— А-ах! — раздался протяжный вздох. — Кто говорил с ним?
— Горничная Тереза. Она встретила его по дороге на автобусную остановку. Крестьянин не стал ждать, и ей пришлось вернуться, чтобы передать сообщение. Мисс Тейлор также просила передать, чтобы мсье не беспокоился. Она не подведет. Как только вернется, сразу пройдет в свою комнату.
— Все готово?
— Да, мсье.
Мистер Оберон поднял руку, отсылая слугу. Магомет исчез в темноте. Аллейн ждал, когда зазвенят колечки, на которых висела кожаная занавеска, но услышал лишь неровное дыхание мистера Оберона.
— Снова прошу прощения, — сказал Оберон, приближаясь к Аллейну. — Как вы слышали, это были известия о наших молодых друзьях.
— Боюсь, мой французский слишком беден, чтобы понимать что-либо, кроме самых элементарных фраз.
— Правда? У них сломалась машина, но все уладилось.
— Когда умерла мисс Трубоди? — спросил Аллейн.
— Ах да! Мы все скорбим! Вчера днем. Мы пытались дозвониться вам в гостиницу, но нам сказали, что вы уехали на несколько дней в Сен-Селесту.
— У нас изменились планы, — сказал Аллейн. — Могу я поговорить с доктором Баради?
— С Али? Не уверен… Сейчас узнаю. Магомет!
— Мсье! — произнес голос в темноте.
— Скажи своему хозяину, что пришел с визитом англичанин. Скажи, что ему известно о том, что его соотечественница покинула нас.
— Слушаюсь.
На занавеске звякнули колечки.
— Он узнает, дома ли наш друг.
— Я непременно должен сделать все, что от меня зависит. В некотором смысле мы отвечали за нее.
— Вы замечательный человек, мистер Аллейн, — произнес мистер Оберон, видимо, уже вернувшийся в свое обычное состояние. — Я сразу почувствовал в вас редкую и прекрасную душу. Однако не стоит утруждать себя. Мы сочтем за честь проводить покойную в новую жизнь. Погребение завтра в три. По англиканскому обряду. Но я проведу здесь небольшую прощальную церемонию.
Звякнули колечки. Аллейн увидел, как на него надвигается огромное белое существо.
— Мистер Аллейн? — В зыбком свете свечей возникла фигура Баради, казавшаяся бесформенной в белом одеянии. Лицо под капюшоном чернело сплошным пятном. — Рад, что вы пришли. Мы не знали, как поступить, когда услышали о вашем отъезде в Сен-Селесту.
— К счастью, нам не пришлось ехать так далеко. Рад вам сообщить, мы вновь обрели Рики.
Оберон и Баради разразились восторженными возгласами. Они ликовали и сочувствовали. Возмутительное происшествие. Где же его нашли?
— Представьте себе, на химической фабрике, — сказал Аллейн. — Полиция полагает, что похитители струхнули и подбросили его туда. — Предоставив своим собеседникам достаточно времени, чтобы поудивляться и повосторгаться, Аллейн добавил: — Вернемся к мисс Трубоди…
— Да, конечно, — деловито отозвался Баради. — Мне очень жаль, что так случилось. Но уверяю вас, ни больница, ни армия вышколенных медсестер и хирургов не спасли бы ее. А уж лучшего анестезиолога вообще нельзя было бы сыскать. Но, как вы знаете, перитониты развиваются быстро. Ее состояние постепенно ухудшалось. Сердце, между прочим, также оставляло желать лучшего. Проблемы с клапанами. Она умерла вчера, в 4.28 пополудни, не приходя в сознание. Мы нашли адрес в ее паспорте. Я написал письмо и отошлю его на Бермуды местным властям. Как я понял, у нее не было родственников. Все необходимые формальности соблюдены. В данных обстоятельствах я предпочел бы, чтобы коллега-медик подкрепил мое заключение, но все врачи уехали в Сен-Кристоф.
— Видимо, я должен написать… кому-нибудь.
