Возвращение во Флоренцию

последние годы сильно выросли в цене. Владелец галереи, словно дитя, хвастался ею перед перспективными клиентами; пару раз она слышала, как он нашептывает им на ухо: «Дочь Джералда Николсона, очень сообразительная девушка».

Она знала, что Льюису не нравится ее работа в галерее, но не собиралась отказываться от нее, потому что уже давно мечтала о двух вещах: переехать в Лондон и выйти на работу. Ей надо было снова стать хозяйкой собственной жизни, а это означало самой зарабатывать деньги. Как чудесно было снова вернуться в Лондон, в свою привычную, нормальную среду — никаких больше болот и песков, а только знакомые старые улицы и здания, магазины и конторы, и люди, которые позволяют отвлечься от бесконечных забот. Им необходимо было отвлекаться, и ей, и Льюису; слишком много осталось тем, о которых они не говорили, слишком тонок был лед, по которому им приходилось ступать.

Поначалу Льюис пребывал в подавленном состоянии духа; они редко выходили, предпочитая коротать вечера за книгой или прогуливаться в парке. Нередко, проснувшись среди ночи, Фредди обнаруживала, что Льюиса в постели нет — до нее доносились его шаги по квартире и тихое бурчание радиоприемника. Он отдал Фрэнку Кайту деньги, полученные по страховке, и львиную долю суммы, вырученной от продажи дома. Однако тревога подспудно отравляла их жизнь: от звонка в дверь поздно вечером у Фредди душа уходила в пятки, и она сразу вспоминала, каким сильным бывает страх, как он проводит по спине своими ледяными пальцами, как земля уплывает из-под ног.

С приходом нового десятилетия жизнь их начала налаживаться. Льюис получил повышение и наконец добился того успеха, к которому столько стремился. Они переехали в просторную квартиру и снова стали видеться со старыми друзьями. Он казался более счастливым, довольным — почти прежним Льюисом. Хотя Фредди выходила с ним на вечеринки и в рестораны, она предпочитала компанию Джулиана, Макса и Ливингтонов: некогда они были друзьями Тессы, а теперь — ее. Джулиан женился, и у него родился сын. Второй ребенок Рея и Сьюзан, девочка, появился на свет в июле 1950.

Тем летом Макс устроил ретроспективную выставку своих работ в галерее в Сохо. Там было много снимков Тессы, его музы: Тесса, стоящая на берегу озера в Гайд-Парке, Тесса в вечернем платье от «Диора», Тесса с зеброй — фотография, когда-то висевшая на стене ее квартиры в Хайбери. Но один снимок Фредди видела впервые. Макс сделал его незадолго до отъезда Тессы в Италию. Она сидела на кровати, в хлопковых брюках и блузке без рукавов, обхватив колени руками, без макияжа, с волосами, отброшенными назад, так что виден был шрам у нее на лбу. И все равно Тесса была прекрасна. На табличке под фотографией была подпись: «Тесса Николсон, 1916–1944».

Однажды утром, когда Фредди, сидя в крошечном кабинетике в галерее мистера де Курси, выписывала чек на продажу картины, в дверь позвонили. Посетитель оказался высокий, светловолосый, и на миг у нее замерло сердце, но потом, когда он повернулся к ней, Фредди поняла, что это не Джек.

Он представился — Десмонд Фицджеральд. Он был знаком с Тессой, и они встречались в Италии. Фредди договорилась встретиться с Десмондом после работы.

Он пригласил ее на ужин в «Савой». Десмонд сказал, что давным-давно хотел с ней переговорить, но ему никак не удавалось ее разыскать. Он рассказал историю своего знакомства с Тессой: начиная со встречи в «Мирабель» и заканчивая тем днем, когда Фаустина Дзанетти сообщила ему, что Тесса погибла. «Ужасно все это, — сказал Десмонд. В глазах у него блестели слезы. — Просто ужасно». Потом он высморкался и поведал Фредди о том, как вместе с десятками других военнопленных из Британии и союзнических стран почти год скрывался в лесах поместья Дзанетти. И как Тесса зимой приносила им еду. «Мы по очереди выходили к ней навстречу, — говорил он. — Каждый из нас был готов рисковать жизнью, чтобы еще разок повидаться с ней. Она была чудесная женщина, Фредди, одна на миллион, и вы должны очень ею гордиться».

