Когда Всемирная выставка 1851 года возвестила о новой эре воинственных устремлений, первая война из этой новой серии не привела к решающим результатам ни на поле сражения, ни в области политики. И тем не`11 менее из убожества и тупости Крымской войны мы можем, по крайней мере, извлечь негативные уроки, и главный среди них — бесплодность прямого воздействия. Когда генералы надевали шоры, было в порядке вещей, чтобы адъютанты бросали легкую бригаду прямо под русские пушки. В британской армии прямолинейность, которая царила повсюду, была настолько предельно педантичной и непреклонно официальной, что приводила в замешательство французского командира Канробера до тех пор, пока несколько лет спустя он не побывал на придворном балу. И тут его осенило, и он воскликнул: «Да ведь британцы воюют так, как Виктория танцует!» Но русские, к счастью, были настолько пропитаны этим инстинктом прямоты, что, когда они все же попытались применить маневр, полк, прошагав весь день, в конце концов, очутился опять лицом к Севастополю, как и прошедшим утром.
Изучая наводящие тоску свидетельства Крыма (взгляд англичан, не вылезавших из отхожих мест из- за дизентерии и холеры. — Ред.), мы не можем не заметить, хотя его значение и не следует преувеличивать, факт, что за сорок лет, которые прошли с Ватерлоо, армии Европы стали обретать черты все более четкого профессионализма. (В тяжелейшей для России Крымской войне (1853–1856) ей противостояли Англия, Франция, Турция, Сардинское королевство. Угрожающую позицию заняли Австрийская империя, Пруссия, Швеция. Активные боевые действия велись в Крыму, на Кавказе, на Дунае, а на морях — в Черном море, на Балтике, на Белом и Баренцевом морях, на русском Дальнем Востоке. Потери русской армии убитыми, умершими от ран и болезней составили 153 тысячи, а ее противников 156 тысяч (французов 96 тысяч, англичан 23 тысячи, турок 35 тысячи, итальянцев 12 тысяч). Особенно косили союзников болезни. Из 2 тысяч погибших итальянцев только 28 человек было убито и умерло от ран. Англичан погибло от болезней 18 тысяч, французов 74 тысячи. Основная причина — антисанитария и сопутствующие ей болезни — дизентерия, холера, брюшной тиф. Русских погибло от болезней 102 тысячи (то есть две трети), а вот турок 18 тысяч (всего половина от общего числа). К числу потерь врагов России можно отнести и 35 тысяч умерших от болезней в австрийской армии, отмобилизованной и готовой ударить по русским войскам. Войну России пришлось завершать унизительным Парижским миром, а председательствовал на Парижском конгрессе Ф. Валевский — сын Наполеона I (как символ реванша). — Ред.) Значение этого факта — не аргумент против профессиональных армий, а иллюстрация скрытых опасностей профессиональной среды. Эти опасности неизбежно возрастают на более высоких уровнях и с продолжительностью службы, если только на них не воздействует живительное прикосновение внешнего мира и мышления. С другой стороны, ранним этапам американской Гражданской войны 1861–1865 годов было суждено раскрыть слабость непрофессиональной армии. Обучение жизненно необходимо для того, чтобы выковать эффективный инструмент, которым военачальник мог бы действовать. Долгая война или короткий мир создают самые благоприятные условия для производства такого инструмента. Но в этой системе есть дефект, если такой инструмент превосходит художника. В этом, как и в других аспектах, американская Гражданская война 1861–1865 годов является яркой противоположностью. Военные руководители, особенно на Юге, были в основном укомплектованы из тех людей, кто сделал оружие своей профессией, но военная служба в большинстве случаев перемежалась промежутками гражданской службы или отдыха для индивидуальной учебы. А плац для парадов не являлся ни питательной средой, ни пределом их стратегических идей. Тем не менее, несмотря на освежающую широту обзора и обилие источников, в которых могла быть сформулирована местная стратегия, крупными операциями поначалу руководила привычная цель. В начальный период военных