— Увидим! — только и сказал Сажерук. — Все зависит от того, успела ли Мегги что-то прочесть, и сколько.
Он попытался мягко отодвинуть ее, но Роксана сбросила его руки.
— Давай сообщим Принцу! — В ее голосе звучало настоящее отчаяние. — Ты что, забыл, сколько там, в крепости, поджигателей? Тебя убьют раньше, чем взойдет солнце! А Баста? А Огненный Лис и Свистун? Да там чуть ли не каждый знает тебя в лицо!
— С чего ты взяла, что я собираюсь показывать им лицо? — возразил Сажерук.
Роксана отстранилась от него и бросила на Фарида такой враждебный взгляд, что юноша отвернулся.
— Это наша тайна, ты показывал это только мне! И ты сам говорил, что, кроме тебя, никто этого сделать не сумеет.
— Фарид сумеет!
Он пошел по скрипучему песку к волнам и не останавливался, пока прибой не лизнул ему сапоги.
— О чем это она говорит? — спросил Фарид. — Что ты мне покажешь? Что-нибудь очень трудное?
Сажерук оглянулся. Роксана медленно брела обратно к богадельне и, не оборачиваясь, скрылась за деревянными воротами.
— Что это такое? — Фарид нетерпеливо потянул Сажерука за рукав. — Ну скажи!
Сажерук повернулся к нему.
— Вода и огонь, — сказал он, — не очень-то дружат. Они, можно сказать, не подходят друг другу. Но если уж между ними вспыхивает любовь, то это настоящая бурная страсть.
И он зашептал слова, которых давно уже не произносил. Но огонь понял. Язычок пламени пробился из влажной гальки, выброшенной морем на песок. Сажерук нагнулся и поймал его в раскрытую ладонь, как птенца, нашептал ему, чего от него хочет, пообещал ночную игру, какой пламя никогда еще не видело, и, когда язычок, потрескивая, ответил и вспыхнул так ярко, что обжег ему кожу, Сажерук бросил его в пенящийся прилив, вытянув пальцы, словно все еще держал пламя на невидимых нитях. Вода попыталась заглотить огонь, как рыба — муху, но пламя разгоралось все сильнее, а Сажерук на берегу раскинул руки в стороны.
Шипя и потрескивая, огонь повторил его жест, разбежался направо и налево, пока морская пена, окаймленная язычками пламени, не подкатилась к берегу, выплеснув Сажеруку под ноги огненную ленту, как залог любви. Он обеими руками зачерпнул пылающую пену. Когда он выпрямился, между пальцами у него порхала фея. Она была такая же синекожая, как ее лесные сестры, только вся отливала огненным блеском, и глаза у нее были красные, как породившее ее пламя. Сажерук замкнул фею в ладонях, точно редкую бабочку, и подождал, пока кожу защипало и вверх по рукам побежал жар, словно в жилах вместо крови потек вдруг огонь. Лишь когда жжение дошло до подмышек, он выпустил крошечное создание, отчаянно ругавшееся и ворчавшее, как всегда, когда он приманивал их игрой моря с огнем.
— Что это? — испуганно спросил Фарид, увидев почерневшие ладони и плечи Сажерука.
Сажерук вытащил из-за пояса платок и тщательно растер сажу по коже.
— Это, — ответил он, — поможет нам пробраться в крепость. Однако сажа действует только на того, кто сам добыл ее у фей. Так что приступай к делу.
Фарид не сводил с Сажерука изумленного взгляда.
— Я так не могу! — пролепетал он. — Я не знаю, как ты это сделал!
— Ерунда! — Сажерук отошел от воды и присел на влажный песок. — Все ты можешь! Просто думай о Мегги!
Фарид нерешительно взглянул вверх, на крепость. Волны лизали его босые ноги, словно приглашая поиграть.
— А оттуда, сверху, огонь не увидят?
— Крепость отсюда дальше, чем кажется. Поверь, ты еще почувствуешь это ногами, когда мы станем подниматься. А если стражники и заметят что-нибудь, они подумают, что это молния или что огненные эльфы танцуют над водой. И вообще, с каких это пор ты так долго раздумываешь, прежде чем взяться за игру? Я знаю только одно: если ты еще помедлишь, мне снова придет в голову, что идти в крепость — совершенно безумная затея.
Это возымело свое действие.
Пламя три раза гасло, когда Фарид бросал его в прилив. Но на четвертый раз оно оторочило волны огненной каймой, как он просил, — может быть, не такой яркой, как для Сажерука, но все же и Фариду удалось зажечь море. И во второй раз в эту ночь море играло с огнем.
— Молодец! — сказал Сажерук, когда юноша гордо показал ему почерневшие от сажи руки. — Разотри ее хорошенько — на груди, на ногах, на лице.
— Зачем? — Фарид уставился на него большими глазами.
— Потому что она сделает нас невидимками. — Сажерук потер себе лицо сажей. — До восхода солнца.
58
НЕВИДИМЫЕ, КАК ВЕТЕР
— Извините, ваша кровавость, господин Барон, — подобострастно заюлил он. — Я ошибся, о, я ошибся… я вас не узнал… конечно, я не мог вас увидеть, ведь вы невидимы… Простите старому Пивзу его глупую шутку, прошу вас, сэр.
Странное это чувство — быть невидимым. Фарид чувствовал себя одновременно всемогущим и потерянным. Как будто он разом везде и нигде. Хуже всего было то, что он не мог видеть Сажерука. Ему оставалось полагаться только на слух.
— Сажерук? — без конца шептал он, следуя за ним во мраке.
И каждый раз до него доносился тихий ответ:
— Я здесь, прямо перед тобой.
Солдатам, забравшим Мегги и Хитромысла, наверняка придется скакать по дороге, плохой, кое-где совсем заросшей дороге, поднимавшейся по холмам широкими витками. А Сажерук шел напрямик по склонам, слишком крутым для лошади, особенно с латником на спине. Фарид старался не думать о том, как должна болеть раненая нога от такого подъема. Иногда юноша слышал тихое чертыхание, время от времени Сажерук останавливался — невидимо, только его дыхание слышалось во мраке.
Крепость и в самом деле была дальше, чем представлялось с берега, но настал момент, когда ее устремленные в небо башни выросли прямо перед ними. По сравнению с этой крепостью замок Омбры показался Фариду игрушкой, построенной герцогом, который любил попить и поесть, но вовсе не думал о сражениях. В крепости, окружавшей Дворец Ночи, каждый камень был вытесан с мыслью о войне. Следуя за тяжелым дыханием Сажерука, Фарид с ужасом представлял себе, каково идти по этому крутому подъему на штурм, когда со стен льется кипящая смола, а из бойниц летят тебе навстречу дротики.
До утра было еще далеко, когда они подошли к воротам. Еще несколько драгоценных часов они будут невидимы. Однако ворота оказались заперты, и Фарид почувствовал, что глаза у него наполняются слезами от разочарования.