Глава тринадцатая
Первые шестеро детей прибыли весной — в возрасте от четырех до одиннадцати лет, беженцы из разрушенной бомбежками Генуи. Одежда у них была рваной и грязной, на коже сыпь и нарывы, а в волосах — вши. Тесса и Фаустина выкупали их, смазали царапины и болячки, подыскали им чистые вещи. Головы тех, у кого было больше вшей, пришлось побрить, сбившиеся колтуны у остальных они вычесали частыми гребнями. Потом детям дали хлеба и молока. Их уложили в большой комнате, которую превратили в дортуар. В первую ночь большинство детей уснули в слезах.
Через три недели прибыли еще десять ребятишек и двое младенцев с матерями. Среди них был шестилетний мальчик по имени Томмазо. Волосы Томмазо кишели вшами: казалось, можно было видеть, как они шевелятся. Он ел, словно дикий зверь, заталкивая еду в рот обеими руками и опасливо озираясь по сторонам, словно боялся, что его порцию могут отобрать. На лице у него были незаживающие язвы, потому что он постоянно сдирал с них корки. Томмазо не говорил ни слова. Тессе вспомнилась Перлита, которая молчала целую неделю, но Томмазо не был похож на Перлиту. Он не плакал, как другие дети, и не улыбался, а скалил зубы в ужасной гримасе. Единственным звуком, который он издавал, был утробный вой. В школе он не занимался вместе с остальными, а сидел на скамье, раскачиваясь взад-вперед и периодически разражаясь своим страшным воем. Когда кто-то подходил к нему слишком близко, Томмазо кусался — резко бросаясь вперед, словно ящерица, выбрасывающая язык, чтобы поймать муху.
Лина, помощница учительницы, которая сопровождала детей из Неаполя на виллу Бельканто, сказала, что Томмазо нельзя пускать в класс до тех пор, пока он не придет в себя, потому что он пугает других детей. Против воли Тесса была вынуждена согласиться. С этого момента Томмазо большую часть дня проводил в прачечной, под присмотром матерей и бабушек, работавших там. Ему нравилось, когда его возили по саду в плетеной коляске, которой они пользовались, чтобы вывозить выстиранное белье во двор и развешивать на веревках. Иногда, когда коляска катилась быстрее, он издавал странный горловой смех, который был, пожалуй, еще страшнее воя. Проблема в том, сказала Тесса как-то раз Фаустине, что они не знают, каким был Томмазо до того воздушного налета. Рос он в любящей семье, или его били? Его родные, судя по всему, погибли при бомбежке, потому что мальчик бродил один среди руин в Неаполе. Даже настоящее имя ребенка было им неизвестно: Томмазо его назвали сестры из благотворительного ордена, которые подобрали мальчика и переправили в относительно безопасное место, на виллу, вместе с Линой и остальными детьми.
В погожие вечера Тесса часто вывозила Томмазо покататься в плетеной коляске. Она толкала ее по траве, и Томмазо заливался своим пугающим смехом, а Тесса говорила с ним, называя разные предметы, которые попадались им по пути. Стоило ему чего-нибудь испугаться — собачьего лая или шороха в кустах, — как он выскакивал из коляски и прятался в живой изгороди. Он устроил внутри что-то вроде гнезда из сухих веточек и листьев и хранил там свои сокровища — ржавую консервную банку с дождевой водой, обрывок старого одеяла, хлебные корки. Как-то вечером, испугавшись грохота армейского грузовика на ближайшем проселке, он наотрез отказался выходить из своего укрытия. Тесса просидела на траве возле живой изгороди, пока не стемнело и Томмазо не заснул, а потом взяла его на руки и отнесла в дом.
Доктор Берарди сказал ей, что Томмазо умственно отсталый и его надо поместить в сумасшедший дом. Тесса ответила, что умственно отсталый не Томмазо, а сам доктор. Любой, кто в одночасье лишился бы привычного окружения, рыскал по помойкам в поисках пищи и спал в одиночестве под открытым небом ночи напролет, захотел бы спрятаться где-нибудь в укромном местечке, где чувствовал бы себя в безопасности. И точно так же заталкивал бы еду себе в рот, боясь, что ее могут отнять. Тесса знала, что Томмазо еще не безнадежен, что ему можно помочь, надо только быть с ним терпеливой и ласковой.
