обществе она предстанет с супругом. К слову сказать, в облике Игоря Игоревича произошли отрадные перемены — парадный на вате камер-юнкерский мундир сделал его объемным, а густо наложенная на усы фабра образовала на лице заметную деталь. Еще господин Стечкин поскрипывал высокими новыми сапогами и распространял запах дорогого одеколону.
Начало бала назначено было на полночь.
Приехавши ко сроку, Любовь Яковлевна и Игорь Игоревич попали в невообразимую давку. К высокому гранитному крыльцу, по сторонам которого повешены были два сильных рефлектора, подкатывали бесчисленные экипажи. Соскакивавшие с запяток лакеи в галунах и ливреях с гербовыми воротниками споро откидывали подножки карет, предоставляя господам выйти и тотчас быть сжатыми со всех сторон стремившейся ко входу разряженной человеческой массой. Там и сям слышалась ругань, вспыхивали короткие яростные потасовки. Метавшиеся у входа жандармы тщетно пытались установить порядок. Испуганные лошади храпели, били копытами, вскидывались, норовили укусить. Подхваченные людской волной, Стечкины неоднократно оказывались у самой двери, но, не имея возможности зацепиться за что- либо, всякий раз отливом уносились далеко назад. Покорившись, они отдались на волю случая и через четверть часа внесены были в сени.
Отдав билеты и раздевшись в швейцарской, супруги вошли в огромную залу, штукатуренную под белый каррарский мрамор. Между поддерживавшими хоры колоннами висели двухсотсвечовые бронзовые, с хрустальной бахромою люстры, изливавшие море свету. Множество празднично наряженных людей переминалось на зеркально начищенном паркете. Мужчины — статские, военные, придворные — мелодически звенели орденами и бокалами, их спутницы, блистая драгоценными каменьями, хрустко ломали шоколад. В воздухе висела изысканная французская речь, музыканты на хорах опробовали смычки, распорядитель бала с бантом на обшлаге фрака просил высоких гостей очистить центр залы и уже выстраивал первые пары.
Объявлен был, кажется, полонез. Капельмейстер взмахнул палочкой, сверху грянула зажигательная мелодия, и сразу же сотни тренированных ног отчаянно завертелись на скользком. Не умевший танцевать вовсе Игорь Игоревич вместе с супругою был оттерт к самой стене и с безучастным лицом наблюдал всеобщее веселье.
Первейшие лица империи, опасно разгонясь, проносились в непосредственной близости, обдавая Стечкиных запахами начавшего горячиться человеческого тела, облаками пудры, мелкими предметами, вылетавшими на скорости из причесок дам и карманов кавалеров. Временами какая-нибудь пара, не рассчитав движения, выносилась из круга и смачно припечатывалась к стене или колонне. Полюбовавшись зрелищем, супруги переместились в боковую галерею.
Обойдя многочисленные буфеты, полнившиеся изысканными яствами и предлагавшие разнообразнейшее питие, Стечкины подкрепили себя бутербродами с колбасою твердого копчения, выпили по бокалу токайского. Прогуливаясь далее, они набрели на помещение для карточной игры со столами для штоса, рокамболя, ломбера, виста, пикета и марьяжа. Здесь, соблазнившись составить партию, Игорь Игоревич усажен был на стул. Постояв для блезиру за спиною мужа и найдя его действия утомительными, Любовь Яковлевна принялась отдаляться от раскладываемых на сукне комбинаций, весьма естественно оказалась за дверью, прошла гулкими мраморными переходами и вновь оказалась в бальной зале.
Здесь, освободившаяся от тягостного присутствия, Любовь Яковлевна вдруг по-новому увидела все и себя самое. Прекрасная, женственная и желанная, в тугом ярком платье с мучительным перехватом и мысом на желудке, она находилась в эпицентре изысканного праздника. Людская масса, доселе густая и безликая, принялась распадаться на отдельные фигуры и лица. Любовь Яковлевна ловила на себе заинтересованные взгляды, от чересчур нескромных прикрываясь веером, другим отвечая оценивающим прищуром или лукавым вызовом. Какой-то господин в партикулярном фраке, выпивший, судя по всему, известную порцию водки, попытался завладеть ее рукою, еще один, совсем юноша, с лентою через плечо и следами проказы на порочном провалившемся лице, вознамерился было составить Любови Яковлевне компанию — оба горе-претендента удостоились лишь резкого захлопывания веера, на светском языке означавшего — «Вы мне неинтересны!»
