Таддео скользнул взглядом по бумаге, нарезанной Мо, по инструментам…
— Приятно снова видеть жизнь в этой комнате! — тихо сказал он. — Я вернусь с книгами, как только удостоверюсь, что Мортола спит.
— Шесть лет, семь лет… Подумать только, Мегги, — улыбнулся Мо, — тебе уже исполнилось тринадцать, а я все еще не отослал тебя прочь, не говоря уж о том, чтобы просватать.
Как хорошо было посмеяться вместе! Хотя смех отдавался в этой высокой комнате непривычным эхом.
Таддео вернулся лишь спустя несколько часов. Мо еще продолжал работать, хотя все чаще хватался за грудь, и Мегги уже не раз уговаривала его лечь наконец спать.
— Спать? — отозвался он. — Я еще ни одной ночи не спал как следует в этом замке. И потом, я хочу снова увидеть твою мать, а это мне не удастся, пока работа не будет сделана.
Библиотекарь принес ему две книги.
— Вот, взгляните! — прошептал он, кладя перед ним первую. — Эти обгрызенные места на переплете! И такое впечатление, будто чернила ржавеют. В пергаменте появляются дыры. Многих слов уже не разобрать. Что это может быть? Черви? Жуки? Я этим прежде никогда не интересовался. У меня был помощник, который разбирался во всех этих книжных болезнях, но в один прекрасный день он исчез — говорят, ушел в лес, к разбойникам.
Мо взял книгу в руки, открыл и погладил страницы.
— Боже! — сказал он. — Кто ее иллюстрировал? Я никогда не видел таких прекрасных миниатюр.
— Бальбулус, — ответил Таддео. — Миниатюрист, которого отослали в Омбру с Виолантой. Он был совсем молод, когда украшал эту книгу. Видите, вот здесь почерк у него еще не совсем уверенный. Но с тех пор он достиг безупречного мастерства.
— Откуда вы знаете? — спросила Мегги.
Библиотекарь понизил голос:
— Виоланта иногда посылает мне книги. Она знает, что я восхищаюсь искусством Бальбулуса и что, кроме меня, во Дворце Ночи нет никого, кто любил бы книги. Никого с тех пор, как умерла ее мать. Видите эти сундуки? — Таддео показал на покрытые пылью тяжелые деревянные ящики у двери и окон. — Мать Виоланты держала в них свои книги. Она прятала их между платьями и доставала только по вечерам, чтобы показать своей маленькой дочке, которая, наверное, еще ни слова не понимала из того, что читала ей мать. Но потом, вскоре после исчезновения Каприкорна, во Дворец Ночи явилась Мортола, потому что Змееглав попросил ее обучить кухарок — чему, об этом все молчали. И тогда мать Виоланты попросила меня спрятать ее книги у себя, потому что ее комнату ежедневно обыскивали по приказу Мортолы, — зачем, она так никогда и не узнала. Это, — он показал на книгу, которую листал Мо, — была одна из ее любимых книг. Малышка указывала на картинку, а мать рассказывала о ней историю. Я хотел дать ее Виоланте с собой, когда она уезжала, но она оставила ее в этой комнате. Может быть, ей не хотелось брать с собой в новую жизнь никаких воспоминаний об этом печальном месте. И все же мне хотелось бы ее сохранить как память о матери Виоланты. Знаете, я верю, что на страницах книги всегда остается что-то от ее владельца.
— Да! — сказал Мо. — Конечно, я тоже в это верю. Я даже уверен, что так оно и есть.
— И что же? — Старик с надеждой посмотрел на него. — Знаете вы способ уберечь ее от дальнейших повреждений?
Мо бережно закрыл книгу.
— Да, но это нелегко. Жуки-древоточцы, ржавчина, бог знает что еще… Вторая в таком же состоянии?
— Нет, вторая… — Библиотекарь снова тревожно оглянулся на дверь. — Со второй дело обстоит пока не так плохо. Но я подумал, что вам, может быть, интересно будет взглянуть на нее. Бальбулус изготовил эту рукопись совсем недавно, по поручению Виоланты. В ней, — он робко взглянул на Мо, — собраны все песни, которые поют комедианты о Перепеле. Насколько мне известно, она существует только в двух экземплярах: один принадлежит Виоланте, а другой лежит перед вами — это копия, которую она заказала специально для меня. Говорят, что создатель этих песен не хотел, чтобы их записывали, однако за пару монет их можно услышать от любого комедианта. И Виоланта записала их таким образом, а потом заказала Бальбулусу иллюминованный список. Комедианты… это ходячие книги в нашем небогатом рукописями мире! Знаете, — шепнул он Мо, раскрывая книгу, — иногда мне кажется, что этот мир давно бы впал в беспамятство, если бы не комедианты. К сожалению, Змееглав вешает их без числа! Я давно предлагал посылать к ним перед казнью писца, чтобы он сохранял на бумаге прекрасные песни, которые иначе умрут вместе с ними, но кто же в этом дворце слушает старого библиотекаря!