В то лето армия союзников, одержав победу в Северной Африке, повернула в сторону Италии, используя острова Пантеллерия и Сицилия в качестве авиабаз и перевалочных пунктов на Средиземном море. На Сицилии еще шли ожесточенные бои, когда по радио объявили о смещении Муссолини — это решение было принято на Большом фашистском совете. Маршал Бадольо, герой Первой мировой войны, встал во главе правительства, а фашистская партия была расформирована.
Обитатели виллы прятали оливковое масло и окорока за фальшь-перегородки, сооруженные в подвалах и на чердаках. Запасы продуктов зарывали в ямы, вырытые в земле. В хранилища на дальних фермах свозили еду, одежду и обувь. Купить одежду в то время было практически невозможно — наезжая во Флоренцию, Оливия и Фаустина рыскали по блошиным рынкам, пытаясь приобрести хоть что-нибудь. Обуви не продавали совсем. Они делали пеленки для малышей из старых простыней и полотенец, а платья и рубашки для старших детей шили из занавесок. Вязальных ниток больше не продавали, поэтому женщины из поместья Бельканто снова стали прясть. У некоторых старух отыскались маленькие переносные прялки, которые можно было носить, зажав под мышкой, и они ходили с фермы на ферму, постоянно вращая между пальцами веретено. Одна из старух, чья-то прабабка, на голову ниже Тессы, с лицом, сморщенным, как скорлупа грецкого ореха, научила ее прясть. Тесса обнаружила, что есть нечто гипнотическое в плавном вращении веретена, в том, как пушистая мягкая овечья шерсть превращается в нить.
Союзнические самолеты все чаще пролетали над поместьем. Некоторые дети как зачарованные глядели в небо, но Томмазо с диким воем бросался в свое укрытие в живой изгороди. Иногда до них доносилось эхо взрывов, но само поместье ни разу не бомбили.
Вернувшись на виллу жарким летним вечером после поездки во Флоренцию, Фаустина отбросила с лица липкие пряди мокрых от пота волос и бросилась в кресло. Подол ее платья был белым от пыли.
— Я страшно устала, — сказала она. — Сидя здесь, мы даже не знаем, что происходит в стране на самом деле, лгут нам или говорят правду. Как понять, что в действительности творится вокруг?
Тесса налила в бокалы холодного белого вина и протянула один Фаустине.
— А что во Флоренции?
— Обстановка очень напряженная. Может случиться все что угодно. Пару дней назад были волнения. Маддалена постарается уехать как можно скорее.
— Как она?
— Нормально — и она, и Лючиелла. Правда, она сильно встревожена. Ее отцу приходится скрываться. Продукты, которые я привезла, оказались очень кстати. — Фаустина сунула руку в карман, вытащила оттуда смятый листок бумаги и протянула его Тессе. — Самолеты союзников разбрасывали их над городом.
Тесса развернула листовку и вслух прочла:
— Если бы все было так просто: выгнать одну армию и встретить другую.
Фаустина раздраженно фыркнула.
— Боже, как мне надоели мои волосы! — Резким движением она отбросила их с лица. — Все, я немедленно их остригу.
Она покопалась в сумке и вытащила оттуда маникюрные ножницы.
— Фаустина, не надо!
— Почему это? Я ношу их только потому, что мама считает, будто незамужние девушки должны обязательно ходить с длинными волосами. Так смешно и старомодно! Надо было их остричь сто лет назад.
— Если ты говоришь серьезно, то давай я тебя постригу, — сказала Тесса, протягивая руку за ножницами. — Только не этими.
— Какая разница? Я предпочла бы вообще обрить голову, как мы делаем детям со вшами.
Тесса отправилась за расческой и портновскими ножницами. Идя по темным прохладным коридорам виллы к своей спальне, она думала о листовке, которую принесла Фаустина.
Тесса усадила Фаустину на табурет и стала расчесывать ей волосы.
— Стриги как можно короче, — сказала Фаустина.
— Я постригу так, чтобы тебе шло. Расскажи, что тебе удалось узнать во Флоренции.
— Одни только слухи. Что произошел государственный переворот, что где-то коммунисты
