Кроме пирамидальных храмов, известных во всем мире, майя оставили после себя поразительно точные астрономические таблицы, а также календарь, в основе которого лежала странная, скорее всего, мифическая начальная дата — 13 августа 3113 года до нашей эры. Календарь был рассчитан почти на целую вечность и прост в использовании: отсчитывалось количество дней, прошедших с этой даты.
Несмотря на свою древность, календарь майя удивительно точен. По расчетам современных ученых, продолжительность одного солнечного года на планете Земля составляет 356, 2422 дня. Майя называли значение в 365, 2420 дня. Разница — две десятитысячные! Чтобы получить такое точное значение, надо изучать поведение планет не менее десяти тысяч лет подряд.
Майя считали, что Вселенная существует в рамках Великих циклов. Вот они: «хааб» — один год, 365 дней, «тун» — 360 дней, «цолькин» — 260 дней. В неделе содержалось 13 дней. В «священной» неделе — 9 дней. Важный цикл в 394 года назывался «бактун». Тринадцатый «бактун» как раз и истекает через два года, в 2012 году.
Кроме «бактуна» существовали еще временные промежутки в 7885 лет — «пиктун», 158 тысяч лет — «калабтун», в 3 миллиона лет — «кинчилтун» и в 63 миллиона лет — «алаутун». Майя считали, что в течение того Великого цикла, в который им посчастливилось жить, а именно: с 3113 года до нашей эры и до 2012 года нашей эры, историей человечества управляет некий луч, исходящий из ядра Галактики. Сквозь этот луч проходят и Земля, и Солнце. Этот луч подобен лучу маяка, подающему сигнал кораблям в ночи. Земля попала в этот луч 13 августа 3113 года до нашей эры и покинет его 21 декабря 2012 года. Этот луч майя называли еще Пятым Солнцем.
Жрецы майя считали, что с момента сотворения человека минуло уже четыре Солнца. Сменились четыре человеческие расы, и все они погибли во время великих катаклизмов, причем лишь немногие люди остались в живых для того, чтобы поведать потомкам, что произошло.
Первое Солнце человечества длилось 4008 лет. Цивилизация была уничтожена землетрясениями. Второе Солнце длилось 4010 лет, и человечество было уничтожено ураганами. Третье Солнце длилось 4081 год и закончилось «огненным дождем», который пролился из кратеров огромных вулканов. Четвертое Солнце, длившееся 5026 лет, погибло в водах Всемирного потопа.
Сегодня мы живем в последние годы Пятого Солнца. Этот период майя еще называли Солнцем движения, поскольку предполагалось, что в конце этой эпохи произойдет некое движение планеты Земля, возможно, изменение ее орбиты. В 2012 году наступит «конец света». Так или иначе, человечество, каким мы его знаем сегодня, завершит свой жизненный путь. Возможно, для того, чтобы его продолжили новые, лучшие люди в своем Шестом Солнце.
Что ж, возможно, так оно и было. Ну, то есть в том смысле, что у майя был именно такой календарь. Мы тоже пользуемся днем рождения Христа для того, чтобы отсчитывать дни от этой даты. Впрочем, для газеты эта статья была все-таки весьма странной. В ней не нагнеталась паника по поводу конца света, никто не потрясал в воздухе сенсационными, «жареными» фактами. Проще говоря, статья была рассчитана явно не на массового читателя. Массовому читателю мало дела до того, сколько лет составлял какой-то там «алаутун» в календаре майя. Массовый читатель жаждет пощекотать себе нервишки, отвлечься в метро по дороге с работы домой или полежать на диване, полистывая газету перед включенным «ящиком», — того, что нынче называется «отдохнуть».
Я перечитал статью еще раз. И только затем обратил внимание на подпись под статьей. Автора звали Инн Лакешчи, доктор исторических наук, профессор университета из Варшавы. Как говорила девочка Алиса у Льюиса Кэрролла, вокруг становилось «все чудесатее и чудесатее». Зачем польскому историку с сербской фамилией печатать статью о календаре майя в местной французской газетенке?. И вдруг меня озарила догадка. Я поручил Софи немедленно кое-что проверить. И спустя час я получил подтверждение тому, что догадка моя была верна: в тот день в местных газетах почти всех европейских столиц была напечатана эта статья. Менялся только язык, на котором она была написана. Медлить было нельзя. Я чувствовал, что от этого напрямую зависит ход моего дальнейшего расследования. Я и так топтался на месте слишком долго, боясь поверить в самые смелые свои догадки, которые на поверку оказывались правдой. Я тут же позвонил в Варшаву своему давнему знакомому и попросил выяснить, где и когда я смогу увидеть профессора Аакешчи из Варшавского университета. Этот мой знакомый — из флегматичных, ничему уже не удивляющихся полицейских— пообещал разузнать все для меня к сегодняшнему ужину. Меня это устраивало — завтракать на следующий день я собирался уже в каком-нибудь польском кафе.