— Разумеется. Отправим в одном конверте. Чиновники на Бермудах позаботятся о том, чтобы наши письма были переданы адвокату или тому, кто занимается ее делами.
— Думаю… из чувства ответственности… мне следует взглянуть на нее.
Последовала почти незаметная пауза.
— Конечно, — сказал Баради, — если хотите, но должен предупредить, климатические условия и тяжелая болезнь сильно ускорили обычные посмертные изменения.
— Мы сделали, что могли, — сказал мистер Оберон. — Туберозы и орхидеи.
— Как вы внимательны. Так если я вас не очень обеспокою…
Снова наступила короткая пауза.
— Конечно, — отозвался Баради и хлопнул в ладоши. — Нет электричества, — пояснил он. — Такая досада.
Появился слуга со свечой в руке. Баради заговорил с ним по-арабски и взял у него свечу.
— Я пойду с вами, — сказал он. — Мы переместили ее в комнату. Там, в дальней части замка. Помещение весьма подходящее и прохладное.
Сделав все возможное, дабы отвадить гостя от посещения мертвецкой, доктор повел Аллейна по знакомому коридору мимо операционной, а затем по более узкому боковому проходу, оканчивавшемуся ступеньками, ведущими вниз, и дверью. Дверь открывалась в коридор без крыши. После пропитанного благовониями дома ночной воздух поразил своей свежестью. Аллейн решил, что они находятся недалеко от служебного входа.
Баради остановился у двери, глубоко упрятанной в толстую стену, и попросил Аллейна подержать свечу. Аллейн вынул фонарик и зажег его. Луч осветил лицо Баради.
— Ага, — сказал он мигая, — так будет лучше. Спасибо.
Он поставил свечу на землю. Она мерцала и трепетала на сквозняке. Баради сунул руку под рясу и достал внушительную связку ключей, такая могла бы висеть на поясе у средневекового тюремщика. Аллейн перевел луч фонарика на связку, и Баради выбрал большой железный ключ с кованой головкой. Он наклонился, чтобы вставить ключ в замочную скважину. Широкие рукава мешали ему, капюшон упал на лицо, нелепая бесформенная тень легла на ступеньки.
— Не одолжите ли фонарик? — сказал он. — Замок довольно тугой.
Аллейн подал фонарик. Тень метнулась по двери и упала на противоположную стену. После некоторых усилий ключ вошел в скважину и с лязгом повернулся. Баради толкнул дверь, скрежеща петлями, она распахнулась удивительно легко, и Баради, не рассчитав усилия, слишком резко наклонился вперед, уронив фонарик стеклом на каменный порог. Раздался звон, и они остались при свете мерцающей свечи.
— Черт побери! — выругался Баради. — Что я наделал!
— Осторожней, не наступите на стекло, — предостерег Аллейн.
— А я в сандалиях. Какая оплошность! Извините.
— Ничего страшного. Не везет нам сегодня. Войдем?
Аллейн приставил трость к стене и поднял свечу и разбитый фонарик. Они вошли. Баради закрыл тяжелую дверь.
Комната была маленькой с белеными каменными стенами и занавешенным окном. Над ворохом цветов горела свеча. Гроб стоял посередине на козлах. Смешанный запах смерти и тубероз был невыносим.
— Надеюсь, вы не слишком чувствительны, — сказал Баради. — Мы сделали все, что могли. Мистер Оберон проявил особенную заботу, но… сами понимаете…
Аллейн не сомневался, что понимает. Крышка гроба была сдвинута настолько, чтобы можно было видеть голову его обитательницы, буквально утопавшую в орхидеях. Белая грубоватая вуаль покрывала лицо, но и сквозь нее проступали безжалостные приметы смерти.
— Вставные челюсти меняют внешность, — заметил Баради.
Глядя на рот покойной, Аллейн вспомнил высказывание Терезы о лошадиных зубах английских старых дев. Дантист этой одинокой старой девы, не раздумывая, подписался бы под словами Терезы.