Тем временем на хорах заиграли вальс, смертельно бледный офицер в изузоренной шнурками венгерке и чуть тесных ему рейтузах, легчайше подхватив Любовь Яковлевну, увлек ее в самую гущу горячительного хореографического действа. Десятки, а может быть, сотни распалившихся пар, выкрикивая что-то, с веселой яростью вращались по соседству, ежесекундно угрожая налететь, смять, втоптать в дубовый паркет. Любови Яковлевне было отчаянно страшно и невыразимо хорошо — огромные усы партнера щекотали кожу, умелые сильные руки изощренно и тонко управляли ее движениями, напрягшееся под рейтузами тело взывало о близости еще более тесной.
Потом была кадриль, и Любовь Яковлевна исполнила ее по всем канонам в паре с бравым сабленосым камергером, за камергером воспоследовал разбитной надворный советник, успевший во время плавного котильона рассказать анекдот о том, как некоторый лысый господин, намазывая голову медвежьим жиром, вырастил себе волосы на руках… изящно откинувши голову, Любовь Яковлевна перламутрово хохотала… за советником настала очередь тучному господину в синем фраке англомана и модных желтых перчатках с толстыми черными швами… за этими были еще многие, закружившие ее до полного изнеможения.
Вся в сладостной истоме и блаженной усталости, отчего-то с чувством выполненного долга и позывами к продолжительной частой зевоте, обмякнув телом и не заботясь более о собственной привлекательности, Любовь Яковлевна грузно привалилась к колонне и, отвергая все дальнейшие предложения, молча била веером по протянутым к ней рукам.
В зале сделалось трудно дышать. Воздух стал настолько густым и мерзким, что, казалось, его можно было резать ножом и тут же вывозить на свалку. Опасаясь лишиться чувств, Любовь Яковлевна принялась выбираться наружу. Несколько отдышавшись на лестнице, она решилась проведать Игоря Игоревича, но не нашла верного направления. Потянув дверь, за которой, как она полагала, находится комната для карточных игр, Любовь Яковлевна обнаружила себя среди смутившихся мужчин, руки которых были засунуты глубоко в карманы. Заподозрив за собою очевидную оплошность, Стечкина тут же поспешно вышла и, справившись с не замеченной ранее табличкой, залилась густою краской. Только что она побывала в помещении для китайского биллиарда.
После некоторого отсутствия вновь возвратившись в залу, Любовь Яковлевна была удивлена произошедшей здесь переменою. Воздух был проветрен, с пола исчезли шоколадные обертки, огрызки яблок и утерянные мелкие предметы, более никто не шумел и не размахивал руками, все замерли в ожидании чего-то, шеи были вывернуты в одну сторону и взгляды устремлены в едином направлении. Опрометчиво пробившись в первый ряд, Любовь Яковлевна стала смотреть на расчищенное пространство, предполагая какой-нибудь задуманный организаторами сюрприз, — и в самом деле, малоприметная дверца в стене вдруг, скрипнув, распахнулась, высокий красавец в шитом золотом мундире показался из-за нее, выводя об руку блистательную даму. Общество выдохнуло, мужчины склонили головы, женщины присели. Император и самодержец с морганатическою супругой двинулись вдоль шеренги своих верноподданных, следом за ними, припадая набок, ковылял искривленный карлик в черной парче со страшным зеленым лицом. Маленькое неправдоподобное чудовище прямо-таки пожирало глазами всех державших продолжительный реверанс дам. Поравнявшись с Любовью Яковлевной, исчадие приостановилось и, к немалому ужасу последней, поманило ее скрюченным пальцем. В полном замешательстве Любовь Яковлевна вышла и была проведена монстром вслед за царственной четой. Побледневший распорядитель установил августейших первой парой, за ними встали карлик с Любовью Яковлевной, далее позиции были отведены придворным вельможам и прочим сановным людям в порядке убывания чинов и знатности. Дождавшись конца построения, свесившийся с хоров капельмейстер объявил менуэт, первая пара России грациозно стронулась с места, за нею энергически задвигали ногами все прочие дуэты.
В полнейшем смятении и едва ли отдавая себе отчет в происходящем, Любовь Яковлевна тем не менее попыталась следовать канонам старинного целомудренного танца, предписывавшим держать партнера на расстоянии вытянутой руки, — увы, зеленолицый горбун имел на сей счет свои собственные представления. Едва только раздались первые такты музыки, неумолимые щупальца обвили Любовь Яковлевну железною хваткой и вплотную сомкнули два тела.
Распространяя непереносимый запах болота, чудовищный партнер вжался в молодую женщину всеми напрягшимися донельзя членами. Лицо карлика уперлось ей в декольте, нос плотно вошел в ложбинку