В первые же минуты общения с руководителем Департамента Латиноамериканских стран Варшавского университета, профессором Инн Лакешчи, я понял, что дело давно уже приняло куда более серьезный оборот и совсем не похоже на обычную «желтушную» статейку в парижской газетенке.
— Ведь так? — поинтересовался я.
— Совершенно верно, — ответила Лакешчи, не улыбаясь. — Такими вопросами люди просто так не интересуются. Зачем вы выясняли, в каких газетах была опубликована эта статья? Зачем вы ею интересовались? Только не говорите мне, что вы исследуете европейскую прессу. Я уже знаю, месье Кассе, книги какого рода вы пишете и какой репутацией пользуетесь.
По ее тону было совершенно непонятно, считает ли она мою репутацию чем-то постыдным или же наоборот. Я помолчал, раздумывая над своим ответом. Похоже, все козыри в тот момент были явно не в моих руках. Поэтому я вздохнул и сказал, что пишу книгу о 2012 годе. О кризисе, о пандемиях гриппа и о конце света. Пока я говорил, моя собеседница продолжала очень внимательно и спокойно меня разглядывать. Но когда я упомянул о том, что свое расследование начал после того, как прочел статью Станковски о кризисе, Лакешчи резко переменилась в лице.
— Стойте, — воскликнула она. — Откуда вы его знали?
— Кого? — удивился я.
— Станковски. Вы его знали? Когда вы с ним познакомились? Что он вам говорил? — Она вся подалась вперед в ожидании моего ответа.
— Я не знал его. И. . более того, никогда бы не узнал, если бы меня не обвинили, что я его убил.
— Убил? — Моя собеседница была поражена этими словами. — Так он пропал без вести? Мертв?
— Мертв, — подтвердил я, пытаясь придать своему голосу выражение сочувствия. Возможно, Лакешчи знала экономиста и мои слова ее огорчили. Но, к моему удивлению, она вскочила из-за стола, за которым сидела, и оказалась не намного выше груды наваленных на него книг.
— Мертв? — переспросила она в волнении. — Прекрасная новость! Это был самый отвратительный, самый подлый и опасный мерзавец из всех, кого я знала, прости меня Господи. Вы принесли добрую весть, месье Кассе. Признаться, я была бы даже рада, если бы вы действительно убили его. — Она с облегчением рассмеялась. — Мы бы с вами тогда тотчас же подружились. Но простите мне мои шутки. Сейчас я попрошу принести нам кофе и расскажу вам то, что вы хотите знать.
— Почему вы такого мнения о Станковски? — спросил я, когда были закончены все кофейные церемонии, к которым хозяйка кабинета относилась, судя по всему, весьма серьезно.
— Потому что он подлый и двуличный человек, — сказала Лакешчи, нахмурясь. — Был, — добавила она.
— Странно, — сказал я, — мне так не показалось.
— Вы же его не знали.
— Не знал. Но я познакомился с теми, с кем он. . сотрудничал. И они показались мне весьма достойными людьми.
— Вполне возможно, — согласилась профессор. — Но это всего лишь означает, что он и их виртуозно обманывал. Станковски работал на какую-то малоприятную тайную организацию. Судя по всему, что-то вроде ЦРУ в Штатах. И если его действительно убили, то я уверена, что без этих людей тут не обошлось. Наверняка он со своим скверным характером перешел им дорожку. Или пригрозил, что раскроет какие-то их секреты. Возможно, даже что-то кому-то рассказал, чтобы припугнуть их поосновательнее. Вот они и убрали его. Чтобы не болтал. А он думал, конечно, что он такой крутой и его никто не посмеет и пальцем тронуть. Но не тут-то было. Человек смертен, и чаще всего смертен очень внезапно.
— Откуда вы знаете, что он работал на тайную организацию?
— Я многое знаю о нем, несмотря на то что мы. . — Лакешчи замялась. — Несмотря на то что мы с
