– Я не предатель, как и никто из моей семьи.
Стражник рубанул по нему мечом, зацепив рукав, выступила кровь. Эцио вздрогнул. Стражник, видя свое преимущество, шагнул вперед, и Эцио позволил ему приблизиться. Потом подставил подножку, и изо всех сил ударил, целясь в шею врага… Голова упала на землю раньше, чем тело.
Мгновение Эцио стоял в оглушающей тишине, тяжело дыша. Он убил впервые в жизни – впервые ли? Он почувствовал, что в другой, прошлой жизни, у него был огромный опыт в смертельных схватках.
Это ощущение испугало его. Этой ночью ему показалось, что он куда старше, чем считал раньше. И это ощущение пробудило внутри него какую-то странную темную силу. Оно казалось чем-то большим, чем просто последствием от пережитого за эти несколько часов.
Пригибаясь, Эцио бежал по темным улицам к поместью Альберти, ловя каждый звук и постоянно оглядываясь. В конце концов, на грани истощения, но, мысленно подбадривая себя, он достиг дома гонфалоньера. Эцио задрал голову вверх и увидел в одном из боковых окошек слабый свет. Он забарабанил в дверь рукоятью меча.
Когда ответа не последовало, Эцио, нервничая от нетерпения, постучал снова, громче и сильнее. Опять ничего.
И лишь на третий раз окошко в двери немного открылось, и тут же закрылось. Дверь немедленно распахнулась, и настороженный слуга впустил его внутрь. Эцио выпалил, что у него срочное дело, и был проведен в комнату на первом этаже, где за столом, разбирая бумаги, сидел Альберти. Позади него, у угасающего камина сидел в кресле кто-то еще, как показалось Эцио, высокий и крепкий, но точно сказать было нельзя, была видна только часть профиля, да и то неотчетливо.
– Эцио? – Альберти удивленно привстал. – Что ты здесь делаешь в такой час?
– Я. Я не…
Альберти подскочил к нему, положил ладонь на плечо.
– Погоди, сынок. Отдышись и соберись с мыслями.
Эцио кивнул. Стоило ему ощутить себя в безопасности, как навалилась усталость. Осознание произошедшего вечером и ночью, с тех пор, как он доставил письма Джованни, навалилось на него. По медным часам на столе он определил, что уже полночь. Неужели и правда прошло только двенадцать часов с тех пор, как Эцио помогал матери забрать картины из мастерской художника? От злости на самого себя выступили слезы, но Эцио взял себя в руки и произнес:
– Отца и братьев арестовали – я не знаю, по какому праву – мать и сестра сбежали, а дом разграблен. Отец поручил мне доставить это письмо и бумаги вам, – Эцио вытащил из сумки документы.
– Благодарю, – Альберти надел очки и поднес письмо Джованни к свету, источником которого служила свеча, стоящая на столе. В комнате не раздавалось ни звука, кроме тиканья часов и редкого потрескивания искр от затухающего огня. О том, что в комнате есть кто-то еще, Эцио позабыл.
Альберти целиком погрузился в чтение документов. Время от времени он убирал один из документов в карман черного дуплета, другие же осторожно складывал на стол рядом с остальными бумагами.
– Случилось ужасное недоразумение, мой дорогой Эцио, – произнес он. – Это правда, были выдвинуты обвинения – серьезные обвинения, – и суд назначен на завтрашнее утро. Но, кажется, кто-то просто проявил излишнее рвение. Не волнуйся. Я все улажу.
– Как? – Эцио было сложно поверить в услышанное.
– Документы, которые ты принес, доказывают существование заговора против твоего отца и всего города. Я представлю эти бумаги на утреннем слушании, и Джованни и твои братья будут освобождены. Я гарантирую.
Облегчение охватило Эцио. Он схватил ладонь гонфалоньера.
– Как я могу отблагодарить вас?