— Да, конечно, — пробормотал Мо, но Мегги поняла по его голосу, что он не слышал ни слова из того, что говорил Таддео.
Мо полностью ушел в буквы, чудесные буквы, струившиеся перед ним по пергаменту, как чернильный ручей.
— Простите мое любопытство. — Таддео смущенно откашлялся. — Я слышал, что вы не признаете себя Перепелом, но, с вашего позволения… — Он взял книгу из рук Мо и открыл ее на странице, которую Бальбулус украсил сразу несколькими миниатюрами. На одной из них между деревьями, написанными так искусно, что Мегги словно слышала шелест листьев, стоял человек в птичьей маске. — Вот как изобразил Бальбулус Перепела, — прошептал Таддео, — и так его описывают песни: высокий, черноволосый… Правда, похож на вас?
— Не знаю, — ответил Мо. — Он ведь в маске.
— Да, конечно. — Таддео по-прежнему пристально смотрел на него. — Но знаете, о Перепеле рассказывают еще вот что: у него очень красивый голос, в отличие от птицы, чье имя он носит. Говорят, звук его слов усмиряет волков и медведей. Простите мою дерзость, но у вас, — он заговорил тише, заговорщически взглядывая на Мо, — очень красивый голос. Мортола рассказывает о нем удивительные вещи. А если у вас еще и шрам есть… — Библиотекарь покосился на руку Мо.
— А, вы об этом? — Мо указал пальцем на строку, рядом с которой Бальбулус нарисовал свору белых собак: «На руке повыше локтя несводимый шрам…» Да, у меня есть такой шрам, вот только собаки были не те, о которых поется в песне.
Он провел пальцами по локтю, словно вспоминая тот день, когда Баста нашел их в заброшенной хижине, полной черепков и щепок.
Но старый библиотекарь отпрянул от него.
— Значит, это все-таки вы, — чуть слышно выдохнул он. — Надежда бедных, страх палачей, мститель и разбойник, которому Чаща — родной дом, как волкам и медведям!
Мо захлопнул книгу и застегнул металлические застежки на кожаном переплете.
— Нет, — сказал он. — Это не я. Но все равно спасибо вам за книгу. Мне давно уже не приходилось держать в руках книгу, и это такое счастье — снова иметь что-нибудь почитать. Правда, Мегги?
— Да, — коротко ответила она, беря ее у него из рук.
Песни о Перепеле. Что бы сказал Фенолио, если бы узнал, что Виоланта тайком записала их? И какую помощь может оказать им здесь эта книга! Сердце у Мегги радостно подпрыгнуло при мысли об открывающихся возможностях, но Таддео мгновенно уничтожил ее надежды.
— Мне очень жаль, — он мягко, но решительно вытянул книгу у нее из рук, — но я не могу оставить вам здесь ни одну из книг. Ко мне заходила Мортола — она побывала у всех, кто связан с библиотекой. И каждому из нас она пригрозила, что прикажет ослепить любого, кто принесет в вашу комнату хоть одну книгу. Ослепить, представляете? Какова угроза — ведь только глаза открывают нам доступ в мир букв. Я и так пошел на непомерный риск, принеся их сюда, но эти книги мне очень дороги, и я непременно хотел спросить у вас совета. Прошу вас, скажите мне, как их спасти!
Мегги была так раздосадована, что непременно ответила бы на его просьбу отказом. Однако Мо это, конечно, и в голову не пришло. Он думал только о больных книгах.
— Разумеется, — сказал он Таддео, — я напишу для вас все, что необходимо сделать. Это дело не быстрое, может занять недели и месяцы. И потом, я не знаю, сумеете ли вы достать здесь все необходимые вещества, но попытаться стоит. Мне неприятно давать такой совет, но боюсь, что одну из книг вам придется разобрать на листы, чтобы отбелить страницы на солнце. Если вы не знаете, как с этим
