— Вы знаете собственного кузена, — хмуро проговорил Келл. — Что вы сами думаете?
На это мог быть только один ответ.
— Думаю, да, — уверенно ответила Бетти. — Чтобы Лайл старался для умирающего старика… — Она покачала головой. — Он мог делать это только ради одного — ради денег. — Она вздохнула и с вызовом посмотрела в глаза Келла. — Итак, вы похитили меня, чтобы наказать Лайла. Я начинаю понимать.
— Все намного проще. — Келл Халлам поднялся и посмотрел на горы вдали. — Или ясней, если хотите. Все имущество Кристины и Ричарда после их гибели отошло Оливеру Бромли. Отправившись искать Кати, я наткнулся на чиновника, который отсылал это имущество. Это был очень порядочный служащий — он сам разыскивал Оливера и следил, чтобы Кати была обеспечена. Так вот, он сказал мне, что дом был полон вещей. Кристина, несмотря на переезды, отличалась запасливостью. Были фотографии — множество альбомов — и полные сумки личных вещей. Тот служащий переслал все Оливеру Бромли, когда Кати поместили в приют, и я попросил своего адвоката написать письмо от имени Кати с просьбой вернуть их.
— И вернули? — Бетти проглотила ком в горле, уже зная ответ. Лайл был из тех детей, которые любят отрывать крылья у мух, чтобы наблюдать, как они страдают. Для него разбираться с имуществом старика, беречь фотографии… семейные реликвии… Нет.
— Вы сами догадались, — проговорил Келл, наблюдая за лицом Бетти. — Вы знали, за какого человека выходите замуж. Мэйбери послал моему адвокату краткое письмо с заявлением, что Кати не имеет прав ни на что. Как только имущество старика стало бы его по закону — если бы он женился на вас, — все имеющее ценность пошло бы с молотка, а остальное — в огонь. Он написал, что сообщит нам об аукционе и Кати сможет торговаться на общих основаниях.
Бетти представила, как Лайл пишет письмо. Она словно видела это воочию. Несомненно, он был безмерно рад. Раздавить хрупкое создание…
— И это самое письмо… — непримиримо проговорил Келл, — это самое письмо обойдется ему в два миллиона долларов. Я видел приют, в который он отправил Кати. Это ужас. Ни один человек не говорит по- английски. Кати всем только мешала. Хотя были места куда лучше и совсем немногим дороже. А потом у вашего драгоценного Мэйбери попросили фотографии, чтобы ребенок мог вспоминать свою мать. Я был так взбешен его ответом, что решил оспорить завещание от имени Кати, но мой адвокат, изучив завещание, сказал, что есть способ лучше. Как единственный живой родственник Бромли, Кати получает не только фотографии, если Лайл не женится, — и я сделаю все, что в моей власти, чтобы мистер Мэйбери не получил ни цента. Мой адвокат сказал, что в качестве опекуна Кати я могу обеспечить также старую экономку Бромли и его управляющего фермой, поскольку Кати имеет перед ними семейные обязательства — но подобных обязательств не существует для Мэйбери.
Келл вздохнул и покачал головой, затем повернулся к Бетти.
— Итак… я ограбил вашего жениха на два миллиона долларов. Вы… вы будете обвинять меня?
— Конечно, я не обвиню вас, — ответила Бетти и, поднявшись, последовала за Келлом к краю веранды. Она осторожно положила руку на его голое плечо и ощутила теплую волну под своими пальцами. — Поверьте мне, я не знала. Даже не представляла…
— Я это вижу. — Келл отодвинулся и посмотрел на Бетти в лучах заходящего солнца. — Какой я был дурак! Как мог подумать, что вы с ним заодно! Но какого черта вы согласились выйти за него замуж?
— Я уже говорила. От отчаяния.
— Неужели жизнь нескольких валлаби и опоссумов стоят брака с этим человеком?
— Думаю, да, — бесстрастно ответила Бетти. — С тех пор как мои родители погибли, я могу полагаться только на своих животных. Наверное, для вас они — пустое место, но для меня… Да, их жизнь для меня стоит любых усилий. Мистер Халлам, есть вещи, которые стоят дороже денег, — ради нескольких фотографий вы сами рискуете тюремным заключением за похищение. Или вы этого не знаете?
— Знаю, — хмуро проговорил он. — Я все взвесил — и решил, что мой гнев слишком велик, чтобы смириться.