– Правосудие – моя работа, Эцио. Я говорю это со всей серьезностью и, – на секунду он запнулся, – к тому же, твой отец один из моих лучших друзей. – Альберти улыбнулся. – Но где же мои манеры? Я даже не предложил тебе бокал вина. – Он замолчал. – Тебе есть, где переночевать? У меня еще есть неотложные дела, но слуги накормят тебя и приготовят постель.
Эцио и сам не понял, почему отверг столь щедрое предложение.
Уже было далеко за полночь, когда он покинул поместье гонфалоньера. Снова накинув капюшон, он крался по улицам, пытаясь привести мысли в порядок. Немного погодя, он понял, куда несут его ноги.
С легкостью, какую не ожидал от себя, Эцио забрался на балкон. Возможно, необходимость попасть туда придала ему сил. Он осторожно постучал в ставни.
– Кристина! Любимая! Проснись! Это я!
Он ждал, тихо, как мышь, и прислушивался. Эцио услышал, как она встала, а потом из-за ставень раздался ее голос.
– Кто там?
– Эцио.
Она осторожно приоткрыла ставни.
– Что? Что случилось?
– Можно я войду? Пожалуйста.
Уже сидя на ее кровати, он рассказал ей всю историю.
– Я знала, что что-то случилось, – сказала она. – Отец выглядел обеспокоенным сегодня вечером. Но старался вести себя так, словно все в порядке…
– Я хочу остаться у тебя на ночь. Не волнуйся, я уйду до рассвета. И мне нужно кое-что оставить у тебя для сохранности. – Он отцепил сумки и положил между ними. – Я могу доверять тебе?
– Конечно, можешь, Эцио!
И в её объятиях он провалился в тревожный сон.
ГЛАВА 4
Утро выдалось пасмурным и хмурым, и, хотя небо было затянуто облаками, город казался подавленным из-за удушливой жары. Эцио пришел на площадь Синьории и, к своему удивлению, увидел, что там в ожидании собралась огромная толпа. Помост был уже поставлен, на нем стоял стол, покрытый тяжелой парчовой тканью, украшенной гербом города. Рядом со столом стояли Уберто Альберти и незнакомый Эцио высокий, крепко сложенный мужчина с орлиным носом и внимательным, задумчивым взглядом. Оба были одеты в мантии благородного темно-красного цвета. Но внимание Эцио привлекли вовсе не они, а другие люди на помосте – его отец и братья. В цепях. Позади них находилась высокая конструкция с тяжелой поперечной балкой, с которой свисали три петли.
Эцио пришел на площадь в приподнятом настроении – разве гонфалоньер не сказал ему, что все разрешится сегодня? Теперь его чувства изменились. Это какая-то ошибка, ужасная ошибка. Он пытался пройти вперед, но не смог пробиться через толпу. Эцио ощутил приступ клаустрофобии. Отчаянно пытаясь успокоиться, он остановился, опустил на лицо капюшон и поправил меч, висящий на поясе. Конечно, Альберти не подведет его.
Эцио заметил, что высокий мужчина, – испанец, судя по его одежде, лицу и телосложению, – все время настороженно осматривает собравшуюся толпу. Кто он такой?
Что-то шевельнулось в памяти Эцио. Может, они где-то встречались прежде?
Гонфалоньер, великолепно выглядящий в своей официальной одежде, простер руки, призывая людей к молчанию, народ мгновенно стих.
– Джованни Аудиторе, – повелительно произнес Альберти, но в его голосе острый слух Эцио уловил нотку страха. – Ты и твои сообщники обвиняетесь в измене. Чем вы можете доказать свою невиновность?
Джованни выглядел удивленно и встревожено.
– Документами, которые были доставлены тебе прошлой ночью.
– Я ничего не знаю ни о каких документах, Аудиторе, – ответил Альберти.
Эцио догадался, что это показательный судебный процесс, но он не понял, почему все выглядит, как
