помолчав, добавил: — А меня зовут Легг.
— Возможно, тогда я выражался несколько невежливо, — сказал Уочмен, — но надеюсь, вы меня простите. Знаете, когда сидишь за рулем, всегда сперва обвиняешь всех вокруг, но только не себя самого…
— Ну конечно, это простительно, — пробормотал Легг. — Совершенно простительно.
Создавалось ощущение, что губы его почти не двигаются. Огромные зубищи просто не давали Леггу говорить.
Так и не взглянув как следует на Уочмена, Легг развернул иллюстрированный журнал.
Уочмен чувствовал странное раздражение. Ему не удалось выжать из этого чудака никакого определенного ответа, а Уочмен не привык получать от ворот поворот. Все-таки он адвокат, и его профессиональная честь была задета. Люк присел к краешку стола и сунул под нос Леггу свой раскрытый портсигар.
— Спасибо, я курю трубку, — раздалось из-за журнала.
— Знаете, я совершенно не ожидал, что встречу вас здесь, — заговорил Уочмен, удивляясь своему приторно-сердечному тону. — Хотя вы явно направлялись в Оттеркомб. Неплохой тут бар, правда?
— О да, — проговорил Легг, — очень хороший.
— Вы намерены здесь долго пробыть?
Легг вытащил свою трубку и стал набивать ее, что было непросто при наличии пальцев, каждый из которых втрое толще трубочного отверстия.
Уочмен почувствовал себя бутылкой, забытой на углу стола. Он заметил, что Периш глядит на него с