— А что будет с Кати, если вас посадят в тюрьму?
Келл покачал головой, и все та же тяжелая усталость легла на его лицо.
— Бог знает. — Он покачал головой. — Приемные родители? Она здесь несчастна, и я не представляю, что делать. Она не…
Он остановился на полуслове, и Бетти нахмурилась.
— Что «не»? — Она склонила голову набок и поджала губы. — Вы мне сказали, что Кати немая. Откуда вы это взяли?
— Она вправду немая, — нахмурился Келл. — Не говорит ни слова.
— Она говорила со мной.
— Вам приснилось, — хмуро возразил Келл. — Она не говорит. Она не произнесла ни слова, пока была в сиротском приюте. Как я уже сказал, там никто не говорил по-английски, но некоторые воспитатели пытались общаться с ней и сказали, что не слышали от нее ни звука. Ни разу. И мне она не сказала ни слова за все три недели, что живет здесь.
— Она разговаривала со мной, — твердо сказала Бетти. — Сказала, что скучает по маме.
Келл изумленно уставился на нее.
— Еще она сказала, что мать звала ее Колокольчик и подарила ей передничек, который она носит. Что мама сама сшила его на швейной машинке.
Гробовая тишина.
В доме ребенок упорно занимался кубиками. Пощелкивание детских кубиков в вечерней тишине казалось оглушительным.
— Моя мать шила, — сказал наконец Келл. — Она была прекрасная швея, а Кристина… даже в семь лет Кристина помогала ей. Помню, как они обе сидели за швейной машинкой. Уже тогда мать научила Кристину шить простые вещи. — Он глубоко вздохнул. — А передник… Кати была в нем, когда ее отправили в приют. Там положено одеваться в приютскую одежду, но Кати носила его, как другой ребенок носил бы плюшевого медвежонка. И когда я привез ее сюда — в первое же утро, — она надела его и носит постоянно. Я снимаю этот передничек, пока она спит, и стираю. Тряпка почти разваливается, но Кати ни за что не расстается с ней.
— Нельзя винить ее, — тихо сказала Бетти. — Это единственная вещь, которая связывает ее… — Она покачала головой. — О, Келл… мистер Халлам… мне так жаль. Мне так жаль!
— Здесь нет вашей вины, — хрипло проговорил Келл. — Ваш кузен лгал, а вы ему верили. И пока он не женат, ущерб восполним.
— Возможно, уже невосполним, — прошептала Бетти. — Наверное, невосполним. Как мог Лайл бросить маленькую девочку одну? Как мог предать ее? — Пальцы Бетти сжались в кулаки. — Я бы… я бы… — Она взглянула, на Келла и обнаружила, что он с любопытством разглядывает ее. Бетти покачала головой, словно стряхивая с себя дурной сон. — Вы… вы неплохо наказали его, однако. — Она запнулась. — Я имею в виду, лишив его… этих двух миллионов. Для Лайла держать в лапах такие деньжищи — и потерять их… невозможно придумать лучшего наказания. Ничто не ударит его больней. — Она задумалась. — Вы уверены, что он сейчас не получит наследства? Что нет обходных путей?
— Я заставил своего адвоката проверить и перепроверить, — проговорил Келл. — Чтобы заключить брак в Австралии, необходимо подать заявление за четыре недели. Исключений быть не может. Меньше чем через две недели вашему кузену исполняется тридцать, и из-за канцелярской волокиты ему не выехать за границу, чтобы найти «быструю» невесту, — мы проверяли. В завещании Бромли все написано предельно ясно. Там поставлено одно условие — мой адвокат подозревает, что старик был слишком болен, чтобы отдавать отчет в своих действиях, — но что написано пером… «Все, чем я владею, завещаю Лайлу Мэйбери при условии, что он будет официально женат к своему тридцатилетию». Сказано предельно ясно, и если он не будет женат, завещание теряет силу и Кати наследует все.
— А если что-нибудь случится с Кати? — медленно спросила Бетти, снова взглянув на ребенка. Ее безжалостный кузен снова предстал перед глазами, и Бетти непроизвольно вздрогнула. — Если бы Кати умерла в том приюте…
— Наверное, на это и надеялся Мэйбери, — проговорил Келл. — Но и в этом случае у него нет никаких шансов. Если он не будет женат, жива Кати или нет, деньги уходят под государственную опеку. Мэйбери не