После ужина они распрощались. Десмонд пожал ей руку и обещал поддерживать с ней связь. По пути домой, в такси Фредди вспоминала, как они с Тессой после смерти матери продолжали говорить о маме так, словно та жива. Беседуя о Тессе с Десмондом Фицджеральдом, узнавая подробности ее жизни в Италии, Фредди почувствовала себя ближе к ней.

Однажды они с Льюисом ужинали с Марсель Скотт и ее друзьями, и кто-то за столом задал Марсель вопрос о Джеке.

— Джек вернулся в Италию, — ответила Марсель. — Уехал, не знаю, лет сто назад.

Неожиданно для себя самой Фредди спросила:

— А он не приезжает в Англию? Не навещает родных?

— Нет. Ни разу не явился. — У Марсель появилось неодобрительное выражение на лице. — Вообще- то, я на него зла. Обычно он не задерживался там так надолго.

Октябрь 1950. Фредди вернулась домой с работы и стояла у кухонного стола, нарезая лук и картофель, чтобы приготовить жаркое. Она услышала, как поворачивается в замочной скважине ключ — это был Льюис.

Он вошел на кухню.

— Фредди, нам надо поговорить.

— Погоди минутку. — Она собрала ладонями нарезанный лук и бросила его в кастрюлю. — Мне надо закончить с этим.

Он выключил газ.

— Прямо сейчас, Фредди.

Она вытерла руки о фартук и прошла следом за ним в гостиную.

— Садись, — сказал Льюис. В руках у него была бутылка джина и два стакана.

— Я не хочу пить, — сказала она.

— Мы с Марсель любим друг друга.

Она смотрела, как Льюис наливает джин, режет кружками лимон. Разум отказывался воспринимать его слова. Это было немыслимо, невозможно.

Фредди покачала головой.

— Я не понимаю.

— Мы любим друг друга, — ровным голосом сказал он, — и хотим пожениться.

— Но ты уже женат. Ты женат на мне.

— Я хочу развестись.

Он поставил стакан перед ней на столик. Она посмотрела на него, а потом резким движением руки сбросила стакан на пол, и он разлетелся на тысячу осколков.

— Ты женат на мне!

— Это не брак. — Он сел на диван напротив нее. — Не было браком уже много лет. Ты не доверяешь мне, я тебе не нужен. Прости, если я делаю тебе больно, но ты сама знаешь, что это так. Ты изменилась, Фредди. Ты уже не та девушка, на которой я женился. Те вещи, которых мы оба хотели, — ты их больше не хочешь. Конечно, тут есть и моя вина, не спорю. Но я больше не могу постоянно видеть упрек в твоих глазах. Я знаю — ты не можешь забыть о том, что я натворил. Пускай и неосознанно, но ты демонстрируешь мне свою снисходительность, Фредди. С Марсель все по-другому. Она ничего не знает. А если бы и знала, то не стала бы меня осуждать.

Фредди поднялась на ноги — все мышцы у нее были напряжены, будто она карабкалась в гору, — и прошла на кухню. В кладовой она взяла метелку и совок и вернулась назад в гостиную. Присев на колени, она начала сметать в совок осколки стекла.

— Так к чему ты все-таки клонишь? Ты уходишь от меня? — спросила она.

— Да. Сегодня. Так будет лучше.

Прищурив глаза, она посмотрела ему в лицо.

— Лучше для кого, Льюис?

— Для нас обоих.

— Ты и Марсель… — ядовито подчеркнула она ее имя, — сколько у вас это длится?

Он выглядел пристыженным.

— С начала года.