– Абсолютно. И кто же был тем другим?
– Мой брат не говорил.
– Может быть, адвокат Урусов?
– Хм, об адвокате я как-то не подумал… Нет, я полагал, что тут замешано это ничтожество, ее кузен.
– Пьер Нелидов?
– Ну да. Но Павел был человек гордый и подробностей мне не сообщал. Я только понял, что он охладел к мадам Тумановой. И, разумеется, что та ни при каких обстоятельствах не станет графиней Ковалевской.
– Ее такой поворот, должно быть, огорчил?
– Гм… Ну, если красотка осталась с Нелидовым, то, конечно, огорчил. Мария Туманова из тех женщин, которые не любят ни в чем себе отказывать. А если речь шла об Урусове… Раньше у адвоката водились деньги – когда он вел процессы. Однако когда перебрался в Париж… Да, кое-что, естественно, у него осталось, но…
– А зачем Урусов переехал в Париж, кстати?
– Не знаю. То есть я у него никогда не спрашивал. Юрист упоминал, что всегда восхищался французским искусством, но потом я услышал, будто на самом деле у него нелады в семье. Не знаю, что там произошло, раньше мне всегда казалось, они с женой жили душа в душу. У них четверо детей, я был крестным младшего.
Мерлен задумался. Допустим, Урусов всерьез влюбился в Марию Туманову – настолько серьезно, что ради нее забросил даже карьеру. Теоретически адвокат мог убить соперника, который угрожал его связи с Марией. Но граф и Туманова давно расстались. К чему законнику сейчас-то убивать Павла Ковалевского?
– Скажите, месье, может быть, у вашего брата были враги? Ему кто-нибудь угрожал?
– Нет, нет, нет. Поверьте, если бы что-нибудь такое было, я бы знал.
– И никто ничего не выигрывал от его смерти?
– Вы о том, кому достанется его состояние? Мне. Но я, простите, никак не мог его убить. – Больной закашлялся.
– Нам это известно, – успокоил его Мерлен. – Однако, возможно, граф собирался составить завещание на чье-либо имя… Понимаете, пообещал, а тот человек подумал, что… что после смерти графа получит…
Ковалевский замер.
– Как странно, что вы об этом говорите, – медленно произнес Анатоль. – В самом деле, у нас с Павлом был однажды разговор о… Хотя речь шла вовсе не о завещании. Мой брат не выносил говорить о смерти, о завещании. Нет, он сказал о…
Мерлен весь обратился в слух.
– Да, месье?
– Не думаю, что это имеет отношение к делу, – с сомнением промолвил Анатоль. – Да и упомянуто было вскользь… – Граф пристально посмотрел на собеседника. – Вы уверены, что хотите знать подробности?
– Разумеется! – горячо воскликнул молодой инспектор. – Так о чем же шла речь?
Глава 22
Нить Ариадны
– Амалия Константиновна!
Баронесса Корф подняла голову. Балерина Корнелли, которая держала в руках муфту, несмотря на теплую погоду, подошла к ней с широкой улыбкой на устах и со словами:
– Так вы здесь живете, сударыня? А я просто гуляла неподалеку… Какое поразительное совпадение!
Амалия была вовсе не глупа и отлично понимала, что совпадения чаще всего случаются от того, что им помогают. Получается, Елизавета Корнелли ходила туда-сюда рядом с ее домом, дожидаясь, пока хозяйка выйдет. Интересно, зачем?
– Весьма рада нашей встрече, – проговорила Амалия, которой было очень любопытно, для чего гордая Корнелли (а моя героиня уже успела заметить, что Елизавета по-своему горда) вздумала ее искать. – Я жду мою машину. Может быть, вас подвезти?
– Нет, не стоит, до Оперы не так уж далеко. Амалия Константиновна, я хотела бы с вами поговорить… если вы не возражаете.
– Разумеется, нет. Пожалуй, я немного вас провожу, чтобы вы не теряли время.
– О, так любезно с вашей стороны, госпожа баронесса.
– У вас не было неприятностей с комиссаром Папийоном? – спросила Амалия, когда обе женщины медленным шагом двинулись по улице.
– Неприятностей? – Корнелли вскинула тонкие брови.
– Я имею в виду из-за алиби, – пояснила Амалия.
– Ах, да! Комиссар дал мне понять, что такие вещи недопустимы, и я ответила, что в ту ночь в самом деле видела Мишу… Михаила Александровича под моими окнами. Так ли уж важно, входил он в дом или не входил?
– С точки зрения полиции – да.
– Вы меня удивляете, Амалия Константиновна. Вы ведь тоже, как и я, прекрасно знаете, что барон Корф никого не убивал.
– Знаю. Но полиции нужны доказательства. Иными словами, им нужен другой.
– Убийца?
– Да.
Елизавета зябко поежилась.
– Скажите, а если бы граф Ковалевский составил завещание в мою пользу, меня стали бы подозревать? – внезапно спросила она.
– Вероятно. Но почему вы спрашиваете? У него было такое намерение?
– Никогда, – твердо ответила балерина. – Он был из тех людей, которые живут только для себя. Что будет после их смерти, им в высшей степени безразлично. Нет, я хотела побеседовать с вами вовсе не из-за завещания.
– А из-за чего?
– У меня никак не выходит из головы наш прошлый разговор, – помедлив, призналась Елизавета. – Мы перебрали тогда всех знакомых графа и пришли к выводу, что никто из них не мог его убить. А ведь я хорошо знала Павла Сергеевича, и если бы у кого-то был мотив избавиться от него, мне бы это стало известно.
– Вот как?
Должно быть, в тоне баронессы проскользнуло нечто большее, чем простая вежливость, потому что Елизавета остановилась, вскинув голову.
– Я не знаю, что вы обо мне думаете, Амалия Константиновна, но уверяю вас, вы ошибаетесь.
В данный момент баронесса подумала, что последнее утверждение ее собеседницы крайне нелогично. Но спорить не стала.
– Мне известно, что говорят обо мне и о графе, – продолжала Елизавета, волнуясь все сильнее, – однако во всех этих сплетнях нет ни слова правды. Слышите, ни слова!
– Полагаю, – заметила Амалия с присущим ей хладнокровием, – теперь это уже не имеет значения.
– Имеет, – возразила балерина. – Еще как имеет! Потому что… потому что я никогда не была его любовницей.
Елизавета искоса поглядела на спутницу, словно ожидая возражений, но та молчала, предоставляя ей выговориться.
– Все случилось из-за того, что Мария Туманова оказалась для графа крепким орешком. Как я представляю себе теперь, до нее Павел Сергеевич первым оставлял женщин, которые ему наскучили. В случае же с Марией дело обстояло иначе, хотя внешне все выглядело так, словно он бросил ее. Но это