действий противоборствующие армии искали друг друга в прямом наступлении, и решительных результатов достигнуто не было, как это было в Вирджинии и в Миссури. Затем Маклеллан, назначенный главнокомандующим войск северян, в 1862 году замыслил план использования морской мощи для переброски своих войск на вражеский стратегический фланг, а не в тыл. Если это, несомненно, имело более богатые перспективы, чем прямое наступление по суше, похоже, это было задумано больше как средство для более короткого прямого продвижения на Ричмонд, вражескую столицу, чем как непрямое действие в его истинном смысле. Но эти перспективы были развеяны нежеланием президента Линкольна брать на себя рассчитанный риск, вследствие чего он удержал корпус Макдауэлла для прямой защиты Вашингтона и тем самым лишил Маклеллана не только части его сил, но и возможности выполнить меры по отвлечению, что было важно для успеха его плана. А посему после высадки на берег он потерял месяц перед Йорктауном, и план пришлось изменить на наступление по сходящимся направлениям или полупрямое воздействие вместе с войсками Макдауэлла, которому было разрешено продвигаться только по суше по прямой линии между Вашингтоном и Ричмондом. Затем, однако, непрямые операции Stonewall («Каменной стены») твердокаменного Джексона в долине Шенандоа оказали такое моральное влияние на правительство в Вашингтоне, что Макдауэллу вновь было запрещено принимать участие в главном наступлении. И даже в этих условиях передовые части войск Макдауэлла были в четырех милях от Ричмонда, готовые к финальному броску до того, как Ли накопит достаточно сил, чтобы вмешаться. И даже после тактической неудачи Макдауэлла в Семидневном сражении (26 июня — 2 июля 1862 г.) у него оставалось стратегическое преимущество, возможно, даже большее, чем ранее, потому что нарушение его плана флангового марша не помешало ему переместить свою базу южнее, к реке Джеймс, и этим он не только обезопасил собственные линии коммуникаций, но и очутился в угрожающей близости от вражеских коммуникаций, тянувшихся на юг из Ричмонда. Но это преимущество было утрачено из-за смены стратегии. Галлек, назначенный из политических соображений главнокомандующим, по иерархии выше Макдауэлла, приказал армии Маклеллана вновь подняться на борт кораблей и отойти на север, чтобы соединиться с армией Поупа для прямолинейного наступления по суше. Как часто бывает в истории, прямое удвоение сил означает не удвоение, а ополовинивание эффекта за счет упрощения, сокращения для врага опасных направлений, откуда следует ожидать удара. И все-таки стратегия Галлека представляет очевидную интерпретацию принципа концентрации — и тем самым обнажает подводные камни, которые скрываются за поверхностным использованием этой популярной панацеи от всех военных бед. Неэффективность стратегии прямого воздействия, которая царила всю вторую половину 1862 года, была надлежащим образом подтверждена кровавым отражением наступления при Фредериксберге 11–13 декабря (72 тысячи южан разбили здесь 113 тысяч северян. — Ред.). А продолжение этой стратегии в 1862 году не помогло приблизиться к Ричмонду, а, напротив, привело к вторжению сил конфедератов на северные территории, за которым последовал провал наступления армии Союза. В свою очередь, прямое вторжение южан было отражено при Геттисберге (1–3 июля 1863 г.), и под конец года обе армии очутились на своих первоначальных позициях, обе настолько обескровленные, что сил хватало только оскалить зубы друг на друга через реки Рапидан и Раппаханнок. Важно заметить, что в этих кампаниях по методу прямого воздействия преимущество как таковое оказывалось на чаше весов той стороны, которая стояла в обороне, удовольствуясь тем, чтобы отразить атаку противника. Дело в том, что в таких стратегических условиях оборона просто потому, что при ней стараются не тратить сил впустую, имеет по определению менее прямую форму из двух прямых стратегий.
Отражение наступления войск генерала Ли при Геттисберге в июле 1863 года общепринято считать