Vremena goda

— Дуэль с евреем? — презрительно усмехается Лаецкий. — Больно много чести.

— Я — русский офицер, прапорщик Белой армии. А вы, юноша, — шпак, кусок штатского мяса. Или деремся на дуэли, или я вас просто отшлепаю. Выбирайте.

Теперь Давид изображает уже не доброго доктора, а спесивого офицерика. Он не принимает Лаецкого всерьез, фашист в теннисном костюме его забавляет. Я начинаю паниковать. «Союз мушкетеров» — организация отнюдь не опереточная. По слухам, у этих типов на счету есть даже убийства, ни одно из которых так и не раскрыто полицией.

Эту стычку нужно немедленно прекратить! Нужно переориентировать ярость Лаецкого на себя. Уж я потом, с помощью Сабурова, сумею обуздать этого кретина.

[В двадцать семь лет я еще не знаю: когда мужчины петушатся, вмешиваться нельзя — выйдет только хуже.]

В руке у меня чехол с ракеткой. Я резко поворачиваюсь, будто увидела в стороне что-то очень интересное. Деревянный обод моего 13-дюймового «уимблдона» попадает Лаецкому точнехонько по ширинке его белоснежных брюк.

Чудесный сочный звук. Предводитель мушкетеров, утробно рыкнув, хватается за ушибленное место, и сгибается пополам.

— Простите, я такая неловкая, — говорю я светским тоном.

— Сука! Жидовская подстилка, — сипит Лаецкий. Лицо у него белое.

Давид замахивается, но удара не наносит — не хочет бить беспомощного. Вместо этого он крепко берет меня за локоть и тащит прочь.

Улыбки больше нет, глаза сверкают.

— Ты опять за свое? Перестань меня защищать! — говорит он сквозь зубы. — Никогда — слышишь, ни-ко-гда больше так не делай, иначе я с тобой раззнакомлюсь!

— Хорошо. Больше не буду, — говорю я кротко и делаю слоновью попытку изобразить милую женскую беспомощность. — Я так испугалась! Уведи меня отсюда.

Вот это ему нравится. Давид покровительственно приобнимает меня за плечи и ведет обедать.

Передо мной открываются новые горизонты. Я провела его! Это оказалось нетрудно!

[Не странно ли? Я всегда — и в молодости, и потом — придавала большое значение уму людей, с которыми общалась, а про Давида и сейчас не знаю, умен он был или нет. Уж во всяком случае не титан мысли. Но это почему-то меня не трогало. Как толстовская Наташа, он не удостаивал быть умным. Само понятие «ум» в его присутствии как-то вдруг утрачивало всю свою важность. Когда я была с Давидом, мне не хотелось умничать. Мне просто хотелось быть с ним. Я словно переставала отбрасывать тень, разомлевала от тепла и света, глупела, разнеживалась и разве что не урчала по- кошачьи. Господи, до чего же мне было с ним хорошо! Если начать рассказывать, если пытаться объяснять, что именно казалось мне таким уж волшебным, ничего не получится. Меня выслушали бы да пожали плечами: ну и что особенного?

Но мне не нужно никому ничего объяснять. Достаточно на миг открыть любую страничку того июня или июля.]

Например, вот эту.

Всё так же жарко. Мы прокатились по Сунгари на яхте, поднимаемся на причал. Давид подает мне руку. Я, изображая неловкость и даже неубедительно ойкая, даю вытянуть себя из лодки.

— У тебя ресничка выпала.

Он показывает на мое веко.

— Где? Пробую ее снять.

— Дай-ка я.

Облизывает палец, легким движением касается моего глаза.

— Елка-елка, не роняй иголки.

От прикосновения я вздрагиваю. Чувствую, что лицо заливается краской. Чтоб не выдать себя, грубо отбрасываю его руку.

Давиду нравится меня дразнить, он смеется.

— Спасибо, что не укусила!

Мое веко пылает, будто влажный палец прижег кожу огненным тавром.

Насущные задачи деятельности по профилактике болезни Альцгеймера

— Рыбка не спит.

На лицо древней старухи легла рука, ощутила трепет ресниц.

— Рыбка хочет сказку.

Шелест страниц.

Скрипучий голос без выражения, без интонаций, начинает монотонно читать — со второй строчки. Чтец всегда пропускает названия статей. Ему категорически не нравится крупный шрифт.

«Речь на открытии Шестого международного благотворительного форума корпоративных спонсоров в Лозанне.

Дамы и господа, многоуважаемые спонсоры. В своем коротком выступлении я намерен суммировать факты, каждый из которых большинству из вас хорошо известен, а также обозначить направления нашей исследовательской деятельности, нуждающиеся в первоочередной поддержке.

Как вам известно, фонд, который я имею честь возглавлять, занимается изучением тяжелого дегенеративного заболевания мозга, которое впервые было описано в 1906 году немецким психиатром Алоисом Альцгеймером и с тех пор носит его имя. Как правило, эта болезнь обнаруживается у людей старше 65 лет, однако в редких случаях она начинается и в более раннем возрасте.

Вплоть до настоящего времени наукой не выявлены причины болезни и механизм ее развития. По сути дела то, чем занимается практическая медицина в этой области, сводится к аккумулированию и регистрации сведений о прохождении патологического процесса в каждом конкретном случае.

Известно, что в ходе болезни мозг пациентов подвергается микроскопическим изменениям: в нем образуются внеклеточные отложения протеина, так называемые амилоидные бляшки, и внутриклеточные волокнистые скопления протеина — нейрофибриллярные сплетения. Число нервных клеток уменьшается вследствие их отмирания, передача импульсов от клетки к клетке ослабевает и затем прекращается, поэтому мозг оказывается не в состоянии полноценно функционировать, что разрушительным образом сказывается на личности человека, его поведении и общем состоянии. При этом больше всего оказываются поражены височная и теменная области, а также лобная кора, то есть зоны, ответственные за обучение и память. Поскольку погибшие нервные клетки не регенерируются, болезнь причисляется к разряду неизлечимых. Всё, на что мы сегодня способны, это замедлить ее течение, о чем я скажу чуть подробнее дальше.

Сначала несколько слов о ходе заболевания.

Оно делится на четыре стадии.

Первая, так называемая „предеменция“, прежде всего затрагивает свежие слои памяти и способность воспринимать новую информацию. Человек хуже соображает, утрачивает способность к абстрактному мышлению, делается рассеян и апатичен.

На второй стадии, стадии ранней деменции, способности памяти продолжают деградировать. Встречаются симптомы апраксии, то есть двигательных нарушений, и афазии, то есть нарушения связной речи. Однако больной еще помнит основные факты своей биографии и сохраняет остатки здравого смысла.

На третьей стадии — умеренной деменции — человек начинает путать слова, разучивается читать и писать, перестает узнавать хорошо знакомых людей. Нарушается координация тела. Характерны элементы бреда, ложной самоидентификации. Старики часто уходят из дома и потом не могут вернуться. Исчезают